Бхакти Викаша Свами

Взгляд на традиционную Индию

Совершите путешествие в настоящую Индию. Откройте для себя сокровенную тайну ее жизни, ее мудрость и святость. Познакомьтесь с людьми, выросшими в атмосфере духовности и чистоты. Узнайте, как это сказалось на их характере и повлияло на их жизнь. Узнайте также о последствиях технологического прогресса, об упадке традиционной культуры и других причинах деградации современной Индии.

Эта книга расскажет вам об идеальной семейной жизни, о гармоничных взаимоотношениях между представителями разных сословий, о неординарной образованности, об умении жить просто и мыслить возвышенно, о том, как жить в согласии с Богом и природой, об отношении индийцев к женщине и о многом другом.

 

Посвящается преданным,

последовавшим наставлению

Шрилы Прабхупады

вести простую жизнь,

обрабатывая землю.

Содержание

Об авторе

Мои собеседники

Предисловие

Деревенская жизнь в Бангладеш

Воспоминания Бхакти Викаши Свами

Я вырос на земле Джаганнатхи

Беседа с Браджа Хари дасом

В гостях у Локанатхи Свами

Выдержки из бесед во время утренних прогулок с Махараджем

Стрелы, обезьяны и манго

Беседа с Нармадой Свами

Детство в атмосфере преданности

Беседа с Р. Ранганатханом

Возврат к духовности или гибель

Беседа с Расараджа дасом

Приложение 1

Праздничное шествие

Приложение 2

Письмо в журнал «Тайм»

Приложение 3

Шрила Прабхупада о традициях и культуре Индии

Об авторе

Бхакти Викаша Свами родился в Англии в 1957 году. В 1975 году он присоединился к ИСККОН. Он получил духовное посвящение у Его Божественной Милости А.Ч. Бхактиведанты Свами Прабхупады, ачарьи-основателя ИСККОН (Международного Общества Сознания Кришны).

Бхакти Викаша Свами является автором ряда журнальных статей и книг, опубликованных на нескольких языках.

В настоящее время он живет в Индии, где много путешествует и проповедует учение сознания Кришны на трех языках — английском, хинди и бенгали. Он также проповедует в других странах.

Мои собеседники

Браджа Хари дас присоединился к ИСККОН в 1984 году. На протяжении ряда лет он возглавлял бомбейскую группу распространителей книг, показывавшую в свое время небывалые результаты, после чего стал одним из руководителей храма. В настоящее время является главным управ­ляющим знаменитого храма ИСККОН в Джуху (Бомбей), где его ценят за исполнительность, смирение и умение сохранять спокойствие и благоразумие даже в самых трудных ситуациях. Браджа Хари — ученик Его Святейшества Джаяпатаки Свами.

Локанатха Свами не нуждается в представлении для преданных ИСККОН. Будучи одним из первых индийских преданных, Локанатха Свами известен во всем мире как организатор Падаятр (праздничных шествий) в более чем в 100 странах, а также как главный организатор праздно­вания столетия Шрилы Прабхупады в 1996 году. Локанатха Свами по-прежнему много путешествует, проповедует, пишет книги и проводит вдохновенные киртаны, которыми он известен по всему миру. Кроме того, он является министром социального развития ИСККОН.

Нармада Свами в 1976 году в возрасте 48 лет оставил автомобильный бизнес и, удалившись от семейных дел, посвятил себя поискам смысла жизни. Он присоединился к ИСККОН в 1981 году, а в 1985 принял санньясу (отреченный образ жизни). В настоящее время он является генеральным директором издательства Бхактиведанта Бук Траст в Бомбее, а также одним из его попечителей.

Р. Ранганатхан, родившийся и выросший в Южной Индии, в семье вайшнавов Шри-сампрадайи, ныне живет в Дубае, где работает главным управляющим одной из международных компаний. Незадолго до выхода в свет этой книги Р. Ранганатхан вместе со своей женой и старшей дочерью принял духовное посвящение в линии Гаудия вайшнавов у Бхакти Викаши Свами и теперь носит имя Ранганатхи даса.

Расараджа даса (Рави Гоматам, доктор наук) также происходит из южно-индийской вайшнавской семьи. В 1974 году получил степень магистра наук в Научно-Технологическом Институте Бирлы (штат Раджастан) и стал работать в авиакомпании Айр Индия в Бомбее. В 1977 году эмигрировал в Америку, где занимался разработкой компьютерных технологий для Дженерал Моторс, Форд и других крупных компаний. Вскоре он разочаро­вался в американском образе жизни и, вдохновленный книгами Шрилы Прабхупады, в 1980 году присоединился к ИСККОН, отказавшись от серьез­ного продвижения по служебной лестнице. Сейчас он возглавляет Институт Бхактиведанты (научного и образовательного отделения ИСККОН). Докторская степень была получена им в результате успешной работы в области квантовой механики на основе теорий Эйнштейна и Бора. Он также организовал при содействии специалистов Научно-Технологического Института Бирлы первую и единственную в мире программу исследований в области человеческого сознания, представляющих собой новое направление современной науки и затрагивающих такие дисциплины как неврология, квантовая физика, проблемы создания искусственного интеллекта, молекулярная биология и когнитивная философия. Среди его многочисленных публикаций — сборник статей на тему синтеза науки и религии, в составлении которого принимали участие многие видные ученые, включая шесть лауреатов Нобелевской премии. Во многих странах Расараджа дас давал лекции на тему «Веды и современная наука», а также рассказывал о духовном учении Вед.

Предисловие

Однажды в 1993 году в Дубае, когда вместе с моим добрым другом Ранганатханом мы возвращались на машине с вечерней проповеднической программы, он начал рассказывать мне о своем детстве, которое прошло в Южной Индии, в деревне, где жили Шри-вайшнавы.1 Вдохновленный моим вниманием, он продолжал говорить, даже когда машина остановилась у моего подъезда, а когда я наконец вышел из нее, было уже далеко за полночь. Я лег спать с мыслями о том, какой счастливой была жизнь тех людей и что даже сейчас люди могли бы жить так же счастливо.

В моей памяти стали всплывать события тех лет, что я провел в Индии и Бангладеш. Проповедуя Сознание Кришны, я объехал весь индийский субконтинент и познакомился с его разнообразными культурными традициями.

Часто останавливаясь в домах благочестивых и образованных индусов, я постепенно пришел к пониманию того, что такое настоящая культура. Я начал вспоминать тех многочисленных носителей этой культуры, с которыми познакомился, путешествуя по Индии, — людей, являющихся живым примером умирающего образа жизни. Эти воспоминания натолкнули меня на мысль написать книгу на основе бесед с этими людьми, постараться передать атмосферу жизни старой Индии и показать, какой она могла бы и должна быть сейчас. Я стал размышлять над тем, в чем ошибка современного общества, вставшего на путь технологического прогресса, в чем оно уступает традиционным культурам и каковы вообще критерии цивилизованности общества.

Первейшая задача просвещенного, цивилизованного общества — предоставить людям возможность максимально развить свой духовный потенциал. По-настоящему цивилизованное общество не ограничивается стремлением к эфемерному cчастью в виде удовлетворения насущных потребностей в пище, сне, совокуплении и защите — все это доступно даже животным. Цивилизованным человеческое общество можно назвать только в том случае, если в его основе лежит стремление постичь природу Бога, вселенной и смысл существования живых существ.

Поэтому духовно развитые культуры всегда руководствовались реалистичным взглядом на жизнь, уделяя внимание всем сторонам жизни человека — его телесной, умственной, интеллектуальной и духовной деятельности — при этом подчеркивая ответственность каждого человека перед остальными членами общества. А поскольку существование человека неразрывно связано и напрямую зависит от окружающей среды, в традиционных аграрных цивилизациях следовали принципу жизни в согласии с природой и уважительного отношение ко всему живому. Люди старались брать у природы ровно столько, сколько им было необходимо, и возвращать все, что было взято.

В традиционном обществе человек удовлетворял свои насущные потребности естественным образом, не нанося вреда природе. Чтобы материально себя обеспечить, ему не нужно было прилагать излишних усилий. Не было индустриальных комплексов, производящих бесконечное многообразие бесполезных вещей — аксессуаров искусственной жизни. Не было огромных торговых центров для сбыта всех этих излишеств. Не было и рекламной индустрии, навязывающей людям то, что им совершенно не нужно. Экономика основывалась на реальных, а не на искусственных потребностях. Торговля была ограниченной и, главным образом, бартерной — по принципу «товар на товар». Как следствие этого, не было рынка акций, экономических кризисов, валютных спекуляций, урезаний бюджета, инфляции, массовой безработицы и забастовок.

Основными жизненными потребностями — пищей, одеждой, строительными материалами и топливом — людей обеспечивала земля. Хлопчатобумажную ткань изготавливали дома. В каждой деревне был гончар, который снабжал всех жителей посудой. В более крупных деревнях имелась кузница, где изготавливались простые орудия сельского хозяйства, кухонная утварь, бритвы (одной бритвой мужчина пользовался всю жизнь) и другие необходимые в хозяйстве предметы из металла, который либо выменивали, либо использовали вторично. Веревки плели из гибких волокон местных растений: кокоса, джута и льна. Воду брали из рек, колодцев и прудов. Не было необходимости в сложной системе водоснабжения, в канализации, туалетах и водопроводных кранах. Никто не страдал от отсутствия электричества — люди обходились без сложных бытовых приборов, используя для освещения светильники с растительным маслом собственного изготовления. В летнюю жару люди омахивали себя веерами из бамбука, а в зимний холод спали под несколькими одеялами и грелись у костров. Лекарства, косметика и красители изготавливались дома из растений. В мебели также не было необходимости, поскольку люди сидели, ели, готовили, учились и спали на полу.

Ведя такой естественный, первозданный образ жизни, люди отличались добродетельностью и душевной простотой. Они не испытывали сильных негативных эмоций. Горечь, депрессия и подобные чувства были им практически неведомы. Они довольствовались тем, что имели, а жизненный успех измеряли не количеством материальной собственности, а умением не зависеть от нее. Поэтому жизнь их была простой и естественной, приносила внутреннее удовлетворение и способствовала развитию таких качеств, как честность, уважение к окружающим, доброта и т.п.

Разумеется, деревенская жизнь сама по себе не является залогом внутреннего покоя и духовной мудрости. Некоторые деревенские жители продвинуты духовно не больше собак и буйволов, среди которых живут. Что касается горожан, которые переселяются в деревню, чтобы избавиться от кошмара городской жизни, то им тоже не на что рассчитывать, поскольку суетность и проблемы следуют за ними по пятам. В конце концов, материальный мир по своей природе исполнен страданий. И где бы ни жил человек — в городе или в деревне — без осознания Бога его жизнь ничем не лучше жизни животного.

И все же простая жизнь на земле куда более способствует развитию сознания Бога, нежели жизнь в усложненном урбанистическом обществе. Тому, у кого есть глаза, чтобы это видеть, все в природе напоминает о Боге. Вот почему издавна святые мудрецы предпочитали жить вдалеке от городской суеты. Вдыхая свежий воздух и утоляя жажду чистой водой, они могли мирно размышлять о Господе, как о причине и опоре всего сущего.

В индустриально развитом обществе люди далеки от такого безмятежного существования. Жизнь в современных городах оторвана от первоисточника и искусственна. Горожане, даже если это люди верующие, имеют весьма скудное представление о взаимосвязи человека, Бога и природы. Они считают, что пища берется из магазина, свет — из выключателя, а здоровье — из таблеток. Международные корпорации истощают природные ресурсы, заставляют людей работать на заводах и сбывают им всевозможный хлам. Индустриализация и потребительский дух превращают людей в эгоистичных, невежественных и грубых материалистов. Светская система образования внушает людям идею о том, что человек — хозяин своей судьбы, а природа — это довесок прогресса — дикий зверь, которого необходимо взнуздать и подчинить себе.

Однако, несмотря на весь технологический прогресс и экономическое развитие, городские жители не имеют элементарной возможности питаться свежей пищей, не говоря уже о спокойной жизни и удовлетворенности. Миллионер, живущий в роскошных апартаментах со всеми современными удобствами, не может, в отличие от простого деревенского жителя, насладиться вкусом свежих овощей. В современных городах питьевую воду приходится покупать, потому что вода из крана представляет собой неоднократно использованные сточные воды, обработанные химикатами. Но даже минеральная вода в бутылках не имеет свежести и вкуса воды из чистой реки или колодца.

Жители больших городов стараются провести выходные на природе, чтобы просто подышать свежим воздухом, но в деревне между «воздухом» и «свежим воздухом» разницы нет. Какая же это отвратительная цивилизация, которая заставляет людей ютиться в перенаселенных, наводненных преступностью и вредных для здоровья городах, работать на ужасных и опасных фабриках и при этом дышать отравленным воздухом и есть ядовитую пищу.

Горожане, которым не приходится много ходить, носить воду или работать в поле, склонны смотреть свысока на деревенских жителей, считая их отсталыми и примитивными. Но несмотря на все свои современные удобства, они вынуждены прибегать к искусственным физическим нагрузкам, чтобы избежать болезней вроде диабета или геморроя.

Такая искусственная жизнь порождает искусственных людей, которые под внешней улыбкой скрывают внутреннюю пустоту. На современного городского жителя постоянно обрушивается поток информации, рекламы и так называемых развлечений. Но ничто не может восполнить его духовную и эмоциональную пустоту. Хотя ему трудно представить свою жизнь без телевизора, автомобиля и всевозможных излишеств, это засилие техники едва ли может дать ему умиротворение.

Большинство деревенских жителей стран «третьего мира» и по сей день поднимаются на рассвете, весь день работают в поле и редко когда выезжают за пределы своей деревни. И все же, несмотря на внешнюю бедность, они зачастую удовлетворены в большей степени, чем те, кто имеет много денег. Как правило, такие люди более эмоционально уравновешены, чем те, кто, стараясь «шагать в ногу со временем», лишает себя простого счастья мирной семейной жизни и теплого людского общения.

В наше время во всем мире сельская жизнь находится под угрозой. Постоянно растущие запросы потребительского общества быстро превращают планету в единый гигантский урбанизированный мегакомплекс. Традиционные культуры планомерно уничтожаются, общечеловеческие ценности сводятся на нет, а положение человека низводится до положения винтика в огромном экономическом механизме. Земледелие потеряло свое очарование, превратившись в «агробизнес». Цивилизация наступает, вытесняя здравомыслие.

Современная жизнь представляет собой раболепное преклонение перед объектами чувственных удовольствий. Люди бездумно тратят жизнь в погоне за богатством, роскошью, властью и плотскими наслаждениями, хотя все это еще никому не принесло счастья. Похоть, жадность и гнев считаются неотъемлемыми качествами каждого. Людей постоянно вынуждают держаться в рамках глупых идеалов, навязанных рекламной и индустрией развлечений. Осознанно или подсознательно, люди стараются соответствовать одному из образов, выдуманных на киностудии. Изо всех сил пытаясь быть кем-то иным, они забывают, кто они на самом деле. Ради того, чтобы «быть впереди», они готовы на все. К сожалению, им неведомо то, что ждет их там, «впереди».

В «Бхагавад-гите» Господь Кришна называет похоть, жадность и гнев тремя вратами, ведущими в ад. Современные люди отказываются верить в ад, но в то же время собственноручно творят ад на земле. Их жизнь хаотична, беспокойна, нездорова и греховна. Их желудки наполнены высококалорийной пищей и трупами животных. Они теряют доверие даже к своим супругам, детям и родителям. Их система ценностей поставлена с ног на голову. Они гордятся небоскребами и быстрыми машинами, но их умы так обеспокоены, что они не в состоянии уснуть без снотворного. Достижения, которыми они так гордятся, — всего лишь приманка, заставляющая их гнуть спины в надежде ублажить свои чувства. Набивать желудок плотью и одурманивать себя алкоголем для современного «цивилизованного» человека — в порядке вещей. Люди живут в воображаемом мире секса, насилия и бессмысленного спорта. Психозы, неврозы, растление малолетних, гомосексуализм, разводы, угроза ядерной катастрофы — все это стало частью повседневной жизни.

В современном обществе практически не осталось настоящей духовной культуры, ведущей к осознанию Бога. Материалистическое мировоззрение так сильно укоренилось в сознании людей, что тяга к трансцендентному знанию не только не приветствуется, но вообще не принимается в расчет даже ведущими интеллектуалами. С убийством миллионов животных свыклись настолько, что оно безнаказанно продолжается год за годом. Правительство не просто узаконило, но всячески поощряет разводы, применение контрацептивов, аборты и гомосексуализм. Безбожное общество так опустилось, что о его моральной деградации можно написать тома книг. Кратко все это можно охарактеризовать одним словом: безумие.

Английский историк, Сэр Арнольд Тойнби, отмечал: «Причина болезни (общества) духовна. Мы страдаем из-за того, что продали души свои ради достижения целей недуховных и неосуществимых. Нам следует пересмотреть свои цели, иначе не видать нам мира ни в обществе, ни в своем собственном сердце».2

О вреде, который человек причиняет себе и другим живым существам во имя так называемого прогресса, написано немало книг. Более разумные жертвы-соучастники этой катастрофы пытаются искать выход из тупика, в который человек завел себя и свою планету. Находятся и те, кто обращают свои взоры на некогда отвергнутые как примитивные и бессмысленные традиционные культуры и ценности.

Некоторые говорят о необходимости «возвращения к природе», не ведая что большинство населения мира никогда не отдалялось от нее. К примеру, если на улице одного из американских городов появится бычья повозка, ее, скорее всего, станут фотографировать для местной газеты. Кроме того, хозяину, вероятно, придется получить разрешение от полиции на нахождение быков в городе. Тогда как в большинстве районов Индии бычьи повозки столь же распространены, как и их отвратительная, ревущая и совсем не достойная замена под названием трактор.

Изначальная культура Индии называлась ведической (поскольку была основана на ведических писаниях). Веды представляют собой огромный объем знания, включающего в себя все аспекты — от астрономии и математики до архитектуры, экономики, военного дела и даже половых отношений. Суть ведической культуры — поиск свободы от рождения и смерти, в основе которого лежит глубокая метафизическая философия, а совершенство которого заключается в обретении любви к Богу. В Индии религия никогда не считалась «одной из сторон жизни». Религия была самой жизнью. Жизнь целиком была направлена на достижение трансцендентной цели. Хотя верность религии присуща многим народам мира, народ Индии в этом отношении намного превосходит всех остальных.

К сожалению, за последние несколько столетий в ведическую культуру вторглось множество неведических представлений. Изначальная культура постепенно видоизменялась, размывалась и загрязнялась, пока наконец не превратилась в то, что сегодня называют индуизмом. Тем не менее, даже те малые остатки изначальной культуры Индии, что сохранились до сих пор, представляют огромную ценность и могут быть полезны для других.

Следы былых традиций живы в Индии и по сей день. Вот перед нами пастух из Саураштры, опирающийся на резной деревянный посох, в башмаках причудливого фасона с загнутыми кверху острыми носами, с не менее причудливо закрученными усами, в гигантском тюрбане, представляющим собой пятидесятиметровый кусок белой окаймленной материи, закрученной вокруг головы. А вот его сынишка окликает по имени каждую корову в своем стаде и подзывает их игрой на флейте. Вот мимо нас проходит небольшая группа паломников, держащих путь в одно из святых мест. Их маршрут по святым землям протянулся, возможно, на тясячу километров. В пути они поют бхаджаны3, принимают подаяния от благочес­тивых людей, а в полдень останавливаются на привал, чтобы приготовить чапати на костре из веток и листьев. За ними — группа деревенских женщин, направляющихся за водой к ближайшему колодцу или реке в нескольких километрах от деревни. Медные горшки, поставленные один на другой, возвышаются у них на головах. Разноцветные одежды вторят лучам утреннего солнца. Из-под сари едва видны толстые серебрянные ножные браслеты. Браслеты на руках позвякивают в такт их движениям. Они весело шагают вперед, с детской непосредственностью распевая песни о Кришне.

Однако суть индийской культуры кроется намного глубже ее внешних проявлений. В ее основе — тонкая духовная философия, недоступная тем, кто не готов проникнуть в ее хитросплетения. Другим препятствием для ее понимания является негативное отношение западных ученых, которые на протяжении двух столетий представляли индийскую культуру и религию в искаженном свете.4

Чтобы оправдать свое насильственное господство над Индией (которое они называли «окультуриванием дикарей»), европейцы повесили на ее великое наследие ярлык массового суеверия. Примером этому служит книга «Индуистские обычаи, традиции и обряды», написанная Абби Дюбуа, французским миссионером, жившим на юге Индии в конце XVIII — начале XIX века. Дюбуа тщательно исследовал жизнь индийского народа и настолько интересно изложил ее на 770 страницах своей книги, что ее тиражи расходятся и по сей день. Однако Дюбуа был религиозным фанатиком, поэтому видел лишь глазами, а не сердцем. Он близко общался с людьми, но внутренне относился к ним с полным презрением. Единственной надеждой для индийцев, по его мнению, было не просто обращение в христианство, но полное принятие западного образа жизни и отказ от исконных традиций.

Убежденный христианин, Дюбуа едва ли мог предвидеть, что жители Запада станут куда большими варварами, чем те язычники, которых он пытался цивилизовать. Несмотря на это, у западного человека не убавилось энтузиазма великодушно навязывать нецивилизованным народам свой последний фетиш в форме науки и технологии.

До недавнего времени бытовало мнение, что научно-технический прогресс откроет врата в рай. В книге, опубликованной в 1965 году Информационной Службой США, говорилось: «За непродолжительный период после обретения независимости Индия предприняла решительные шаги по обеспечению своих граждан всеми благами современной жизни. В стране наблюдается явный прогресс в сфере здравоохранения, образования, промышленности и социального развития. Перемены коснутся и индийских деревень — но не для того, чтобы нарушить покой и размеренность сельской жизни, а чтобы сделать ее более стабильной и обеспеченной. Перемены грядут. Жители индийских деревень смотрят в будущее с надеждой».

Теперь, однако, люди Запада (по крайней мере, некоторые из них) начинают осознавать, что совершили ошибку, навязав свою экономику и моральные ценности так называемым неразвитым странам. Пока человечество ищет альтернативу цивилизации, которая губит душу, индийская культура, непревзойденная по своей духовной значимости, восстает из-под обломков, в которых ее пытался схоронить Запад. Теперь западные люди сами берут на себя инициативу по возрождению этой древнейшей из человеческих цивилизаций.

Шрила Прабхупада — ачарья5-основатель ИСККОН6 и величайший представитель ведической культуры в современную эпоху — глубоко сознавал причины противоречий в человеческом обществе и прилагал все усилия, чтобы возродить ведическую культуру, чтобы в дальнейшем вернуть человечество на путь духовности.

Ведическая культура совершенна; для человеческого общества лучшей культуры нет. Вам необходимо ее принять. Тогда вы будете счастливы. Все люди станут счастливыми, независимо от национальности. Ведическая культура — это наука жить по-человечески, а не как животные. В таком обществе счастливы все. В особенности те, кто следуют ведическим принципам — они счастливее остальных.7

Из-за того, что общество состоит из одних шудр8, в нем нет порядка. У шудр нет разума. Они только и знают, что «хочу, хочу, хочу, хочу». Но в брахманической культуре9 даже самый бедный брахман10 счастлив, хотя у него нет постоянного источника дохода, а иногда ему даже нечего есть. Он счастлив, потому что у него есть знание. Он знает, как быть счастливым при любых обстоятельствах. Если ему будет нечего есть, он подумает: «Сегодня Кришна хочет, чтобы я постился. Таково желание Кришны. Такова Его милость».11

Я просто пытаюсь показать людям, что значит быть по-настоящему цивилизованными. Современные люди далеко не цивилизованы. Они уподобились кошкам и собакам — постоянно дерутся друг с другом. Это нецивилизованная жизнь. Обществом правят атеисты и демоны. Индийцы, глядя на огромные западные небоскребы и множество автомобилей, чувствуют себя ущербными. «Если у нас не будет таких машин и небоскребов, мы пропадем», — думают они. Индия пытается имитировать Запад. Она забыла о своей собственной ведической культуре — самой лучшей культуре. Впервые мы пытаемся преодолеть влияние демонической культуры при помощи культуры ведической. Поэтому меня очень радует, что вы присоединились к этому движению. Если вы хотите сделать людей счастливыми, дайте им культуру сознания Кришны.12

Во время своих путешествий по Индии я часто поражался высокой культуре тех семей, в которых жил. Мне, неотесанному млеччхе13, иногда было неловко находиться в обществе этих благородных людей, в особенности, когда они оказывали нам почести и служили нам, как святым. Благовоспитанность и образование не мешали им оставаться скромными: в них не было ни грамма искусственной манерности и снобизма. А таких гармоничных и крепких отношений, какие были в их семьях, мне никогда не доводилось видеть на Западе.

К примеру, я заметил, что в Индии дети беспрекословно подчиняются родителям. Мне не раз доводилось гостить в домах состоятельных бизнесменов, которые с охотой и смирением слушали своих отцов, хотя сами уже имели внуков.

Однажды я гостил у преподавателя санскрита, который за свою долгую преподавательскую деятельность обучил тысячи студентов. Хотя он был шикоро известен по всей Ориссе и пользовался большим уважением, он настаивал на том, чтобы кланяться мне в ноги, несмотря не все мои попытки воспрепятствовать этому. При этом он не позволял мне поклониться в ответ, хотя было заметно, что он доволен моим желанием это сделать. По своему происхождению и прошлым привычкам, я был совершенным ничтожеством по сравнению с этим человеком. Хотя я знал всего лишь пару слов на санскрите и годился ему в сыновья, он имел иное видение: «Каким бы ни было его прошлое, он — санньяси, а потому достоин поклонения. Ради служения Шри Хари он отказался от всех материальных удовольствий. Я же, несмотря на всю свою ученость, — семейный человек, запутавшийся в материальном мире. Я должен ему поклониться».

Общение с такими людьми позволило мне глубже понять индийскую цивилизацию. Я увидел индийскую культуру в действии. Она перестала быть для меня книжной теорией, старинными, отошедшими в прошлое обычаями, интересными лишь для меланхоличных любителей старины и антропологов. Я начал осознавать важность подлинной человеческой культуры, без которой даже те высокие философские идеалы, которые я исповедовал и которым следовал, были неполными.

Читатель этой книги сможет взглянуть на Индию недавнего прошлого, такую, какой она была до модернизации. Он увидит ее более или менее счастливых жителей, не обремененных серьезными социальными или психологическими проблемами, жизнь которых практически не менялась на протяжении тысячелетий, увидит общество, в котором знание о душе и о Боге составляло основу образования, морали и семейных ценностей.

Эта книга позволит читателю ближе соприкоснуться с индийской культурой, в особенности, если сам он не имеет возможности увидеть ее воочию. Я не пытался проанализировать все аспекты индийской культуры и предложить способы ее возрождения в сильно изменившихся современных условиях. Я лишь хотел показать читателю жизнь Индии такой, какой она была прежде, в надежде на то, что это поможет возрождению ведической культуры в обществе, лишенном каких бы то ни было духовных ценностей. Разумеется, писать о ведической культуре куда легче, чем на деле возродить ее во всем мире. И все же знакомство с этой культурой — первый шаг к ее возрождению.

Шрила Прабхупада часто подчеркивал, что люди могут иметь все необходимое, просто живя на земле. Он хотел, чтобы в разных уголках планеты его последователи организовали показательные сельскохозяйственные общины. Он хотел, чтобы такие общины строились на основе сознания Кришны, чтобы их члены зависели от земледелия, коров и милости Кришны, чтобы они руководствовались принципом «жить просто, мыслить возвышенно» и чтобы их образом жизни была ведическая культура. «Взгляд на традиционную Индию» может пригодиться пионерам таких общин, дав им видение цели и верное направление. Для тех, кто пытается избрать для себя стиль жизни, эта книга послужит ориентиром, указав им на тот образ жизни, что прошел испытание временем.

Надеюсь также, что книга будет полезна и индийским читателям, что она поможет им осознать глубину и ценность их собственной культуры и вдохновит вернуться к своим культурным корням, вместо того чтобы без­думно подражать Западу. Книга также будет интересна социологам, антропологам и всем, кто стремится расширить свое знание о мире.

Первый раздел книги основан на моих личных воспоминаниях о тех нескольких годах, что я провел в Западной Бенгалии и Бангладеш. Тот, кто знаком с индийской культурой, заметит, что многие черты бенгальской жизни характерны для всей Индии; но некоторые характерны только для Бенгалии. Остальные главы представляют собой беседы с преданными ИСККОН, выросшими в традиционных индийских семьях. Несмотря на то что некоторые темы бесед повторяются, каждый из собеседников делится собственным видением и пониманием.

Возможно, многим читателям не приходилось прежде встречаться с некоторыми выражениями и понятиями, употребленными в этой книге. Я, однако, не старался дать им всем подробное объяснение. К примеру, определение термина Шри-вайшнав вполне могло бы стать основой для докторской диссертации. По мнению современных антропологов, чтобы по-настоящему понять культуру чужой страны, необходимо в ней жить. Тем не менее, те, у кого хватит терпения прочесть эту книгу, получат, по крайней мере, общее представление о жизни в традиционной Индии.

Сноски в конце каждой главы объясняют многие неанглийские термины при первом их появлении в книге. В их число не входят заимствованные индийские слова, которые приводятся в словаре «American Heritage».

Хочу поблагодарить Нанда Кумара даса и Шобха Радхику даси за набор текста, моих собеседников — за то, что пожертвовали своим временем и поделились опытом, Джагат Пурушу даса - за редактирование текста, а также многих других преданных, благодаря пожертвованиям которых эта книга вы­шла в свет.

Вслед за этой книгой я планирую опубликовать книгу под названием «Вайшнавская культура, этикет и поведение», которая будет представлять собой подробное руководство для преданных в повседневной жизни, а также другие книги, такие как «Семейная жизнь в сознании Кришны», в которой наставления Шрилы Прабхупады будут сочетаться с практическими наблюдениями ведической культуры в действии. Я молю Верховного Господа, Шри Кришну Чайтанью Махапрабху,14 направлять мои мысли и с молитвой обращаюсь к вайшнавам настоящего и будущего, в надежде, что мой труд будет принят ими и принесет им пользу.

Примечания

Деревенская жизнь в Бангладеш

Воспоминания Бхакти Викаши Свами

В этой главе Бхакти Викаша Свами делится своими воспоминаниями о жизни в деревнях Бангладеш.Описанный им образ жизни во многом схож с изначальной ведической культурой. Этот возвышенный образ жизни, неотъемлемыми чертами которого являются религиозность и гармония с природой, помогает деревенским жителям всегда быть счастливыми, несмотря на многие трудности и лишения.

Пролог

Впервые я приехал в Бангладеш в 1979 году в качестве проповедника всемирной проповеднической миссии ИСККОН и жил там (сначала постоянно, а затем периодически) около семи лет, в течение которых объездил всю страну. За эти годы мне пришлось не раз столкнуться с физическими неудобствами и многочисленными болезнями. Но еще более сложным для меня было приобщиться к культуре, сильно отличавшейся от той, в которой я был воспитан.

Мои британские предки некогда приплыли в Индию с тем, чтобы просветить ее народ и омыть его в крови Христа. Британцы покорили страну, господствовали в ней и в конце концов ее покинули. И вот теперь я приехал в Индию, покоренный ее культурой, в особенности традицией Гаудия вайшнавизма — религией Бенгалии1.

Несмотря на то что я принял философию сознания Кришны и следовал ее принципам в повседневной жизни, мое мировоззрение еще во многом оставалось британским. Я считал, что культура, в которой я вырос, была лучшей. Я не принимал в расчет иные системы ценностей. Лишь спустя какое-то время я стал понимать, что моя этноцентричность — не что иное, как проявление гордыни.

Процесс приобщения к новой для меня культуре оказался болезненным. Мне пришлось пересмотреть свои представления о плохом и хорошем, о достойном и недостойном поведении. В конечном счете, я стал понимать, что образ жизни и мышление бенгальцев не следует считать низшими или неправильными только потому, что они отличаются от наших.

Однажды в беседе с Прабхавишну Свами (под чьим руководством я работал в Бангладеш), Шрила Прабхупада процитировал известного бенгальского поэта Майкла Мадхусудану Датту, сказав, что проповедовать в Бангладеш нужно с отвагой англичанина и сердцем бенгальской матери.2 Мне было сложно представить себя в образе бенгальской матери. С присущей мне англо-саксонской бесцеремонностью, я считал бенгальцев излишне сентиментальными, непрактичными людьми, привыкшими действовать окольным путем.

Их жизнь, казалось, во всем зависела от множества обычаев и ритуалов и того, что по моему мнению было простыми суевериями и предрассудками. Их откровенная глупость действовала отталкивающе на живущего глубоко в моем сознании мирского рационалиста, о существовании которого я и не подозревал. Лишь со временем я перестал замечать видимые недостатки и понял, с какой великой культурой мне пришлось иметь дело. За несколько лет близкого общения с бенгальцами я осознал, что за внешней бедностью и непритязательностью скрывается богатейший внутренний мир, богатства которого невозможно обрести с помощью современных удобств или ученых степеней.

Чем больше я осознавал значимость и практичность бенгальского образа жизни, тем искреннее я его принимал. Помня о том, что Движение сознания Кришны призвано распространить Гаудия вайшнавизм по всему миру, я радовался тому, что оказался в числе тех немногих западных преданных, которым выпала возможность узнать об этой культуре из первых рук.

Я объездил немало святых мест и встретил много образованных, ученых и святых людей, но если говорить о народе в целом, то, пожалуй, бенгальские индусы верны изначальной вайшнавской культуре, как никто другой. Следование правилам этикета не кажется им скучным ритуалом, они соблюдают их с радостью и готовностью. Бенгальцам нравится принимать у себя гостей, выражать почтение3 старшим и т.д. Такое добродетельное поведение в сочетании с искренней доброжелательностью по отношению к другим лежит в основе Гаудия вайшнавизма. Когда такое сочетание достойного поведения и естественной любви сосредоточено на Кришне, это и есть совершенство жизни.

Особенность Бенгалии в том, что именно на этой земле пятьсот лет назад явился Шри Чайтанья Махапрабху, положивший начало движению Харе Кришна. Явившись в Бенгалии, Шри Чайтанья, естественно, говорил на бенгали. Основанное им направление вайшнавизма — неотъемлемая часть бенгальской культуры, на бенгали написана и большая часть книг по философии Гаудия вайшнавизма. Бенгалия также является родиной большинства великих ачарьев Гаудия-вайшнава-сампрадайи. Последний и наиболее выдающийся ачарья, основатель Международного общества сознания Кришны и мой духовный учитель, Его Божественная Милость А.Ч.Бхактиведанта Свами Прабхупада, также родился в бенгальской семье.

Разумеется, далеко не все жители Бангладеш — возвышенные вайшнавы. Напротив, большинство из них исповедуют ислам. Но даже в мусульманской среде сильно чувствуется влияние Гаудия вайшнавизма. И несмотря на то что в Бенгалии к вайшнавизму часто примешивается сахаджия4 и другие неавторитетные учения, устои вайшнавской культуры остаются незыблемыми. Поэтому, хотя я ценю те остатки вайшнавской культуры, что сохранились в других частях индийского субконтинента, я считаю, что Бангладеш — наиболее подходящее место для непосредственного соприкосновения с традиционной культурой Гаудия вайшнавов.

Тем не менее, жить в Бенгалии трудно, и потому со временем я почувствовал, что мне пора ехать в другое место. Теперь, оглядываясь на прошлое, я понимаю, как много мне довелось узнать о жизни, людях и настоящей культуре за годы, проведенные в Бангладеш. За эти годы мои представления о жизни изменились почти в такой же степени, как после первого знакомства с сознанием Кришны. Я начал по-новому смотреть на мир и стал видеть в сознании Кришны не просто философию, верование или даже религию, а образ жизни.

Иностранцы в деревне

Всякий раз, когда западные преданные приезжали в Бангладеш, местные жители устраивали им грандиозный прием. Бенгальцы по природе открыты, общительны и впечатлительны. Когда мы впервые приехали в Бангладеш, местные жители находились под влиянием пропаганды о том, что индуизм обречен на вымирание и что весь мир принимает ислам. Поэтому, когда они увидели иностранцев, принявших вайшнавизм во всех его аспектах — от киртана5 до тилаки6 — их радость не знала границ.

Часто бывало, что вся деревня выходила встречать нас с киртаном и морем цветов. Они наносили нам на лоб сандаловую пасту (это считается знаком уважения к почетным гостям), украшали нас цветочными гирляндами и бросали цветы к нашим стопам или на голову. Женщины приветствовали нас, производя благоприятные звуки улу-улу.

Люди ждали возможности коснуться наших стоп и взять с них немного пыли, чтобы посыпать ее на голову и положить на язык. Порой мы оказывались посреди возбужденной толпы, горевшей желанием дотронуться до нас. Когда все мужчины, женщины и дети в деревне касались наших стоп, их торжественно омывали.

Нам было очень неловко — ведь сами мы выбрались из майи7 совсем недавно. Мы считали себя недостойными такого благоговейного отношения, но от него было некуда деться. Простым деревенским жителям хотелось не просто нас увидеть, но оказать нам почести, достойные высоких гостей. Они считали, что, раз мы оставили рошкошь Запада и приехали, чтобы напомнить им об их собственной культуре и религии, мы должны быть очень возвышенными душами. Они говорили, что благодаря нашему присутствию освятились их дома, деревни и вся их жизнь.

По вечерам мы устраивали праздничную программу с киртанами, лекциями, показом фильма, а иногда — и с театральными представлениями. Местые жители с энтузиазмом помогали нам в постройке сцены из бамбука и досок. Мы показывали людям «Бхагавад-гиту» на английском, затем — на немецком, французском, испанском и еще на тридцати языках, и каждая новая книга вызывала у них все большее удивление. Когда мы доходили до «Гиты» на арабском, по толпе проходил шепот изумления — в Бангладеш правят мусульмане. После программы многие подходили к сцене, чтобы поближе рассмотреть арабскую «Гиту» и убедиться в том, что она действительно существует.

Каждый день мы показывали фильм о деятельности ИСККОН по всему миру. Всякий раз, когда на экране появлялось изображение огромного котла, полного топленного масла, в котором жарились пури, зрители открывали рот от удивления и перешептывались. Топленое масло было для них роскошью, и они не могли поверить, что за один раз можно использовать столько литров гхи.

Программы почти всегда начинались поздно вечером и часто продолжались до самого утра. В Бангладеш не существует понятия «начинать вовремя». Когда мы спрашивали, во сколько начинать программу, нам отвечали: «Ближе к вечеру» или «Когда все соберутся» — как будто это было очевидно. В Бенгалии любое мероприятие начинается, когда все собрались и удобно уселись. Сколько мы ни пытались начать в установленное время, программа начиналась только после того, как все собирались и рассаживались. Но когда все собирались, никто уже не спешил уходить. Если показывали что-то интересное и связанное с религией, люди были готовы сидеть до утра.

Новость о наших программах передавалась изустно от одного человека к другому. Она быстро достигала соседних деревень, жители которых собирались, закончив работу в поле и другие обязанности. Каждый вечер приходило по меньшей мере несколько сот человек. На более значительные мероприятия, о которых сообщалось заранее, собиралось по несколько тысяч человек, которые, чтобы поучаствовать, преодолевали расстояние до двадцати километров. В такие дни женщины надевали лучшие сари и украшения и наносили немного косметики. (Их «лучшие сари», конечно, отличались от сари богатых горожанок. Живя в деревне, им приходилось одеваться по средствам.)

Деревенские старейшины по-очереди вставали со своих мест, чтобы выразить свое восхищение тем, как Движение сознания Кришны распространяется по всему миру. Не обращая внимание на наши протесты, они так нас прославляли, что доходило до смешного. Один студент Университета Дакки, который в течение некоторого времени меня сопровождал, несмотря на мою убедительную просьбу, все время представлял меня как дважды доктора наук из Оксфордского Университета, хотя я никогда ни в каком университете не учился. Местные лекторы называли нас парамахамсами, маха-бхагаватами8 и тому подобными возвышенными эпитетами. При этом они были не прочь немного поговорить о философии, что у них иногда получалось довольно неплохо, поскольку у большинства индусов в Бангладеш есть хотя бы элементарное представление о философии Гаудия вайшнавов — например, все знают, что Чайтанья Махапрабху пришел спасти падшие души Кали-юги9, распространив воспевание святого имени. Однако они любили примешивать к учению вайшнавизма и свои собственные измышления.

Для многих бенгальских индусов появление в их деревенских жилищах западных садху было наиболее ярким и запоминающимся событием в их жизни. Никогда прежде западные люди не бывали в их деревнях, а тут пришли, да еще как преданные Кришны! Мы, иностранцы, пришли к ним и исповедуем воспевание Харе Кришна — их религию, носим дхоти — их одежду, питаемся рисом и далом — их пищей, едим, как они, руками и сидим на полу рядом с ними.

По утрам много людей приходило поговорить с нами. Они с восторгом наблюдали, как мы наносим тилаку, проводим арати10, повторяем на четках имена Кришны и даем лекцию, цитируя священные писания11 на санскрите и бенгали. Мы говорили на их родном языке, призывая их не забывать свои традиции и заверяя их в том, что вайшнавский образ жизни намного превосходит материально преуспевающий декаданс Запада. Наши хозяева были глубоко тронуты нашей проповедью и не скрывали своего удовлетворения.

Хотя эти люди питались очень просто и едва могли позволить себе изысканные блюда, они выходили за пределы своих возможностей, готовили замечательный пир и с любовью угощали нас прасадом12. Они доставали из погреба крохотную бутылочку домашнего гхи (все, что у них было), чтобы добавить его в рис и обогатить и без того бесподобный букет ароматов.

Я начал понимать, что имел в виду Шрила Прабхупада под словами «бенгальская мать». Часто пожилые женщины настойчиво уговаривали нас съесть еще и еще. «Гала парджонто», — приговаривали они. — «По самое горло!» Как только наши тарелки пустели, они тут же наполняли их снова затем, чтобы наших остатков хватило всем жителям деревни.

Порой энтузиазм наших хозяев становился просто невыносимым. Каждый норовил нас накормить и пригласить к себе в дом, чтобы он освятился нашим присутствием. Кроме того, они ожидали, что мы побеседуем с каждым из них. Настойчивости им было не занимать, что доставляло нам (и нашим желудкам) некоторое неудобство. Впрочем, все это компенсировалось искренним ликованием и мелодичными киртанами, с которыми они нас встречали, и радостным настроением, которое сопровождало нас повсюду. Нам выпала возможность увидеть, каким был бы мир, если бы все обладали сознанием Кришны.

Бенгалия Восточная и Западная

Бенгалия традиционно делится на Восточную и Западную. Отчасти это вызвано тем, что Восточная Бенгалия всегда была изолированной и труднодоступной местностью со множеством рек, а в прошлом — и с непроходимыми джунглями. В «Шри Чайтанья Чаритамрите»13 Восточная Бенгалия называется Банга, а Западная — Гауда. В наше время Восточная Бенгалия — это Бангладеш, а Западная является индийским штатом Западная Бенгалия.

Хотя жители Восточной и Западной Бенгалии говорят на одном языке и имеют единую культуру, между ними всегда существовала разница. Это различие усилилось в результате разделения Бенгалии на Западную Бенгалию и Бангладеш, проведенного под предлогом того, что подавляющее большинство населения Восточной Бенгалии составляли мусульмане (хотя во время раздела Индии в 1947 году мусульмане по численности превосходили индусов совсем не на много). Несмотря на постоянную миграцию из Восточной Бенгалии в Индию, начиная с 1947 года, в Бангладеш до сих пор живет очень много индусов — больше, чем в любом другом государстве, за исключением Индии.

Издавна индусы Западной Бенгалии в большинстве своем были шактами14, но в Бангладеш почти все индусы — последователи движения санкиртаны15 Шри Чайтаньи Махапрабху, вайшнавской традиции поклонения Гаура-Нитаю16 и Радха-Кришне17 с мридангами18 и караталами19.

Традиционно Западная Бенгалия отличалась утонченной культурой, а Восточная — культурой народной. В прошлом высокой культурой славилась только столица Восточной Бенгалии, Дакка. В остальных частях страны культурный уровень считался низким. В «Чайтанья Бхагавате» приводится описание того, как в юношестве Чайтанья Махапрабху подшучивал с друзьями над акцентом жителей Восточной Бенгалии, пытаясь им подражать. Даже в наши дни жители Западной Бенгалии склонны свысока смотреть на восточных бенгальцев, считая их неотесанными и простодушными.

Жители Бангладеш, как правило, более учтивы и гостеприимны, чем их собратья из Западной Бенгалии. Перейдя границу Западной Бенгалии и оказавшись в Бангладеш, можно заметить, что люди здесь более непринужденны и приветливы.

Исконная бенгальская культура в Западной Бенгалии почти не сохранилась. Развитие промышленности, урбанизация и коммунистическая пропаганда с характерным для нее атеизмом и неприятием любых традиций — все это наложило сильный отпечаток на мышление западных бенгальцев. В Бангладеш, напротив, традиционная культура до сих пор продолжает оставаться образом жизни. Она пока не стала жертвой всемирного культурного переворота, инициированного западной промышленностью и средствами массовой информации.

Климат и времена года

Характерной особенностью Бенгалии является ее уникальный и непростой климат. Год делится на шесть сезонов, каждый из которых начинается в первый день каждого третьего месяца. Как это не удивительно, но погода настолько постоянна, что почти всегда соответствует лунным месяцам.

Главным образом по этой причине здесь до сих пор широко используют бенгальский лунный календарь, месяцы которого начинаются и кончаются в середине обычных календарных месяцев. Грегорианский и мусульманский календари также в употреблении, однако для крестьян больше всего подходит бенгальский лунный календарь. Лунный месяц делится на два периода, соответствующих фазам убывающей и прибывающей луны. В силу своей зависимости от погоды, деревенские жители вынуждены следить за сменой этих фаз.

С каждой ночью периода прибывающей луны поля и дороги все больше освещаются мягким лунным светом. Лунным светом залиты поля ночью, незадолго до полнолуния и после него. В такое время можно переправиться на лодке на другой берег канала без светильника. В период убывающей луны, ночная тьма сгущается, открывая глазу величие Бога в виде фантастической космографии звезд. В ветренные ночи сезона дождей луна словно танцует в небе, то показываясь из-за облаков, то снова скрываясь в них. А в новолуние небо затягивается густыми облаками, и тьма становится такой непроглядной, что трудно разглядеть собственную руку, поднесенную к лицу.

У каждого сезона свое особое настроение. По окончании летней жары и сезона дождей чувствуется облегчение, а приятная зимняя свежесть приносит удовлетворение.

Времена года сменяются быстро. Сегодня — еще весна с жаркими днями и приятной ночной прохладой, а завтра, глядишь, — уже лето с жаркими ночами и палящим дневным зноем. Дожди начинаются в середине июня и льют непрерывно в течение четырех месяцев, по истечении которых все вздыхают с облегчением. Затем снова наступает жара, из-за высокой влажности еще более изнурительная, чем прежде, но природа в это время года необыкновенно красива — все утопает в зелени.

Конец сезона дождей и некоторое время после него называют сезоном шарат (осенью), он продолжается до середины октября. После этого наступает хеманта (сезон выпадения росы), который длится до середины декабря. Климат в это время года мягкий — ночью прохладно, днем тепло (до 30 градусов по Цельсию). Этот сезон отличается изобилием овощей и фруктов. По утрам бывает туман, иногда моросит дождь. Бывают и циклоны.

Затем наступает зима с прохладными днями и морозными ночами. Разумеется, это — не сибирские морозы, и все же зимой люди ложатся спать сразу после наступления темноты, укутавшись в теплые одеяла.

К середине февраля дневное солнце снова начинает припекать, и все живут ожиданием настоящей жары. К этому времени из-за долгого отсутствия дождей земля высыхает и покрывается пылью. По мере того как весна вступает в свои права, становится все жарче, а в середине апреля, когда наступает лето, жара становится почти невыносимой.

Летом с наступлением полудня жизнь замирает. В городах закрываются лавки, улицы пустеют. Все прячутся по домам, плотно закрывают ставни, чтобы раскаленный воздух не проникал внутрь, и спят, пока не спадет жара. Даже животные стараются отыскать тенистое место возле воды и там пережидают жару. Пчелы выбираются из своих гнезд и часами сидят в тени, омахивая себя крыльями. Птицы прячутся в кронах деревьев. Они молчат. Сейчас им не до песен — лишь бы выжить. Все смолкает, не слыхать даже ветра. Ближе к вечеру жара слегка спадает, и все оживает вновь.

Хотя ночью прохладнее, чем днем, иногда бывает так жарко, что уснуть невозможно. В деревнях, если нет ночного театрального представления или киртана, люди лежат во дворе на подстилках, омахивая себя веерами, и разговаривают, дожидаясь поздней ночи, когда будет достаточно прохладно, чтобы уснуть. Иногда поздно вечером мы шли на реку или к озеру, чтобы немного остыть. Омываться в течение дня было бесполезно — тело моментально высыхало и вскоре снова становилось мокрым от пота.

Временное спасение от жары приходит в форме бойшаки джара20 — вечерней грозы. Изнуряющий зной резко сменяется сильным ветром, вслед за которым на землю обрушиваются потоки ливня. Гроза длится не больше десяти минут, но порой бывает очень сильной — ветер с корнем вырывает из земли банановые деревья и уносит все, что позабыли убрать в дом.

Однажды днем в сезон бойшак я сидел в тени во дворе одного дома. Вдруг вдалеке раздался едва различимый раскат грома. Старейшина рода сказал: «Болче ами асчи», — что означает — «Он говорит: «Я иду.» Сразу же все вокруг засуетились, стали заносить в дом все, что было во дворе — сушившиеся на солнце простыни, одеяла и бори21 из дала. Тем временем в ясном голубом небе не было ни малейшего намека на дождь — ни ветерка, ни облачка. Но «Он сказал: «Я иду», и через каких-то пятнадцать минут небо почернело, загромыхало яростными раскатами грома, озарилось молниями и обрушило на землю потоки дождя.

За бойшаком следует еще один летний месяц, в который от жары нет даже временного спасения. Солнце начинает палить, едва появившись на горизонте. Из-за отсутствия дождя и глубоких колодцев, питьевая вода становится дефицитом, что приводит к болезням людей и животных. Еще хуже, если гибнет урожай. А если, как часто бывает, после засухи случается наводнение, людские страдания только удваиваются.

Однажды меня пригласили обойти деревню с харинамой22. Лето в тот год выдалось на редкость жарким и затяжным, дождей все не было, и все живое страдало от зноя. Все утро мы, в сопровождении местной детворы, ходили от дома к дому и пели святые имена. Каждый раз, когда мы подходили к одному из домов, хозяева выливали во двор ведро драгоценной воды, и дети радостно валялись в образовавшейся грязи. Мне это показалось странным (хотя я уже начал привыкать к разного рода странностям). Спустя много лет я узнал, что такое шествие-харинама считается обрядом, призывающим дождь.

На исходе лета все живое живет ожиданием густых, черных облаков, которые превращают ослепительный полдень в сумерки. Наконец приходит долгожданная гроза. В небесном полумраке сверкают молнии, озаряя все вокруг. Из рокочущих туч на землю падают первые капли дождя, вслед за которыми обрушиваются мощные водяные потоки. Гроза в сезон дождей всегда начинается впечатляюще — и мир ликует.

С приходом дождей высохшая земля покрывается зеленью. Коровы радуются свежей молодой траве, которая прорастает повсюду. Лягушкам в это время тоже раздолье — по ночам их многотысячный хор устраивает такую какофонию, что уснуть невозможно.

Однако радость, вызванная дождями, продолжается недолго, поскольку избыток воды переносится еще труднее, чем засуха. Иногда дождь льет почти непрерывно на протяжении многих дней. Все вокруг становится липким и мокрым. Одежда не высыхает, и в домах стоит неприятный запах мокрой гниющей ткани. Земля, которая еще недавно была покрыта трещинами, в некоторых местах становится очень скользкой, а кое-где превращается в густое месиво липкой грязи, которая бывает такой вязкой, что ступив в нее, трудно вытащить ногу.

Сезон дождей — время болезней. Насыщенная влагой атмосфера, постоянные дожди, частая смена температуры и влажности приводят к расстройству пищеварения и желудочно-кишечным заболеваниям. Смешиваясь с грязью, сточные воды попадают в реки и озера, питьевая вода загрязняется. Резко возрастает число комаров. Они постоянно кусают и преследуют повсюду, иногда образуя жужжащие облака. В некоторых районах вспыхивает эпидемия малярии. Кожная сыпь, от которой многие страдают летом, в сезон дождей распространена повсеместно. Сочетание жары, влажности и пота незбежно приводит к чесотке. Ей особенно подвержены маленькие дети, тела которых покрываются язвами. Одним словом, сезон дождей — время суровых испытаний. Но люди сносят их терпеливо. Что им еще остается?

Но даже в сезоне дождей есть своя привлекательность. Особое очарование наблюдать грозу, сидя дома. Существуют даже традиционные раги, соответствующие настроению дождя.

В Бенгальском заливе зарождаются сильные бури, которые обрушиваются в первую очередь на Бангладеш, Западную Бенгалию и Ориссу. Особо тяжелая участь всегда постигала Бангладеш. Циклоны здесь возможны в любое время года, но, как правило, они характерны для сезона дождей. Смерть десятков тысяч людей в это время перестала быть редкостью. За последние двести лет в среднем за год случалось больше одного сильного циклона, некоторые из которых уносили жизни сотен тысяч людей и огромного числа домашних животных, приводили в негодность огромные участки плодородных земель, а также разрушали многочисленные жилые дома и другие постройки.23

О реках и наводнениях

Большая часть Бангладеш расположена в дельте Ганги, где могучее русло реки разветвляется на многочисленные рукава. Здесь Гангу называют Падмой, и здесь в нее впадает Брахмапутра и еще несколько стремительных рек, которые с силой прокладывают себе путь через равнину к Бенгальскому заливу. В местах, где дороги пересекаются с реками, много паромов, хотя в последние годы строятся новые мосты. Реки сами по сути являются дорогами: протяженность судоходных путей почти равна протяженности автомобильных дорог. Путешествие на лодке или пароходе может продолжаться три, пять, двенадцать, а то и двадцать четыре часа. Добравшись до главной пристани, люди пересаживаются в лодку поменьше или идут до своей деревни пешком.

Бангладеш сильно отличается от засушливых районов субконтинента, таких как Раджастан. Хотя в некоторых районах Бенгалии земля в жаркий сезон высыхает, большая часть страны круглый год утопает в зелени. Почти вся территория Бенгалии едва возвышается над уровнем моря и представляет собой необычайно плоскую равнину. В сезон дождей все большие реки становятся полноводными. С большой силой они устремляются с гималайских вершин к морю через северную и северо-восточную Индию и равнины Бангладеш. Разлив рек совпадает с периодом обильных дождей, из-за чего ежегодно большая часть страны оказывается полностью или частично затопленной.

Если в сезон дождей вы посмотрите на Бангладеш из самолета, то увидите огромное озеро с раскиданными повсюду островками деревьев и деревень. Деревни строятся на возвышенностях. Если таковые в данной местности отсутствуют, жители совместными усилиями делают насыпь, на которой строят свои дома. Менее распространенная альтернатива — строить дома из бамбука или дерева на бамбуковых платформах. Впрочем, такие хрупкие сооружения не могут долго противостоять сильным течениям. Для защиты деревень, городов и полей вдоль рек строятся оградительные дамбы. Хотя это дает какую-то безопасность, никакие человеческие усилия не могут противостоять гневу природы. Когда во время половодья реки выходят из берегов, жертвами стихии могут стать возделываемые поля, жилища людей, а иногда даже целые города.

Однажды во время сезона дождей я путешествовал в провинции Силхет на северо-востоке Бангладеш. Этот регион отличается ярко выраженным климатом: здесь самое жаркое лето, самая холодная зима и самый влажный сезон дождей. Мы плыли на лодке к городу Сачхна. Добраться туда можно было только по воде: дорогу так размыло, что она превратилась в непроходимое болото. Город возвышался над водой, подобно острову посреди океана, вокруг него простирались затопленные поля. Огромные волны захлестывали улицы на окраине города, словно желая его поглотить. Шел сильный ливень. В тот день мы провели киртан, сидя в храме перед божествами Джаганнатхи, Баладевы и Субхадры.24 С собой у нас был огромный сундук с книгами, которые нам удалось сохранить сухими, несмотря на непрекращавшийся ливень. Бросая вызов дождю, один за другим стали приходить люди, чтобы посмотреть на садху, приехавших в их затопленный город. К концу дня мы продали все книги.

В сезон дождей образуются новые речушки. Мелкие реки становятся достаточно широкими для судоходства, а дороги превращаются в болота или полностью затапливаются. Образовавшиеся в результате разлива рек притоки можно преодолевать на весельных или моторных лодках. Если их ширина не позволяет использовать даже весла, лодки приводят в движение с помощью бамбуковых шестов. Стоя на корме, лодочник погружает шест в воду и, отталкиваясь им ото дна, продвигает лодку вперед.

Однажды мне и моим спутникам пришлось преодолевать по такой речушке несколько километров джунглей. От палящего солнца нас защищали густые кроны деревьев, сквозь которые кое-где пробивались якрие лучи света. Лодочник умело прокладывал путь по извилистому руслу, а мы помогали ему, отводя в сторону низко свисавшие ветви деревьев.

Путешествуя по реке, можно по-настоящему насладиться красотой природы, в особенности сразу после дождя — когда все утопает в зелени, на небе ни облачка, а высокая вода открывает взгляду великолепную панораму пышной растительности. По широким рекам курсируют самые разные суда: крохотные деревенские лодки, лодки побольше, с ветхими, но красивыми парусами, небольшие моторные катера и редкие пароходы.

Маленькие деревенские лодки часто оснащены открытым с обеих сторон полукруглым тростниковым навесом, который защищает пассажиров от солнца и дождя. Под ним, когда работа окончена, укрывается и сам лодочник.

Незавидно положение тех, кому приходится в безветренную погоду тянуть парусные суда вверх по течению. Держа в руках длинные веревки, эти сильные, мускулистые мужчины с почерневшими и мокрыми от пота телами, тянут судно, сгибаясь под лучами беспощадного солнца, устремив вперед свои взгляды и тяжело дыша.

В силу того что Бенгалия — страна с большим населением и ограниченными экономическими возможностями, перенаселенность и чрезмерная эксплуатация средств передвижения здесь в порядке вещей. Подобно автобусам и грузовикам, суда — как пассажирские, так и грузовые — как правило, перегружены. Иногда груз намного превышает размеры самого судна. Под его тяжестью судно так глубоко погружается в воду, что становится едва заметным. Такая картина особенно характерна при перевозках джутового волокна, огромные тюки которого размещают на лодках, намного их меньше по размеру. Неудивительно, что перегруженность часто заканчиваются трагически. В сезон дождей кто-то гибнет в воде почти каждый день. Иногда в таких несчастных случаях погибает от ста до двухсот человек.

Как-то раз мне довелось плыть по реке в сезон дождей. Когда я садился в лодку, она казалась достаточно надежной, но посреди широкой, бурлящей реки под натиском проливного дождя она стала крохотной и неустойчивой. По мере того как гроза усиливалась, команда начала терять над судном контроль. Тогда капитан отвел судно ближе к берегу, где течение было не таким сильным, и бросил якорь. Я укрылся под навесом, где было немного суше (хотя в такую грозу вода проникает повсюду). Один человек с типичной мусульманской бородкой повернулся к своему соседу и с блеском в глазах сказал: «Посмотри, как велика майа Аллаха». Для меня его слова прозвучали как откровение: я поразился, что человек, принадлежавший к другой, очевидно менее развитой религиозной традиции, имел такую непоколебимую веру в Бога и видел Его руку во всем происходящем.

В другой раз, когда мы путешествовали в сезон дождей по провинции Силхет, нам пришлось плыть вверх по реке в утлой деревенской лодке. Чем дальше мы плыли, тем сильнее становилось течение и ливень. Несмотря на отчаянную борьбу, лодочник больше не мог справляться с течением. А когда мы увидели плывущий навстречу труп, мы поняли, что пора остановиться.

Мы причалили к берегу возле ближайшей деревни. К счастью, в селении жили индусы (хотя я уверен, что и мусульмане встретили бы нас не менее гостеприимно.) Деревушка представляла собой возвышающийся над водой клочок земли с несколькими хижинами, который по мере пребывания воды становился все меньше. Мы заснули, рискуя быть смытыми в реку. По счастью, к утру дождь прекратился. Со временем вода убыла, и мы продолжили свой путь.

Простая жизнь

В Бангладеш жизнь сосредоточена в деревнях. Деревенская жизнь способствует развитию гуны благости25. Поэтому она предпочтительнее, чем жизнь городская, которая, несмотря на все удобства, находится под влиянием низших гун. Бангладеш — самая густонаселенная страна в мире26. На клочке земли, чуть большем половины Британии, живут 120 миллионов человек, при этом большая часть населения сосредоточена в деревнях. В этом одна из причин, почему в Бангладеш сохранилась исконная культура: сельские жители далеки от современного образа жизни.

За прошедшие века жизнь бенгальской деревни почти не изменилась. Большинство дорог представляют собой две колеи. Обычно люди живут за много миль от ближайшей асфальтовой дороги. Им привычно преодолевать большие расстояния пешком или на велосипеде. Воздух здесь чистый. Редко встретишь товары промышленного производства. Дома строят в основном из глины, а крышу покрывают соломой. Повсюду растут банановые деревья, кокосовые пальмы и деревья бетеля. Бесчисленные лодки бороздят широкие реки, текущие под покровом небесной синевы. Кажется, что вот-вот из-за деревьев появится группа санкиртаны Господа Чайтаньи.

В то время, когда я жил в Бангладеш, в большинстве деревень не было электричества. А туда, где были проведены провода, электроэнергия поступала лишь на пару часов в день, да и то низкого напряжения. Большинству жителей страны современные удобства просто недоступны, что защищает их от тлетворного влияния современной цивилизации.

Когтистая лапа средств массовой информации еще не дотянулась до деревень Бангладеш. Большинство людей живет слишком далеко от ближайшего кинотеатра, да и фильмы, которые там показывают, отличаются от тех вульгарных, изобилующих сценами насилия картин, которые оскверняют умы жителей современной Индии. Подобным воздержанием бенгальцы во многом обязаны исламу, который, несмотря на все недостатки, налагает на своих приверженцев благотворные ограничения.

Многие деревни находятся в такой глуши, что их жители даже не знают, что творится за их пределами. Для них все новости сводятся к местным происшествиям и сплетням. Многие слушают относительно безобидные радиопрограммы бенгальского радио по транзистору и таким образом узнают о жизни могучих держав. Однако спор о том, чья коза забралась в соседский огород, вызывает у деревенских жителей гораздо больший интерес.

Автор одной книги написал о некоем пожилом крестьянине, который работал в поле в День независимости Индии и не участвовал в праздновании.

«Почему ты не празднуешь?» — спросили его.

«А что нужно праздновать?» — последовал ответ.

«Сегодня британцев выдворили из страны!»

«Кого?» — переспросил старик. Он о них никогда и не слыхал.

Только вернувшись в Дакку, я узнавал о том, что происходит в мире. Встречи на высшем уровне, кризис доллара, протесты против испытания ядерного оружия, выборы в Германии, стычки футбольных болельщиков — все это было чем-то нереальным, подобно обрывкам давно увиденного и почти забытого сна. То были отголоски мира далекого и потому неважного.

Будучи изолированной от современного технологически продвинутого общества, бангладешская деревня являет собой почти прямую противоположность сельской жизни на индустриализированном Западе. Деревенские жители в Бангладеш не знают, что такое совмещенные санузлы, автомобили и други бесчисленные «насущные потребности» современной цивилизации. Если кто-нибудь не расскажет им о необходимости этих вещей, они вполне будут обходиться и без них. Они никогда не слышали о стиральных машинах, туалетной бумаге, губках для мытья посуды, освежителях воздуха, консервированных и замороженных продуктах и даже о ножах и вилках.

Однажды в Дакке несколько деревенских мальчишек, привлекшись нашим киртаном, шли за нами до самого ашрама, располагавшегося в арендованном доме. Дом был оснащен всеми современными удобствами (какие только можно встретить в Бангладеш), такими как дверные ручки, водопровод, электричество и так далее. Мальчики cнова и снова открывали и закрывали дверь, завороженно наблюдая, как щелкает замок, включали и выключали свет, открывали кран и, не закрыв его, убегали. Возможно, струя воды из крана казалась им чем-то вроде реки, которая течет сама по себе.

В другой раз в Дакке я попросил одного деревенского мальчика сделать ксерокопию и обнаружил, что он не имеет ни малейшего представления, что это такое. Несмотря на все мои объяснения, он так и не смог понять, о чем идет речь. Городские снобы сочли бы его за невежду, однако в том, что касается деревенской культуры, они сами такие же невежды. Ведь они ничего не знают о том, как вспахивать поле, шелушить рис и различать разные сорта злаков. Им неведомы названия деревьев, насекомых и птиц. Часто в разговоре с нами бенгальцы говорили о разных сортах риса, как будто мы о них что-то знали. А мы и понятия не имели о том, каких сортов бывает рис и какого качества, когда его нужно сажать или как следить за здоровьем и чистотой домашнего скота. Деревенские жители, пожалуй, не смогут победить в крысиных бегах по джунглям из стекла и бетона. Однако городским пронырам тоже придется нелегко, окажись они в атмосфере деревенской жизни со всеми ее нюансами человеческих взаимоотношений.

Один австралийский преданный, который некоторое время путешествовал со мной по Бангладеш, удивлялся, как я, западный человек, мог вести такую аскетичную жизнь — жить в деревнях, где нет ни дорог, ни электричества, мыться водой из колодца и так далее. Я, однако, не видел в этом ничего аскетичного. Что особенного в том, чтобы рано утром подойти к колодцу, набрать ведро воды и вылить его на себя? Да и какая разница, где спать: в городском фешенебельном особняке или в деревенской глиняной хижине? Миллионы людей живут такой жизнью, даже не задумываясь об этом, тогда почему это невозможно для нас? Даже если в этом есть какая-то аскеза, в этом вся прелесть. Для молодого человека нет большего приключения, чем, оставив западную жизнь обывателя, странствовать и проповедовать в далеких краях.

Жизнь в согласии с природой

Так называемые тяготы деревенской жизни — вещь весьма относительная. Недостаток современных бытовых удобств более чем восполняется отсутствием связанных с ними проблем. По крайней мере, воздух в деревне чист и безвреден для здоровья. Загрязнение окружающей среды сведено к минимуму, а образ жизни людей можно назвать «экологически чистым» — хотя едва ли кто из деревенских жителей знаком с этим понятием.

Большинство людей едят из листьев и глиняных чашек, которые после однократного использования выбрасывают, и они естественным образом поглощаются экосистемой. Кухонную утварь чистят землей и травой или волокнистой шелухой кокосового ореха. Использование земли и песка — простой, естественный, эффективный и дешевый способ удаления жира и пятен и придания металлической посуде блеска. Нет никакой необходимости в гигантских предприятиях по производству моющих средств, загрязняющих окружающую среду. Воду берут из рек, озер, прудов и колодцев. Умение есть рукой устраняет необходимость в ножах и вилках.

Проблема бытовых отходов — одна из насущнейших проблем современного общества — в бенгальских деревнях просто не существует. Каждой вещи находится применение. К примеру, старую одежду не выбрасывают — ее рвут на тряпки или делают из нее лоскутное одеяло, которое можно встретить в каждом бедняцком доме.

Деревенские жители почти не пользуются товарами промышленного производства — они знают, как удовлетворять свои насущные потребности тем, что дает им природа, которая обеспечивает всем необходимым для простой жизни. Только посмотрите, сколько применений находят кокосовой пальме. Из твердых стеблей делают щетки. Из щетины кокосовых орехов, как и из джута, вьют веревки. К скорлупе ореха прикрепляют деревянные ручки и используют ее в качестве черпака. Мякоть кокоса — очень питательный продукт — придает неповторимый вкус и питательность великому множеству сладких и соленых блюд. А масло, получаемое из мякоти кокоса, втирают в голову: оно делает волосы блестящими и производит охлаждающий эффект.

В Бангладеш выращивают несколько десятков сортов бананов. Некоторые едва достигают в длину трех сантиметров. Другие вырастают короткими, толстыми и полными семян. Есть такой сорт, который собирают неспелым и используют в пищу в качестве овоща, — такое блюдо очень полезного для желудка и печени. Кроме плодов, банановое дерево дает много других полезных продуктов. Так банановые листья считаются лучшей тарелкой. Горячая пища, положенная на банановый лист, вызывает выделение на его поверхности особого вещества, которое способствует пищеварению. (Что на это скажут ученые-атеисты?) Из древесины бананового дерева можно делать бумагу. Из мягкой сердцевины ствола готовят вкусное и питательное овощное блюдо, а из цветов некоторых сортов банановых деревьев получается изумительная приправа.

Бамбук также является неотъемлемой частью жизни бенгальцев. Многочисленные его разновидности растут повсюду, в особенности в южных прибрежных районах. Из молодого бамбука плетут простую мебель, корзины (что носят на палке через плечо) и широкие шляпы, которые защищают крестьян от солнца и дождя. Из бамбука повзрослее — упругого и крепкого — строят изгороди и временные сооружения, такие как строительные леса, а также мосты через многочисленные ручьи и речки. Из бамбука делают также веера, спасающие от летнего зноя.

В наше время очень немногие в Бангладеш шьют одежду у себя дома. Тем не менее, производство ткани на ручном ткацком станке до сих пор является в Западной Бенгалии одним из наиболее распространенных ремесел. В большинстве деревень до сих пор есть кузнец, который делает ведра и кухонную утварь. Постепенно, однако, изготовленная вручную посуда вытесняется предметами массового промышленного производства.

Еще одна привлекательная особенность простой деревенской жизни состоит в том, что большую часть времени люди проводят на открытом воздухе, а не в четырех стенах. Омовение, стирка, справление нужды, беседа с друзьями или уединенное чтение — все, что в большинстве стран принято делать в помещении, в бенгальских деревнях делают на свежем воздухе. Даже вкушать часто предпочитают на веранде или во дворе. Тот, кому мила такая простота, поймет, почему Верховная Личность Бога в Своем высшем проявлении предпочитает царской роскоши деревенскую жизнь.

Утреннее омовение

Жизнь в деревне начинается рано утром. Большинство людей встают с восходом солнца, а то и раньше. Незадолго до рассвета из местной мечети доносится призыв к верующим на арабском языке прийти на молитву. Иногда за ним следует увещевание на бенгали: «Вставайте! Хватит спать! Молитва важнее сна!» Подъем в десять часов утра здесь сочли бы странностью (хотя в крупных городах телевидение постепенно меняет образ жизни людей).

После пробуждения деревенские жители первым делом справляют естественную нужду. С ранних лет они приучены опорожнять кишечник сразу после подъема. В городах в каждом доме есть туалет (с унитазом, на котором сидят на корточках). В деревнях люди справляют нужду либо в поле, либо в деревенской уборной, которая представляет собой простые углубления в земле. Усиленный от жары запах испражнений и мочи привлекает миллионы мух и опарышей.

После опорожнения кишечника необходимо совершить омовение. Для этого люди идут к колонке или колодцу, набирают ведро воды и обливаются при помощи лоты27 или же моются в реке или пруде. По милости Кришны ранним зимним утром вода в колодцах теплая, словно ее подогрели, а в жаркий летний день, наоборот, — прохладная. Причем, чем глубже колодец, тем больше согревается (или остужается) в нем вода. Когда после утомительной дороги, в самую жару мы приезжали в какую-нибудь деревню, кто-то из местных жителей энергично принимался набирать для нас одно за другим ведра прохладной колодезной воды, которые мы опрокидывали на себя. Нет ничего более бодрящего и освежающего в жаркий летний день, чем такое омовение.

Вырытые вручную пруды (называемые пукурами) являются неотъемлемой составляющей бенгальских деревень. Почти в каждой есть по крайней мере один, а то и несколько таких пукуров. Многие преуспевающие семьи имеют собственный пукур. Как правило, пукуры имеют квадратную форму. Их используют для купания, стирки одежды и мытья кухонной утвари, а некоторые предназначены исключительно для хранения питьевой воды. Для удобства по краям пукура сооружают ведущие к воде ступеньки из глины, камня или кирпича. Идеальными считаются пукуры большие и глубокие, которые не пересыхают летом и остаются относительно чистыми, даже если в них купается много людей. Наши преданные часто отдыхали в водах прохладного глубокого пукура, плавая и забавляясь с местной детворой.

Мужчины и женщины купаются в разных пукурах, а если пукур в деревне один, то в разное время или на разных его сторонах. Мужчины купаются в длинных гамчах28, называемых лунги, а женщины — в сари.

Часам к десяти утра на берег пукура или реки сходятся хозяйки и принимаются стирать белье. Повсюду слышно громкое «хлясь», «хлясь» — так они стирают, ударяя мокрым бельем по большим камням, расположенным у воды. Часто женщины, помыв в пукуре посуду, набирают из него воду для приготовления пищи.

Сразу после восхода солнца у пукура слышно, как мужчины весело переговариваются друг с другом, разжевывая веточки нима29 и натираясь горчичным маслом перед утренним омовением. Они также втягивают его носом, чтобы облегчить выделение слизи. Горчичное масло обладает согревающим свойством и помогает телу сохранить зимой тепло. Кроме того, оно богато витаминами и минеральными веществами, которые питают кожу и не дают ей высохнуть зимой.

Вечерние обязанности

С наступлением сумерек дома индусов неожиданно оглашаются боем гонгов, звуками раковин и улюлюканием женщин. Все эти звуки считаются благоприятными и призваны отвратить дурное влияние ночной темноты, когда активизируются привидения и злые духи. Все недоброе, что несут сумерки, окончательно устраняется проведением арати (церемонии поклонения) семейным божествам, благодаря чему атмосфера в доме освящается.

После захода солнца в домах зажигают дхуну, ароматическую смесь, которую жгут в глиняном или медном потире вместе с щетиной кокосового ореха. Ароматный дым дхуны очищает дом, устраняет неблагоприятные воздействия на тонком плане и защищает от полчищ комаров, которые к вечеру становятся активными.

Другой вечерней обязанностью является зажигание светильников. Они бывают либо самодельными (сделанными из использованных консервных банок), либо купленными (со стеклом). Даже в домах, где есть электричество, по вечерам зажигают лампаду, которая горит слабым огоньком, поскольку электричество часто отключают. Когда все в доме ложатся спать, одну или две лампады оставляют гореть, чтобы рано утром, до рассвета, можно было легко их найти.

Социальное устройство и культура взаимоотношений

Типичный бенгальский пейзаж представляет собой сочетание плоских равнин с возвышенностями, поросшими зарослями деревьев — главным образом, кокосовыми и другими пальмами и деревьями бетеля. Люди умудряются жить везде. Возле каждой рощицы расположено несколько хижин, в каждой из которых живет многочисленное семейство. Бывало, мы останавливали машину прямо посреди какого-нибудь поля, в совершенно безлюдном месте, но не проходило и нескольких минут, как мы обнаруживали себя в окружении любопытной толпы, сбежавшейся посмотреть на приехавших «сахибов».

Рассчитывать на уединение в Бангладеш почти не приходится. Всем до всего есть дело. Простой деревенский люд может без всякого стеснения часами глазеть на иностранца, завороженно наблюдая за всем, что он делает. Многих западных преданных, включая меня самого, это сильно раздражало. Порой я чувствовал себя как зверь в зоопарке. Со временем, однако, я к этому привык.

После купания нам иногда приходилось переодеваться в комнатах, забитых людьми, среди которых были и женщины. В большинстве семей иметь собственную комнату — неслыханная роскошь, так что люди учатся одеваться и переодеваться в присутствии противоположного пола, не обнажая при этом свое тело.

Одиночество в Бенгалии — явление неизвестное; но не потому, что человек теряется в толпе, — просто люди знают, как жить в коллективе. Больше всего на свете бенгальцам нравится собираться в группы и говорить часами напролет (хотя частенько пользы от таких разговоров мало). От скуки также никто не страдает. Бенгальцам нравится быть вместе и делать что-то сообща. Каждый находит себе место в общем деле, никто не остается в стороне. Удовольствие, получаемое от такого общения, в корне отличается от того, что приносит бесконечная смена внешних стимуляторов.

«Прогрессивно мыслящие» иностранцы часто бывают разочарованы неприкрытой наивностью жителей Бангладеш, явным отсутствием в них стремления к собственному материальному благополучию. Бенгальская культура не приветствует развитие в человеке индивидуализма, духа соперничества или навыков, необходимых для технологического прогресса. Разумеется, бенгальцам небезразлично экономическое развитие, но все же они больше пекутся о сохранении своих культурных традиций, которые воспитывают в человеке дух сотрудничества и взаимопомощи и как нельзя лучше подходят их аграрной стране.

Однажды я приехал в деревню, которая незадолго перед этим сильно пострадала от циклона. Местные жители с воодушевлением помогали друг другу заново отстраивать глинобитные хижины. Такова деревенская жизнь: круглый год все трудятся сообща, с радостью помогая друг другу собирать урожай, орошать поля, проводить праздники или возводить дамбу, чтобы сдержать реку во время разлива.

Нужда заставляет жить в мире с соседями. Большинство семей не отличаются материальным достатком, и у тех, кто побогаче, принято помогать менее обеспеченным. Чувство общности и ответственность за ближнего — неотъемлемая черта здешней культуры. Несмотря на раздуваемую политиками неприязнь, до сих пор во многих деревнях индусы и мусульмане живут дружно, как братья (хотя в этом дружелюбии есть доля осмотрительности).

Бенгальцам присуще чувство сплоченности, в особенности, среди членов одной социальной группы. Они легко знакомятся и любят расспрашивать друг друга обо всем. Сперва их постоянные вопросы казались мне весьма назойливыми. «Сколько у вас братьев и сестер? Как вы зарабатываете на жизнь?» На Западе подобные вопросы сочли бы вмешательством в личную жизнь. Но в индийской культуре это, наоборот, считается знаком уважения. Интерес, который к вам проявляют, говорит о том, что вас считают человеком достойным, заслуживающим внимания.

Западная культура идеализирует образ непоколебимого одиночки, отважно противостоящего жестокому миру. Бенгальцы же ценят зависимость от окружающих и чувство единства. В отличии от нас, они говорят не «мой дом» или «моя страна», а «наш дом» и «наша страна». Им не нравится, когда их рассматривают отдельно от той общины, к которой они принадлежат.

Первая и важнейшая община, с которой отождествляет себя бенгалец, — это его семья. За ней следуют другие: сословие, родная деревня. Оскорбить члена той или иной общины значит навлечь на себя гнев всех ее членов. Каждый член общины поддерживает общину, а община защищает всех своих членов. Такая сплоченность гарантирует защиту каждому. Вся деревня может ополчиться на обидчика одного из ее жителей.

Община приходит на выручку своим членам всякий раз, когда те сталкиваются с любыми проблемами — психологическими, социальными или экономическими. В ответ каждый в отдельности заботится об интересах всей общины. Роль человека в общине определяется тем, насколько верно он следует ее законам. Порвать связь с общиной практически невозможно. Так община регулирует поведение своих членов, не позволяя им выходить за рамки дозволенного.

Поведение одного члена общины сказывается на всей общине. Своим недостойным поведением человек бросает тень на всю общину, успех одного члена общины разделяется всеми ее членами. Если кто-то ведет себя недостойно, старейшины семьи или деревни скажут ему: «Ты позоришь свою семью (или свою деревню)». Подобный довод считается неоспоримым.

Бенгальцы очень пекутся о своей чести и репутации. Свое положение в обществе они поддерживают хорошими отношениями с окружающими, в особенности со старшими. Они также всегда стараются выглядеть как можно опрятнее и всегда носят чистую одежду, даже если они ограничены в средствах.

Жители Бенгалии, особенно восточной ее части, придают большое значение этикету. Если бенгалец отзывается о чьем-то поведении как о достойном, это считается очень высокой похвалой. И наоборот, сказать человеку, что он не умеет себя вести, значит выразить свое крайнее неодобрение. Особого презрения и насмешек (за спиной) удостаивается тот, кто, имея деньги и положение, ведет себя с другими заносчиво и пренебрежительно.

В каждой культуре существуют свои представления о недостойном и предосудительном. Человек может столкнуться с трудностями, оказавшись в чужой стране, в которой нормы поведения отличаются от тех, к которым он привык. Например, в Бенгалии мужчины часто идут вместе, держась за руки. На Западе их сочли бы гомосексуалистами, что еще в недалеком прошлом считалось крайне предосудительным. Но в Бенгалии это считается выражением дружбы и не более.

Если бенгалец чувствует сильное негодование или стыд, получив, к примеру, выговор от старшего, он в знак глубокого раскаяния может высунуть язык и зажать его между зубами. В Англии высунутый язык считается грубостью. Несколько раз я попадал впросак, показывая большим пальцем вверх. На Западе этот жест означает одобрение. В Индии же этот жест считается вульгарным и неприличным.

Будучи уроженцем земли млеччх, я не сразу смог приспособиться к нормам поведения в Бангладеш. Много раз люди (как правило, старше меня по возрасту) указывали мне на мои оплошности, которые я (по своему невежеству) часто допускал. Из-за эгоизма мне было нелегко усвоить все тонкости их культуры. Трудно было прислушиваться к советам людей, не следовавших элементарным принципам духовной жизни.

Как-то раз, продав человеку книги Шрилы Прабхупады, я дал ему сдачу левой рукой. На глазах у собравшейся толпы, он взял деньги, вложил их в мою правую руку и заставил отдать их ему правой рукой. Я чувствовал себя пристыженным, но урок усвоил.

Тому, кто только начинает знакомиться с бенгальской культурой, предстоит освоить множество тонкостей и запретов. К примеру, грубым считается сидеть, направив ступни в чью-либо сторону. Если вы сидите на стуле, вам следует спрятать стопы под стул, чтобы их не было видно. Неприличным считается показывать указательным пальцем. Подзывать кого-либо движением указательного пальца также оскорбительно. В Бенгалии человека подзывают повернутой вниз ладонью, вытянув руку вперед. Интересно, что в Индии покачивание головой из стороны в сторону — знак согласия, равнозначный слову «да», тогда как на Западе это означает «нет».

Пить воду, держа стакан в левой руке, считается неподобающим, поскольку левой рукой принято делать что-то неблагоприятное или нечистое (например, подмываться), правая же рука служит для всего чистого и благоприятного. Поэтому давать или брать левой рукой считается оскорблением.

Взаимоотношения бенгальцев между собой также полны тонкостей и нюансов. Несмотря на то что они слывут людьми эмоциональными, далеко не всегда скажешь, что у них «душа на распашку», и западному человеку приходится учиться разгадывать язык их жестов, взглядов, интонаций и понимать смысл их иносказаний. Прямолинейность и откровенность — бесспорные достоинства по мнению англичан — в Бенгалии расцениваются как бестактность и невоспитанность.

Бенгальцы с особой деликатностью разрешают возникающие конфликты и недопонимания. В кругу своей семьи они могут открыто выражать свои чувства, но с другими людьми ведут себя осмотрительно, за исключением тех случаев, когда гневаются или ссорятся. Особо скандальные истории не выносят на всеобщее обсуждение, стараясь предотвратить позор, осуждение, раздоры и полный разрыв взаимоотношений, что вполне понятно — ведь в деревне людям приходится жить вместе и сотрудничать друг с другом.

Если один бенгалец хочет поправить другого, он сделает это наедине, в тактичной форме. Важно не обидеть человека, даже если на это есть все основания. Выговоры всегда принято смягчать тактом, искренней заботой о благе той семьи, к которой принадлежит виновный. Неприятный разговор обычно предваряют фразой «кичху мане корбен на» — «пожалуйста, не обижайся».

Человек, указывающий другому на ошибку, будет задавать провинившемуся личные вопросы, смягчая тем самым горечь обвинения и заверяя его в том, что, несмотря на совершенную ошибку, отношение к нему не изменилось. Он изберет спокойный и доверительный тон и будет использовать мягкие и приветливые выражения, даже если сама тема разговора его собеседнику не по душе.

Бенгальцам присуща восточная привычка говорить о постороннем, прежде чем перейти к главному. Даже перейдя к главному, они могут не говорить напрямую, а ходить вокруг да около. Если у кого-то возникает недовольство поведением того или иного человека в общине, ему попытаются дать знать об этом намеками. Если это не вызовет в обидчике отклика, тогда, вместо того, чтобы сказать ему об этом напрямую, обиженный обратится к кому-нибудь из старших, чье мнение имеет вес для обеих сторон, и попросит его вмешаться. Когда старший выговаривает младшему, он говорит ему мягким голосом: «Тебе не подобает так себя вести». Слыша эти слова, провинившийся понимает, что его не отвергают, но настоятельно просят исправиться.

Если обидчик просит прощения за свои недостойные слова или поступок, то согласно этикету, обиженный должен ответить ему: «Ну что вы. Вы не сделали ничего дурного. Я нисколько на вас не обижаюсь», даже если оба прекрасно сознают вину обидчика.

Хотя в основе бенгальской культуры лежит почтительное отношение к окружающим, не все люди совершенны и находятся такие, что досаждают другим. Увы, выход за рамки принятых правил здесь далеко не редкость, и, как правило, все инциденты заканчиваются шумными ссорами — обычным явлением для бенгальской деревни. Двух спорящих людей непременно обступает толпа зевак, которые делятся на два лагеря и принимаются защищать каждый свою сторону.

Отношение к старшим

К старшим относят отца, мать, деда, родственников отца и матери и других людей того же возраста. Старшего брата чтут почти наравне с отцом. С большим почтением относятся к учителям. Младшим не разрешается спорить со старшими. Даже если недовольство младшего обосновано, он, как правило, не станет упрекать старшего. Если младший все-таки обратится с жалобой к старшему, он сделает это с почтением, и если старший не захочет считаться с его мнением, ему останется только смириться. Когда старший зовет младшего, тот отвечает «агье» — «я к вашим услугам».

Всякий раз, когда я входил в комнату, где находились младшие, например, ученики моих духовных братьев, они тут же вставали со своих мест в знак почтения и стояли до тех пор, пока не садился старший. Когда я был в гостях у главы факультета санскрита Университета Дакки, я видел, как его студенты, входя в комнату, дотрагивались до его стоп, а он в ответ касался ладонью их голов.

Взаимное проявления любви и симпатии — такая же неотъемлемая черта бенгальской жизни, как почтение к старшим. Мужчина совершенно свободно может говорить о том, что он любит другого мужчину или что кто-то любит его: «амаке бхало баше». При встрече друзья и родственники трижды нежно обнимают друг друга: сначала голова обнимающихся оказывается над левым плечом, потом — над правым и снова над левым. Разумеется, такое проявление любви возможно только между двумя мужчинами или двумя женщинами — мужчина и женщина никогда не станут обниматься на людях, даже если они муж и жена или мать и сын (за исключением случаев, если сын — маленький ребенок; в этом случае он почти всегда будет находиться на руках у матери).

Семейная жизнь

Типичная бенгальская семья представляет собой несколько семей, живущих вместе. Под одной крышей могут жить пять братьев со своими женами и детьми. Каждый из братьев относится к племянникам как к собственным детям — с любовью и заботой. Таким образом дети растут, постоянно ощущая на себе любовь и заботу сразу многих взрослых.

В Бенгалии юношу начинают считать мужчиной только после тридцати лет. До этого его воспринимают как ребенка. Даже если он женат и у него есть дети, он не имеет полной независимости.

В бенгальском обществе мужчина и женщина играют совершенно разные роли. Разница видна во всем: в одежде, в поведении, в обязанностях и социальном положении. В социальном отношении женщины занимают подчиненное положение, но при этом пользуются уважением и находятся под защитой.

Образ женщины в Бенгалии (как и в любой традиционной культуре) — это образ жены и матери, а никак не секс-эмблемы, пытающейся соблазнить любого, кто попадает в ее поле зрения. Женщин, населяющих индийский субконтитент, обошла стороной безумная мода во всем уподобляться мужчинам. Несмотря на тяжелый физический труд и отсутствие материального достатка, женщины Бангладеш выглядят женственно и привлекательно. Яркие сари, браслеты, драгоценности, синдхура (красный порошок, который замужние женщины наносят на пробор между волосами), бинди (красная точка на лбу) и алта (красная краска на стопах) — все это считается благоприятными украшениями достойной индийской женщины.

Женщины находят радость в служении членам своей семьи и гостям. Им особенно нравится участвовать в семейных и религиозных праздниках. Ничто не доставляет им большего удовольствия, чем готовить праздничную пищу, наряжаться и встречаться со своими подругами.

Проснувшись утром, женщины первым делом подметают в доме и во дворе. Затем они моют пол водой с коровьим навозом, после чего им предстоит сделать еще много дел — подоить корову, приготовить завтрак, накормить семью, намолотить зерна, помыть посуду и так далее. Кроме всего прочего, двадцать четыре часа в сутки им нужно присматривать за детьми. Тем не менее, они не чувствуют перенапряжения — домашние обязанности распределяются между несколькими женщинами и поэтому не кажутся тяжким бременем.

Бенгальская женщина никогда не станет считать своих детей обузой. Заботиться о них и воспитывать их для нее — огромное счастье. Бенгальские матери с большой любовью относятся к детям, особенно к сыновьям. Обычно у каждой из них бывает по несколько сыновей, но если сын один, то мать отдает ему всю свою любовь. Если сыновей несколько, то, как правило, мать с особой нежностью относится к младшему. Даже став взрослыми, дети с глубоким почтением относятся к своей матери. Любой деревенский житель, работающий в городе, хранит в бумажнике фотографию своей матери.

 Бывало, деревенские женщины приходили группами, чтобы поговорить со мной (женщина не станет разговаривать с мужчиной наедине). Всякий раз они спрашивали меня о моей семье, о моем доме — это то, к чему бенгальцы, и в особенности женщины, проявляют особый интерес. Узнав, что я — единственный сын, они не могли понять, как я мог оставить свою мать и не видеться с ней столько лет. Они с сожалением представляли себе разлуку, от которой, по их мнению, должна была страдать моя мать.

Им было невдомек, что в современном западном обществе чувства любви и привязанности стали столь редкими, что матери часто выгоняют своих сыновей из дому со словами: «Хватит висеть у меня на шее. Убирайся». Поэтому я откровенно признавался этим женщинам, что, хотя я и оставил одну мать, здесь, в Бангладеш, у меня появилось много матерей. При этих словах их сердца таяли, и они с любовью начинали считать меня своим сыном.

Однажды в Дакке я увидел семью, стоящую на обочине дороги. Там были женщины с детьми и один-два мужчины. По тому, как растерянно и испуганно они выглядели посреди потока машин и городской суеты, нетрудно было догадаться, что они приехали из деревни. Дети вертелись вокруг взрослых, и один из них вдруг выбежал на проезжую часть. Заметив это, одна из пожилых женщин подбежала к нему, схватила малыша и, крепко прижав его к груди, принесла обратно к группе. Затем она сильно отругала молодую женщину, которая находилась к ребенку ближе всех, но не уследила, как он убежал: «Как ты могла позволить ему выбежать на дорогу?»

Эти материнские и родственные инстинкты воспитываются чуть ли не с пеленок. С четырех-пятилетнего возраста девочки начинают помогать матери приносить воду, готовить, раздавать еду и присматривать за маленькими детьми. В отличие от своих западных сверстниц, которые играют в куклы, в деревнях Бангладеш девочки нянчатся с настоящими малышами — родными или двоюродными братьями и сестрами или соседскими детьми. Здесь не редкость увидеть пятилетнюю девочку, держащую на руках дитя почти одинакового с ней роста. Так с самого начала дети имеют не одну, а несколько матерей. Даже после того как старшая сестра выходит замуж и ее младшие братья и сестры вырастают, она все равно сохраняет к ним материнские чувства. Неудивительно, что бенгальцы с большим почтением относятся к своим старшим сестрам.

Детей поправляют, делая им замечания, а также благодаря авторитету старших. Я ни разу не видел и даже не слышал, чтобы бенгальских детей били. Бенгальские дети плачут довольно редко. В воспитании детей бенгальцам явно не достает строгости и дисциплины, зато их дети не страдают от неуверенности в себе и застенчивости.

Ребенку дают понять, что он поступает неправильно, говоря «чи-чи» («как не стыдно»). Обучение многочисленным правилам бенгальской культуры начинается с раннего детства. Малыша учат: «Не касайся никого ногами и не наступай на священные предметы»; «Не давай ничего левой рукой»; «Не называй старших по имени и не говори им «ты»; «Не переступай через веревку, за которую привязана корова». Подрастая, ребенок узнает о том, что ожидает его за нарушение других запретов, таких как пререкания со старшими или разглядывание своего собеседника.

Я помню, как в наш ашрам приходили женщины с совсем маленькими детьми. Подойдя к алтарю, они склоняли головки детей к полу и клали им в рот чаранамриту30. Хотя сами дети не понимали, что происходит, их матери заботились о том, чтобы они совершили благочестивые поступки. Они также наклоняли головы детей к нашим стопам со словами «пранама коро» («поклонись») — и те тут же растягивались перед нами в поклоне. Дети повзрослее уже знали, как себя вести, и кланялись сами, без напоминания.

Любовь матери к своим детям по силе не уступает любви к мужу. В девочках с раннего возраста воспитывают женские добродетели: целомудрие, покорность и верность мужу.

Однажды, когда я гостил в одной бенгальской семье, пожилая хозяйка заговорила о своем больном престарелом муже, который сидел чуть поодаль от нас. «Конечно, мы все любим Кришну, — сказала она, — но для меня богом является мой муж. Он защищал меня и заботился обо мне всю мою жизнь. Он — великий преданный Кришны, и я в вечном долгу перед ним». Ее голос дрогнул, и она продолжала: «Теперь он собирается вернуться к Кришне. Я тоже хочу вернуться к Кришне, но только вместе с ним».

Представления бенгальцев о браке сильно отличаются от западных. Я знал в Дакке одного современного молодого человека, который носил модную западную одежду и хорошо говорил по-английски. Тем не менее в нем еще жил дух вайшнавской культуры, в которой он был воспитан. Он хорошо играл на мриданге и по вечерам приходил к нам в ашрам на киртан. Со временем ему предоставилась возможность поехать на учебу в Америку. Перед отъездом он был взволнован, но, вернувшись спустя год, признался, что американский образ жизни его разочаровал.

«Они устраивают из любви целый спектакль, — говорил он с отвращением. — Когда муж подвозит жену до работы, они на прощанье целуются». (В Бангладеш целоваться на людях, даже если это муж и жена — вещь неслыханная.) «Но потом они с такой же легкостью ссорятся и разводятся. В нашей стране о любви не принято даже говорить, не то что показывать ее окружающим. В этом нет необходимости. Любовь проявляется сама собой. Жена не может не любить своего мужа. Она любит его, потому что он — ее муж. Многие американцы спрашивали меня о браке по расчету: «Как вы можете вступать в брак с тем, кого никогда даже не видели? Как можно любить такого человека?» На это я отвечал: «У вас принято влюбляться до свадьбы, а у нас — после. Разница лишь в том, что после свадьбы ваша влюбленность быстро проходит и вы с легкостью разводитесь. У нас же этого не происходит».

Формы обращения

В деревне люди одного возраста называют друг друга братьями. В начале я недоумевал, когда человек, представляя мне своих односельчан, называл всех своих ровесников братьями. Позже я узнал, что значит быть братом в Бенгалии. «Братом» может быть сосед, друг, старый школьный приятель и так далее. Юноши не женятся на девушках той же деревни, поскольку с самого детства они растут как братья и сестры.

Старших никогда не называют по имени. К старшему брату обращаются «дада», а старшую сестру называют «дади». Среднего брата (не самого старшего) называют «меджо бхай». Обращаясь к любому, кто старшее вас по возрасту, принято добавлять к его имени частицу «да». К примеру, юношу Нрипендранатха будут звать Нрипен да, Камала Бхушану — Камал да и так далее.

Согласно этикету, мужчины обращаются к женщинам (кроме своих жен), называя их «ма» (мать). Однако в наши дни этому правилу следуют нестрого, и женщин часто называют «сестрами». Сами женщины называют друг друга «диди» (сестра).

К женщине также обращаются как к матери ее старшего сына. Например, если ее старшего сына зовут Гокула Чандра, женщину будут называть Гокулер Ма. Собственно по имени (Бхавана, Прити или Радхика) женщину почти не называют, разве что во время религиозных обрядов или при решении официальных вопросов. Односельчане могут даже не знать настоящего имени своей соседки.

К неродным людям бенгальцы обращаются по-разному. Они устанавливают дружеские отношения со старшими, называя их «мама» (дядя по матери), «мами» (тетя по матери), «кака» (младший брат отца), «каки» (тетя по отцу) и так далее. К старшим, исповедующим ислам, обращаются «чача» (дядя по отцу) и «чачи» (тетя по отцу). Маленьких мальчиков называют «кхока», а девочек — «кхуки».

Язык

Язык и культура неразрывно связаны друг с другом. Не говоря на местном наречии, иностранец остается чужаком, не способным ни общаться с людьми напрямую, ни понять их образ жизни. Поэтому большинство западных преданных, проповедующих в Бангладеш, учат бенгальский язык, чтобы свободно общаться с местными жителями.

Кроме того, знание бенгали открывает доступ к сокровищнице писаний Гаудия вайшнавов. В наши дни в Бенгалии лишь единицы знакомы с этим бесценным культурным наследием. Но Шрила Бхактисиддханта Сарасвати Тхакура предсказывал, что настанет время, когда люди всего мира будут учить бенгали, чтобы читать «Шри Чайтанья-чаритамриту». Сейчас «Шри Чайтанья-чаритамрита» и многие другие песни и поэмы Гаудия вайшнавов переведены на английский. И все же, даже небольшое знание бенгали открывает читателю множество тонкостей и делает чтение намного более увлекательным. Многие произведения Гаудия вайшнавов были намеренно написаны простым языком, чтобы их смысл могли понять обычные люди. Исключением, однако, являются труды Шрилы Бхактисиддханты Сарасвати Тхакура, язык которого настолько сложен, что его с трудом могут понять даже самые образованные бенгальцы.

Большинство языков Индии происходят от санскрита. Бенгали также относится к их числу. Поэтому бенгали, как и санскрит, наиболее подходит для выражения тонкой ведической философии. В особенности бенгальский язык подходит для описания раса-вичары (взаимоотношений Господа с совершенными преданными). Высочайшим уровнем духовных отношений являются взаимоотношения Кришны и обитателей Вриндавана, а также отношения Чайтаньи Махапрабху со своими ближайшими спутниками. На этом уровне преданного служения философия уступает место всепоглощающей любви к Богу. И бенгали как нельзя лучше подходит для выражения этих возвышенных чувств. Он очень точно передает настроение чистой и бескорыстной любви словами, которых не найдешь в английском и других западных языках, неразрывно связанных с западной культурой, основанной на похоти.

Бенгальский стиль киртана также неразрывно связан с бенгальским языком. Тексты песен и манера исполнения в сочетании с бенгальскими мелодиями совершенным образом пробуждают, выражают и усиливают духовные эмоции. Великие ачарьи-вайшнавы сложили на бенгали тысячи киртанов падавали31, описывающих образ, игры, качества, чувства и т.д. Кришны, Господа Чайтаньи и Их спутников. И хотя некоторые из этих песен переведены на английский и другие языки, средствами других языков (кроме родственных бенгали ории и майтхили) невозможно передать присущую этим песням расу (духовное настроение). Даже другие индийские языки, такие как хинди, уступают бенгали в очаровании.

Бенгали считается в Индии сладким, мелодичным языком. Особой чистотой отличается бенгали в Бангладеш, поскольку на него не оказали влияние другие языки. Даже не понимая смысла, можно заслушаться красотой и почти музыкальным звучанием слов, в особенности когда говорят образованные люди. Звучание слов, интонация голоса, передающая почтение и симпатию, и сама структура языка делают даже обыденную беседу отрадой для души и ума. Бенгальский язык напоминает о духовном мире, где каждое слово — песня.

Разумеется, когда ругаются простолюдины (а они делают это часто), их речь отнюдь не ласкает, а скорее режет слух. Особенно горазды на ругань женщины из низших сословий. Вот уж кому нет равных в умении браниться. При этом каждая стремиться превзойди свою оппонентку в дерзости, язвительности, громкости и остроумии. Помню, однажды я не смог удержаться от смеха, услышав как одна женщина сострила в адрес другой: «Посмотрите-ка на нее. Думает, будто солнце светит через ее зад». Что и говорить, в Бенгалии даже вульгарность неповторима.

Бенгальское письмо также очень привлекательно. Многие бенгальцы пишут, не торопясь, старательно выводя все точки и изгибы в буквах, чтобы строка была похожа на жемчужное ожерелье. Именно так отозвался однажды Чайтанья Махапрабху о почерке Рупы Госвами.

Религиозная жизнь

Бангладеш занимает третье место в мире (после Индонезии и Пакистана) по численности мусульманского населения, составляющего около 100 миллионов человек, и второе место по численности индусского населения (приблизительно 20 миллионов человек32). Небольшой процент населения составляют христиане и буддисты. Для жителей Бангладеш религия — не просто формальность. Это основополагающий принцип жизни, общественного устройства и национального менталитета. Почти каждый житель Бангладеш исповедует религию в той или иной форме. Во всей стране редко встретишь атеиста. Даже если бы такой и нашелся, он не стал бы заявлять об этом открыто из-за страха всеобщего осуждения. Люди особенно набожны в деревнях. Верить в Бога для них так же естественно, как дышать.

Путешествуя на лодке, я видел мусульман, молча повторяющих на четках имена Аллаха. В полдень или вечером, когда наступало время молитвы, многие из них перебирались на корму, расстилали подстилки и зачерпывали воду из реки. Омыв руки и ноги, они совершали намаз33 прямо на палубе. В отличие от большинства жителей Запада, эти люди не чувствуют неловкости, выражая свою веру в Бога. Однажды вечером, проезжая на машине по пустынной равнине, мы вдруг увидели в поле мальчика, который впечатляюще падал на землю, вознося молитвы.

В одной из деревень, где я проповедовал, жил пожилой бенгальский господин. Всякий раз видя, его, я вспоминал, как Шрила Прабхупада описывал своего отца. Несколько часов в день этот человек поклонялся своим крохотным божествам Радха-Кришны. Он был сгорбленным старцем с густыми седыми волосами. Он ходил, опираясь на палку. Но, несмотря на свою немощь, он очень строго придерживался правил поклонения. Никому в доме не разрешалось что-либо есть, пока это не предложили Божествам. В деревне у него был магазин, где он торговал медной посудой. Каждый день он проводил там несколько часов. Но истинное счастье ему доставляло проводить пуджу34.

Однажды вечером случилось так, что все ушли из дома, и мы остались с ним одни. Он подошел ко мне и, протянув «Шри Чайтанья-чаритамриту», попросил ее почитать. Тускло горела керосиновая лампа. По ветхому виду книги я понял, что мой хозяин читал ее всю свою жизнь, но теперь зрение начало ему изменять. Его глаза были едва видны из-за поникших век и нависших над ними густых седых бровей. Я спросил, с какого места мне читать. «С любого», — ответил он. Когда я начал читать тексты на бенгали, он стал повторять их вместе со мной. Похоже, он знал всю книгу наизусть.

В другой семье, где я жил, младшего сына звали Вишну35. Весь день мать громко звала его: «Вишну! Вишну! Вишну!» Казалось, она была счастлива, только когда он был подле нее. Мне это напомнило историю Аджамилы из «Шримад Бхагаватам»36. Хотя зовя своего сына, эта женщина не думала о Верховной Личности Бога, тем не менее, она сама, ее сын и все соседи получали благо, постоянно слыша имя Господа.

Многие города и деревни в Бенгалии названы именами Кришны, как правило, по имени местного Божества. К примеру, в Бангладеш есть селения под названием Гопалгандж, Гопалди, Нарасимхди и Мадхавди. В Западной Бенгалии есть город Кришнанагар, названный в честь царя, которого звали Кришна.

Категория верующих в бенгальском обществе отнюдь не ограничивается простыми и необразованными людьми. Я понял это, познакомившись с главой факультета санскрита Университета Дакки, Парешем Чандра Мандалом, и побывав у него дома. Когда я вошел в дом, он сидел в окружении нескольких учеников. Усадив меня, он принялся защищать разные атеистические теории, спрашивая меня, почему мы должны верить в Бога и принимать Кришну за Всевышнего. Я вежливо отвечал на его вопросы десять-пятнадцать минут, после чего мной овладело некоторое разочарование. Я сказал: «Мне удивительно, что такой ученый и уважаемый в обществе человек отвергает утверждения богооткровенных писаний и проповедует эти странные теории». При этих словах профессор Мандал и его ученики разразились громким смехом. Тут я понял, что они просто проверяли мое знание, веру и терпение. Но с каким юмором это у них получилось! Судя по смеху, проверку я выдержал.

В любой крупной индусской деревне есть место под названием хари-сабха. «Хари» — это имя Кришны, а «сабха» означает «собрание». По крайней мере, раз в неделю деревенские жители собираются там вместе и поют святые имена, а иногда читают «Шримад Бхагаватам»37 или «Шри Чайтанья-чаритамриту». Шрила Прабхупада пишет: «В Бенгалии до сих пор много мест под названием хари-сабха, где местные жители собираются, чтобы петь Харе Кришна маха-мантру38 и обсуждать игры Господа Кришны39».

В течение восьми месяцев засушливого сезона проводятся дхарма-сабхи. В особенности летом люди готовы сидеть всю ночь напролет, слушая речи разных проповедников. Для бенгальцев религия до сих пор остается предметом, вызывающим неподдельный интерес, и волнует людей больше, чем политика, внутренняя жизнь страны, спорт и тому подобные преходящие темы.

Любая вайшнавская церемония непременно начинается с предложения Господу сандаловой пасты. Сандаловую пасту получают, энергично растирая кусок сухого сандалового дерева о шершавую поверхность камня, смоченного водой. В результате получается бледно розовая ароматная паста, обладающая сильным освежающим действием. Готовую пасту кладут на небольшую медную тарелочку, и один из преданных, обмакнув в нее цветок, прикасается им сначала к изображению Божеств, затем к священным книгам, мридангам и караталам, используемым в духовных песнопениях, к старшим вайшнавам и, наконец, ко всем остальным присутствующим мужчинам.

Во время более крупной церемонии обязанность умащать других сандаловой пастой берет на себя самый старший и уважаемый член общины. Часто те, кого он умащает, в ответ обнимают его и, взяв у него из рук тарелочку с пастой, умащают его самого. Сандаловую пасту наносят на лоб, иногда на руки и грудь, в особенности, если это старшие преданные. После того как сандаловый прасад достался всем присутствующим мужчинам, его отдают женщинам, которые так же умащают им друг друга.

Несмотря на врожденную религиозность, совсем не многие жители Бангладеш относятся к самоосознанию всерьез. Одна из причин этого заключается в том, что сама культура дает людям чувство умиротворения и безопасности. Люди довольны своей жизнью и готовы жить так вечно. Без проповедников, объясняющих людям, что цель человеческой жизни — попытаться осознать Бога, даже такая возвышенная культура не поможет понять истинную суть религии, как она описана в «Шримад Бхагаватам» (1.2.10): «Не нужно стремиться к удовлетворению чувств. Следует желать лишь здоровой жизни или самосохранения, ибо человек рожден, чтобы вопрошать об Абсолютной Истине. Ничто иное не должно быть целью его существования».

Мусульмане

Мусульмане, живущие в Восточной Бенгалии, также во многом следуют ведической культуре — порой даже в большей степени, чем большинство индусов в Индии. К примеру, однажды, в Дакке я наблюдал, как одна мусульманская семья вышла на улицу встретить и коснуться стоп старших членов своего рода, приехавших из деревни.

Многие мусульмане в Бангладеш культурны настолько, что оказывают почтение садху, хотя не знают, как относиться к «индусам с Запада». Иногда, когда я шел по деревне, мусульмане, ехавшие мне навстречу на велосипеде, останавливались и сходили на землю в знак почтения. Тогда мне было немногим более двадцати, а некоторые из них годились мне в деды. Но культура настолько глубоко укоренилась в их сердцах, что они слезали с велосипеда на землю и по-мусульмански приветствовали меня одной рукой.

Во время освободительной войны 1971 года, мусульманские солдаты-пенджабцы из Западного Пакистана уничтожали не только индусов, но и живущих в Бангладеш мусульман. В свое оправдание они заявляли: «Эти люди — вовсе не мусульмане. Они пишут индийскими буквами и говорят на языке, происходящем от санскрита. Они следуют обычаям и культуре индусов». Многие мусульмане в Бангладеш почти не зовут друг друга собственными именами, вроде Манзурул Кхан и тому подобных, а используют при общении прозвища — такие индийские имена, как Камал или Дилип.

Многие мусульмане — в особенности состоятельные люди — обращаются за советом к астрологам, хотя астрология — ведическая наука. У астрологов консультируются — как и все индусы — большинство мусульманских политиков и бизнесменов. Они советуются с астрологами и по брачным вопросам.

Однако среди мусульман Бангладеш есть и такие, которые тяготеют к арабской культуре. Им не нравится, что местные мусульмане так много переняли из индусской культуры своих предков (ведь все живущие в Бенгалии мусульмане были обращены в мусульманство из индуизма).

Наибольшему осуждению со стороны ортодоксальных мусульман подвергаются широко распространенные среди мусульман Бангладеш гуру. Видные духовные лидеры ислама, называемые пирами, действуют во многом как индусские гуру. Мусульмане обращаются к ним как к наставникам, получают от них благословения и наставления — так же как в индуизме ученики обращаются к своему духовному учителю.

Я также слышал, как мусульмане пели киртан во славу Аллаха, несмотря на то, что пение и музыка, даже во славу Всевышнего, в исламе запрещены. Но поскольку пение и музыка неразрывно связаны с бенгальской культурой, запрет ислама на музыку в Бангладеш не действует. Театральные представления, также запрещенные в исламе, тоже являются неотъемлемой частью жизни бенгальцев, в том числе и мусульман.

Тем не менее, в привычках мусульман и индусов есть существенные различия. Мусульмане, к примеру, убивают коров, что для индуса является кощунством. Есть еще много такого, что мусульмане делают наоборот. Например, индусы едят с бананового листа, положив его тыльной стороной вниз. Мусульмане же кладут лист тыльной стороной вверх. Принимая омовение из ведра, индусы начинают с головы, а мусульмане — со стоп.

Однажды я встречался с одним высокопоставленным правительственным чиновником, и, по ошибке приняв его за доброжелателя, стал рассказывать ему, что наше Общество распространяет бенгальскую культуру по всему миру. На это он ответил: «Вот именно, бенгальскую, а не бангладешскую». Он хотел сказать, что между этими понятиями есть разница, хотя в то время страна под названием Бангладеш и сама идея этого государства существовала менее десяти лет.

Музыка и киртан

Всем бенгальцам нравится музыка и киртан. Все бенгальцы, в особенности простой люд, свободный от всякой претенциозности, готовы петь всегда и везде. Особенно громко поют лодочники, когда правят лодкой. Однажды, когда я ехал на рикше в Дакке, я стал тихо напевать один бхаджан. Повернувшись ко мне, водитель широко улыбнулся, довольный тем, что я пою.

Твердая вера в Бога сочетается в бангладешцах с врожденной любовью к музыке, и потому для них естественно выражать свои чувства к Богу через пение и музыку. Движение санкиртаны Господа Чайтаньи Махапрабху предназначено для людей всего мира, но, кажется, особенно подходит бенгальцам, которые поют с воодушевлением, плача и смеясь естественно и неудержимо.

В «Чайтанья Бхагавате» говорится, что поскольку жители Восточной Бенгалии радушно встретили Господа Чайтанью, когда Он милостиво туда пришел, местные жители и по сей день проводят Шри Кришна санкиртану. Это благословение действует до сих пор (по крайней мере, среди индусов). Несмотря на то, что за последнее время многочисленные лжегуру изобрели множество новых мантр, чаще всего жители Бенгалии отдают предпочтение пению маха-мантры:

Харе Кришна Харе Кришна Кришна Кришна Харе Харе

Харе Рама Харе Рама Рама Рама Харе Харе

Исполнение киртана — целая культура, которую трудно выразить словами. К примеру, в середине песни, могут начать петь другую, объясняющую значение одной из строк первоначальной песни. Пропев ее до конца, певцы возвращаются к главной песне. Таким образом несколько песен сплетаются в замысловатый, пленяющий ум венок из расы, таттвы, бхавы, суры и талы (то есть духовных эмоций, философских истин, выражения чувств, мелодии и ритма).

Существует сложная наука музыкальной экспрессии, терминология которой основана на санскрите. Собираясь вместе, опытные бенгальские музыканты могут часами обсуждать эту тему, но простой человек не поймет в их разговоре ни единого слова.

Бывало, мы приезжали в деревню вечером и обнаруживали, что местные жители проводят киртан, иногда даже не подозревая о нашем приезде. Помню, однажды я остановился на несколько дней в городе Силхет. Был месяц Картика, в который вайшнавы устраивают особые праздничные церемонии и часто проводят киртаны. Вечерами я посещал дома семейных людей, после чего пешком или на велорикше возвращался в ашрам. По дороге я слышал звуки киртана, доносившиеся либо из одного из многочисленных вайшнавских храмов, либо из дома, где собравшиеся вместе преданные пели имена Господа. Как только звуки этого киртана стихали позади меня, я слышал звуки другого киртана впереди, на противоположной стороне. Так продолжалось всю дорогу, пока я не добирался до ашрама часам к одиннадцати вечера.

К сожалению, с течением времени многие традиционные музыкальные стили из-за отсутствия систематического обучения канули в лету. Но даже то немногое, что сохранилось в бенгальском киртане, радует душу и сердце. Шриле Прабхупаде нравилось, как мальчики из майяпурской гурукулы пели Харе Кришна мантру на традиционный бенгальский мотив. Однако ему не нравился другой распространенный бенгальский стиль, где слова искусственно растягиваются, из-за чего Харе Кришна мантру почти невозможно разобрать. Прабхупада называл этот стиль «завыванием».

Почти в каждой деревне есть искусные исполнители, которые поют высоким голосом. По утрам из многих домов доносятся звуки фисгармонии и пение. Также популярна игра на флейте. Дешевые бамбуковые флейты можно купить в городе прямо на улице, а в деревне — на ярмарке. Даже в большом городе не редкость увидеть человека, который идет по улице, играя на флейте. Другими инструментами, которые используют бенгальские музыканты, являются скрипка и эката (простой традиционный струнный инструмент).

Во многих индусских деревнях есть, по крайней мере, два или три человека, превосходно играющих на мриданге. Настоящий мастер может извлечь из этого двухмембранного барабана более ста различных звуков. А в руках одного из наших знакомых мриданга могла «говорить» и произносить «Харе Кришна». К пяти, шести годам многие дети уже довольно искусно владеют игрой на мриданге, хотя с трудом дотягиваются до мембран руками. Помню, как вскоре после своего приезда в Бангладеш я присутствовал на киртане в храме, где меня поразил один маленький мальчик, так искусно и непринужденно игравший на караталах. Я никогда не видел ничего подобного раньше и даже не мог себе представить, что такое возможно.

Наш ашрам в Дакке был местом постоянных киртанов. Некоторые из присоединившихся к нам преданных были искусными музыкантами. Они прекрасно играли на фисгармонии, мриданге и караталах и замечательно пели. Главный киртан проводили вечером, когда в ашрам приходило много людей и наша крохотная алтарная набивалась битком. Мы начинали петь в медленном темпе, постепенно его увеличивая. Иногда темп возрастал стремительно, после чего ритм менялся.

А как мы прыгали и танцевали! Это было потрясающе. Мы могли петь часами. Пот катился с нас градом, и вся одежда была насквозь мокрой, но мы этого даже не замечали. Иногда после киртана мое дхоти было таким мокрым, что его приходилось выжимать. После киртана мы поднимались на крышу насладиться свежим ночным ветерком. Ближе к полуночи, когда мы ложились спать, замысловатые ритмы мриданги и чарующие мелодии эхом звучали в наших умах.

Иногда вид воодушевленно поющих и стучащих в барабаны прихожан-бенгальцев вселяет тревогу в сердца христианских миссионеров с Запада, которые опасаются, как бы те не вернулись к своим «языческим обрядам». У христиан к Богу принято обращаться в строгом почтении, но бенгальцы, поклоняясь Богу, не могут сдержать свою радость и восторг. Даже приняв христианство, бенгальцы не в силах отказаться от поклонения Богу при помощи игры на мридангах и караталах.40

В провинции Силхет живет община вайшнавов из Манипура, предки которых переселились сюда несколько столетий назад. Они следуют культуре Гаудия вайшнавов, которая имеет особый местный колорит. В определенное время года они устраивают театральные представления, в которых дети, наряженные Кришной, Радхарани и гопи, танцуют на радость зрителям под аккомпанемент вайшнавских бхаджанов.

В отличие от бурных бенгальских киртанов, манипурский стиль отличается большей сдержанностью и утонченностью. Легкие и задушевные мелодии манипурских киртанов сочетаются с необычайно замысловатым ритмом. В бенгальских киртанах обычно используется простой двух- или трехтактный ритм, в манипурских же киртанах ритм порой трудно определить вообще. Иногда ударным является четырнадцатый такт. Манипурские мриданги похожи на бенгальские, но сделаны не из глины, а из дерева, что делает их звук менее звонким. Киртаны исполняются на местном языке, не похожем на бенгали. Внешностью манипурцы напоминают китайцев, у их Божеств Гаура-Нитай, пленяющих Своей красотой, глаза тоже раскосые.

Одним из важных аспектов вайшнавской культуры в Бангладеш является нама-ягья (жертвоприношение через повторение святых имен). Каждый бенгальский индус знает учение Чайтаньи Махапрабху, что в Кали-югу единственным авторитетным жертвоприношением (ягьей) является повторение святых имен Господа. Особые праздники, на которых непрерывно поют святые имена, длятся по меньшей мере целый день, а иногда три и даже семь дней. К сожалению, такие нама-ягьи становятся средством зарабатывания денег. Городские бизнесмены соперничают друг с другом в том, кто устроит самое пышное представление, кто соберет больше народу и накормит больше людей. Группы профессиональных исполнителей превращают повторение святых имен Господа в развлекательный бизнес.

В былые времена, однако, нама-ягьи имели меньший масштаб и носили исключительно религиозный характер. Киртан исполняли сами местные жители, которым нравилось петь и слушать святые имена. Устроители праздника кормили участников, не делая из этого шоу. Такие нама-ягьи до сих пор проводятся в деревнях, жители которых не могут позволить себе пригласить профессиональных музыкантов. Они просто собираются всей деревней, и сами поют святые имена.

Другим страстным увлечением бенгальцев являются театральные представления. В деревнях, особенно летом, они продолжаются всю ночь напролет. Диалог героев необычайно выразителен, обилие жестов и повышенная интонация оставляют впечатление излишнего пафоса. Костюмы и грим актеров отличаются невероятной пестротой и вычурностью. Сам театральный стиль показался мне откровенно комичным, но бенгальцы относятся ко всему, что происходит на сцене, с полной серьезностью. Декорации, если они есть, очень просты, а сцена часто представляет собой просто открытую площадку. Сидящие за сценой музыканты аккомпанируют на инструментах, а иногда и поют.

Пища

Ежегодные наводнения в Бенгалии превращают почву в плодородный чернозем. Сочетание тучной почвы, обильных дождей и тропического климата делает всю страну похожей на густой зеленый сад. На этой плодородной земле растет бесчисленное разнообразие как культурных, так и дикорастущих трав, побегов, кореньев, кустарников, лиан и цветов. К примеру, разновидностей только одного шака (зеленые листовые овощи вроде шпината), который пользуется неизменной любовью бенгальцев, насчитывается более тридцати. Некоторые из них являются культурными растениями, другие — дикорастущими, их собирают по берегам рек и в джунглях.

Даже прожив в Бангладеш несколько лет, я иногда сталкивался с овощем, которого никогда раньше не видел, а иногда уже известные мне овощи были приготовлены так, что я с трудом их узнавал. Это потому, что бенгальцы, в особенности жители Восточной Бенгалии, в совершенстве владеют искусством сочетать разные виды овощей, готовя из них бесчисленное разнообразие блюд. И хотя способы приготовления весьма незамысловаты, пища имеет неповторимый вкус, поскольку продукты выращивают на великолепной почве без использования удобрений и инсектицидов (по крайней мере, когда я там жил, они использовались очень редко).

Несмотря на бедность, бенгальцам нравится разнообразная пища. В особые дни, женщины с большим удовольствием готовят много блюд. В прежние времена обычный бенгальский обед состоял из риса, дала и трех овощных блюд. Первое овощное блюдо было не жидким, второе — жидким, а третье — полужидким. Иногда подавали чатни или маринад и папары41. После обеда, спустя минут пятнадцать, подавали фрукты и молоко или кхир42. Таким было меню даже в бедной семье.

Раньше выражением «живет на одном рисе и дале» описывали бедняка, не способного позволить себе ничего другого. Сейчас же дал настолько подорожал, что бедняки едят рис с солью и стручковым перцем. Хотя большинство людей нельзя назвать нищими и хотя, по крайней мере, в последние годы никто не умирал от голода, недоедание распространено широко. Дети с раздутыми животами и недоразвитыми конечностями страдают от хронического питательного дисбаланса.

В стране, где лишь единицы могут позволить себе питаться изысканно, полнота считается признаком здоровья и благополучия. Человека, который по мнению бангладешцев выглядит здоровым, на Западе сочли бы страдающим от излишнего веса.

Рис является основным продуктом питания и неотъемлемой частью бенгальской жизни. Бенгальцы едят рис на завтрак, на обед и на ужин. В наши дни, многие вместо риса едят на ужин чапати, но традиционная бенгальская трапеза представляет собой гору риса с небольшим количеством чего-нибудь еще. Овощные блюда и дал обычно делают очень острыми, поэтому небольшое количество овощей едят с большим количеством риса. Обычно рис варят на обед и ужин. Разжевывая пригоршню пищи, бенгальцы пальцами разминают рис, смешивая его с далом и овощами. Это, по их мнению, делает пищу вкуснее.

Утром в деревнях часто едят пантабхат — вчерашний рис, который всю ночь хранился в воде и к утру стал немного кислым. Пантабхат едят с солью и стручковым перцем, иногда добавляя немного карри или что-то подобное. Такой рис оказывает на тело охлаждающее действие, поэтому его не едят зимой и в сезон дождей.

Меню также зависит от занятия человека. К примеру, служащие утром обходятся легким завтраком, но крестьяне, работающие в поле, могут съедать горы риса и по четыре раза в день. Несмотря на невысокий рост и худощавость, сельские жители трудятся в поле, не покладая рук, и носят тяжести. Так что хороший аппетит соответствует их занятию.

Из риса готовят много сухих блюд: мури (дутый рис), чира (плоский рис) и кхой (рисовые хлопья). Их хранят в герметичной посуде, и они готовы к употреблению в любое время. Дутый рис готовят следующим образом: нелущеный рис варят в воде, затем его просушивают на солнце, после чего нагревают в корае (неглубоком металлическом котле) с песком. Когда песок чернеет, раскаленные зерна риса начинают вздуваться и с треском лопаться. Вздувшийся рис отделяют от песка, просеивая через сито. Готовый мури кладут в герметичную посуду. Мури напоминает «Воздушный рис», который продается на Западе, только он белого цвета. Вздуваются лишь определенные сорта риса. Только что приготовленное мури настолько вкусно, что может соперничать со многими сложными и дорогими блюдами. Кхой готовят так же, как мури, но, в отличие от мури, он не хрустящий, а мягкий.

Другой разновидностью риса является чира. Для приготовления чиры рис варят, затем лущат и расплющивают в деревянной ступе. После этого чиру сушат и помещают в посуду для хранения. Чиру достаточно замочить на несколько минут в воде, и она готова к употреблению.

Мури, чиру и кхой можно есть с гуром43, добавив при желании немного кокосовой стружки. А если добавить еще и горячего молока или сладкого йогурта и приправить все несколькими ломтиками свежего имбиря, то получится царский завтрак, приготовленный из простых ингредиентов.

Другим распространенным блюдом являются бори из дала, который замачивают и перемалывают со специями в пасту. Из нее катают шарики, которые высушивают на солнце. Поджаренные бори кладут в овощные блюда и жидкий дал.

В многочисленных реках и озерах Бенгалии водится много рыбы, которая, как известно, также принадлежит к числу любимых блюд бенгальской кухни. Когда западные преданные впервые приехали в Бангладеш, есть рыбу считалось в порядке вещей даже среди вайшнавов и гуру. Сейчас все обстоит иначе. Многие бангладешские индусы отказываются от своих старых привычек и начинают понимать, что настоящие вайшнавы не едят плоть. Хотя бедность вынуждает многих людей придерживаться вегетарианской диеты, большинство из тех, кто может себе это позволить, едят с рисом, далом и овощами рыбу или мясо.

Если в дом приходит нежданный гость и хозяин хочет хорошенько его угостить, гостя просят немного подождать, а в это время быстро готовят пури. Вместе с пури подают жареный картофель или баклажаны — вкусное праздничное блюдо, которое к тому же быстро готовится. Масла для жарки используют немного — это не только дешевле, но и полезнее для здоровья. Традиционно бенгальские хозяйки жарили на горчичном масле, но в наши дни оно многим не по карману. Сейчас широко используют импортное соевое или кокосовое масло, которые дешевле, но менее ароматны.

В праздничные дни или к приходу особых гостей бенгальцы могут приготовить пир, но в обычные дни они питаются однообразной пищей. Пир по-бенгальски (который готовили для нас, куда бы мы ни приходили) — это гора риса с небольшим количеством разных блюд вокруг нее. Традиционный пир состоит из двух или трех жареных блюд, горького овощного блюда, двух или трех разновидностей шака (шпината) и двух-трех других овощных блюд. Иногда овощных блюд бывает очень много, и каждое из них раздают в малом количестве.

Бенгальские сладости славятся на всю Индию: расагулла, раса малай, чамчам, рабри, шарбхаджи, бесчисленные виды сандеша. Главным образом они делаются из молока.

Некоторые кондитерские магазины называются «Джала кхабар» — «Утоли жажду». Все дело в том, что в такой жаркой стране как Бенгалия люди часто заходят в дом и просят воды. Прежде существовала традиция подавать с водой какую-нибудь сладость. Даже в наши дни в богатых домах хозяева подносят гостю воду со сладостью. Люди победнее, кому угощать гостей сладостями не по карману, из уважения к традиции, подадут с водой несколько крупинок сахара.

Одна из любимых сладостей бенгальцев — мишти дой (сладкий йогурт). Он готовится путем выпаривания молока, которое затем подслащивают и заквашивают йогуртовой культурой. Зимой большой популярностью пользуется молоко, уваренное на медленном огне до образования в нем сгустков; его подают горячим с сахаром или с финиковым гуром.

В наше время, однако, молока в Бенгалии не так много, как прежде. Один пожилой бенгалец рассказывал мне, что, когда он был ребенком, молоко в деревнях не продавали вообще. Каждому хватало молока от своих коров, а если кому-то молока недоставало, он просто просил его у соседей.

На юге Бенгалии, особенно в прибрежных районах, в изобилии растут кокосовые и финиковые пальмы. Зимой из стволов финиковых пальм добывают сладкий сок. Для этого в стволе проделывают отверстие и вставляют в него полый колышек, который служит трубкой. Пить сок нужно сразу, поскольку он быстро начинает бродить и прокисает. В большинстве своем сок идет на производство гура, который имеет форму густого сиропа или твердого сахара светло- или темно-коричневого цвета. Обычно гур делают из сока сахарного тростника, который в Бенгалии выращивают повсеместно. Но наиболее сладкий гур получается из пальмового сока. Гур из сока финиковой пальмы обладает самым неповторимым вкусом. Смешивая финиковый гур с поджаренной кокосовой стружкой (другим широко распространенным продуктом), готовят замечательную сладость.

В жаркий летний день лучше всего утоляет жажду сок зеленого кокосового ореха, называемого дабом. Дабом называют полностью сформировавшийся кокос, который еще не начал или едва начал созревать. Совсем незрелый кокос, в котором нет мякоти, а есть только солоноватая вода, называют качи даб. Чтобы привыкнуть к солоноватому соку качи даба, нужно какое-то время, но именно этот сок лучше всего освежает в жару и содержит ценные электролиты, которые человеческий организм теряет в процессе потоотделения. Чуть более спелые кокосы имеют внутри ореха белую мякоть и сладковатый сок. Несколькими ловкими ударами мачете продавец кокосов проделывает в дабе отверстие, через которое пьют сок. Когда сок выпит, орех раскалывают пополам, чтобы съесть мякоть. При этом в качестве ложки используют кусочек ореховой скорлупы.

Помню, как однажды после длительного путешествия по изнуряющей жаре я пришел в одну деревню. Когда я вошел во двор дома, где должен был остановиться, хозяин дома усадил меня в тени на деревянный стул. Затем появился его восьмилетний сын, который, увидев меня, тут же, без напоминания, поклонился. Отец велел ему принести даб. Мальчик подошел к ближайшей кокосовой пальме и вскарабкался по ее стволу на высоту около пятнадцати метров. Искусством лазания по пальме за кокосами он владел в совершенстве. Достав нож, он срезал с грозди два или три ореха. Вслед за несколькими отрывистыми ударами следовала короткая пауза, во время которой мы наблюдали, как зеленые снаряды стремительно падали вниз, глухо ударяясь о землю и, совершив несколько оборотов, замирали на месте. Двух кокосов было достаточно, чтобы утолить жажду и снять усталость.

Другим излюбленным напитком в Бенгалии является лимонад (который называют шарбат). Многие выращивают у себя в саду лимонные деревья и делают этот освежающий напиток из лимонного сока с сахаром, иногда добавляя немного соли.

Приготовление пищи

Пищу в Бенгалии обычно готовят на огне, используя в качестве топлива хворост или сухие лепешки из коровьего навоза. Это придает ей особый вкус. Такой вкус невозможно получить, готовя на угле, газе или на электрической плите. Особенно неповторимым вкусом обладает пища, приготовленная на коровьем навозе.

Внутри небольшой бенгальской кухни находится незатейливая печь, представляющая собой простое углубление в земле с невысокими глиняными стенками по краям. Готовят обычно в алюминиевой посуде, хотя раньше использовали латунную. Прежде чем готовить, горшки обмазывают снаружи смесью из земли и воды. Чтобы очистить посуду от сажи после приготовления, достаточно будет смыть слой земли, иначе на чистку латуни уходила бы уйма времени и сил.

Вся работа на кухне делается на полу. Бенгальские хозяйки обходятся без раковин и сложных кухонных устройств. Для резки овощей используют особый нож, рукоятка которого прижимается к полу ногой, а овощи нарезаются о неподвижное лезвие движением от себя. Весь кухонный арсенал состоит из нескольких нехитрых приспособлений и посуды, которую не встретишь на западной кухне. Здесь вы найдете кастрюли самых разных форм для приготовления различных блюд, также корай — котел для жарки во фритюре и тушения овощей. С помощью этой простой утвари бенгальские хозяйки умудряются готовить бесчисленное разнообразие блюд. Одна женщина говорила мне, что может приготовить из овоща под названием кочу тридцать два блюда, используя листья, стебель и корень.

Как правило, все женщины готовят еду вместе и затем кормят всех членов семьи. Поскольку пища готовится в больших количествах и немного больше, чем нужно, хозяева дома всегда рады даже нежданным гостям. Если еды мало, женщины (которые едят последними) положат себе меньше. Иногда они могут приготовить на скорую руку немного риса, слегка разбавить дал водой или пожарить баклажаны или картофель.

Отношение к гостям

Жителям бенгальской деревни доставляет большое удовольствие принимать гостей. В отличие от современных так называемых цивилизованных людей, они не страдают от разного рода отклонений, и потому просто быть рядом с другими людьми — для них радость. Когда наша проповедническая группа путешествовала по деревням, принимавшие нас люди шли на большие жертвы, обеспечивая нас кровом, пищей и всем остальным. «Атхити Нараяна» — «Гость в доме — Бог», — любят говорить бенгальские индусы. «Мы доставляем вам столько хлопот», — говорили мы, на что они искренне отвечали: «Да что вы! Мы счастливы принимать вас в нашем доме. Простите, что не можем служить вам лучше. Гость для нас что сам Бог. Как будто сам Господь пришел нас навестить». Хозяева дома делают все возможное и невозможное, чтобы принять гостей как можно лучше. А когда гостям пора уходить, хозяева непременно попросят их остаться еще на какое-то время или, по крайней мере, пригласят снова посетить их дом.

Стараясь оказать гостям достойный прием, бенгальцы готовы пойти на любые жертвы. Для них это вопрос личного престижа. Тот, кто не умеет хорошо принять гостей, не может быть достойным человеком. То, как человек или семья принимают у себя гостей, во многом определяет их положение в обществе. Бенгальцы часто тратят на гостей все свои сбережения, иногда даже выходя за пределы своих возможностей. При этом они никогда не считают гостей своими должниками.

Бывало, люди сами подходили и начинали обмахивать нас опахалом. Они хотели служить вайшнавам. Один раз я приехал в деревню жарким днем. Хозяева накормили меня обедом и уложили отдыхать, поручив одному мальчику обмахивать меня веером — стояла такая жара, что без веера уснуть было невозможно. Я сказал ему, что как только я усну, он может идти. Но проснувшись через час, я обнаружил, что мальчик все еще стоял рядом со мной, терпеливо обмахивая меня веером.

Бенгальцы обожают потчевать своих гостей. Ничто не доставляет хозяину большего удовольствия, как видеть, что его гости полностью удовлетворены. Они считают, что если гость ест много, значит пища ему нравится. Бенгальцы с ловкостью вынуждают гостей есть еще и еще, понемногу подкладывая им одно блюдо за другим. При этом они приговаривают: «Это очень вкусное блюдо. Оно вам непременно понравится. Оно и для здоровья полезно». Если вы скажете им, что наелись, они и тут не растеряются: «Тогда вот вам еще кое-что для улучшения пищеварения».

Когда вы говорите «нет», бенгальцы улавливают интонацию. Если ваше «нет» звучит не совсем категорично, они будут продолжать накладывать вам добавку. Если человек действительно наелся, он складывает свою тарелку из листьев и встает. Когда мы гостили в бангладешских семьях, хозяева давали нам больше, чем мы могли съесть, поскольку им редко выпадала возможность принимать у себя садху. Они накладывали нам еще и еще, чтобы было побольше остатков44, которыми можно было бы поделиться если не со всей деревней, то, по крайней мере, со всей своей семьей. Иногда люди просили остатки нашей трапезы прежде, чем мы ее оканчивали, хотя это было не совсем этично — энтузиазм бил из них ключом.

Медицина и оккультизм

Люди, живущие в деревне, где есть свежий воздух, свежая пища, где приходится много трудиться, как правило, обладают большой физической силой и хорошим здоровьем. Хотя бенгальцев не назовешь крепкими и мускулистыми, они весь день могут работать под палящим солнцем. Даже старики доят коров и работают в поле. Никто их не заставляет это делать, они сами чувствуют в себе силы и желание работать.

Однажды к моим стопам попытался прикоснуться пожилой человек дикой наружности с очень темной кожей. Не желая брать груз его, как мне показалось, весьма нелегкой кармы, я пустился от него наутек. Но он стал решительно меня преследовать. Я рассчитывал, что, будучи стариком, он быстро отстанет, но не тут то было. Когда мы выбежали за пределы деревни, мне ничего не оставалось, как подчиниться его настойчивости. Он схватил меня за лодыжки с такой силой, что мне стало больно. Хотя его тело было согнуто и испещрено морщинами, сил и выносливости ему было не занимать.

В отличие от крупных поселков и городов, где можно найти квалифицированных врачей, в деревнях больница или врач-специалист — явление редкое. Здравоохранение в сельской местности сводится главным образом к знанию, как жить в согласии с законами природы, чтобы не болеть. Всякий деревенский житель знает, как правильно питаться. Всем известно, какая пища согревает, а какая охлаждает, что можно и чего нельзя есть утром, днем и вечером, какая пища крепит, а какая слабит.

Бангладешцы часто обсуждают состояние своего желудка и кишечника — каким был их кал, жидким или твердым, какого цвета и так далее.

Медицинскую помощь оказывают дома. Каждая бабушка умеет залечивать раны и даже лечить болезни посерьезнее, такие как ревматизм и лихорадка. Всем известно, что при расстройстве желудка нужно выжать сок такого-то растения и выпить его. Как-то раз, когда у преданного из нашей группы начался сильный понос, одна пожилая женщина пошла в поле и принесла разных трав и листьев. Она растолкла их в каменной ступе, которая есть в каждой бенгальской кухне, и дала сок больному. Через десять минут он был в полном порядке.

В деревнях болезни также лечат «дутьем». Это универсальное средство. Мне довелось испытать его эффективность на себе. От холодной погоды у меня стало ломить суставы. Одна преданная, приходившая в наш храм, вылечила меня горчичным маслом. Она произнесла над маслом какие-то мантры, велела мне втереть его в больные места и затем подула на суставы. После чего боль полностью прошла.

Не менее удивительны и распространены тантрические способы обнаружения вора. Однажды в нашем ашраме в Дакке пропали деньги. Мы догадывались, что их украл кто-то из живущих в храме. Но установить, кто именно, не представлялось возможным. Тогда местные преданные пригласили тантрика. Тот дал подозреваемым немного сухого, невареного риса, который он заговорил мантрами, и приказал жевать его две-три минуты, после чего выплюнуть на кусок газеты. Естественно, после того, как рис разжевали и выплюнули, он, смешавшись со слюной, превратился в жидкую кашицу. Однако рис, который был во рту у главного подозреваемого, оказался почти целым и совершенно сухим. Возможно, у него пересохло во рту от страха, но все единогласно объявили его вором, и после упорных попыток вернуть украденные деньги его исключили из храмовой общины.

Мусульманским факирам известны особые мантры, которые излечивают змеиные укусы. В Бенгалии много змей, и смерть от укуса змеи — не редкость. Работающие в поле люди могут случайно наступить на змею и получить смертельный укус. В сезон дождей, когда змеиные норы в полях затопляет водой, они перебираются в зернохранилища и жилые дома.

Деревенские дети ловят змей за хвосты и раскручивают их над головой. Как они это делают, я не знаю. Только бесстрашный решится на такое. Они также знают, как убить змею, неторопливо ударяя ее палкой по голове. Затем змею непременно нужно разрезать на куски и сжечь, иначе, говорят, она может ожить. Или приползет самец, если это была самка (или наоборот), увидит в ее глазах отражение убийцы и отомстит ему.

Однажды преданный рассказал мне историю (свидетелем которой он был сам) о змее, которую убили, но по какой-то причине не сожгли. На следующий день, в полдень, в дверь дома, где убили змею, раздался стук. Тем, кто был в доме, показалось странным, что кто-то решил их навестить в самый разгар жары, когда все сидят по домам. Хозяин дома выглянул из окна посмотреть, кто пришел, но никого не увидел. Когда же его взгляд упал на порог, он заметил кобру (по всей видимости, пару убитой змеи), которая билась о дверь головой.

Животные и насекомые

Вплоть до начала двадцатого века большая часть Бенгалии представляла собой непроходимые джунгли, в которых водились тигры, дикие кабаны, слоны и другие опасные животные. В настоящее время большая часть лесов вырублена и 80% земли используют под сельскохозяйственные угодья. Густые мангровые леса сохранились далеко на юге, там, где Ганга, перед тем, как впасть в океан, разделяется на множество мелких притоков, образуя бесчисленные необитаемые острова. Густыми лесами покрыт и узкий холмистый участок земли, граничащей с Бирмой. Диких животных (за исключением змей) в наше время можно встретить, пожалуй, лишь в этих лесах.

В деревнях в качестве домашних животных держат коз, кошек, кур, гусей и коров. Тощие коровы ростом, как правило, не больше породистого дога.

Собаки в Бангладеш, впрочем, как и в Индии, — беспородные дворняги. (Однако, по сравнению с Индией, в Бангладеш гораздо меньше бездомных собак — возможно, из-за последователей ислама, считающих собак презренными тварями.) Бенгальских собак нельзя назвать домашними, не назовешь их и дикими. Живут они по соседству с людьми. В деревнях их подкармливают остатками пищи и позволяют ночевать на верандах и в хозяйственных постройках. В общем, относятся к ним терпимо, хоть и не делают из них любимчиков и не награждают, как на Западе, громким титулом «лучший друг человека».

По ночам полчища жирных, омерзительных тараканов наводняют кухни и туалеты. Не меньшее отвращение вызывают маленькие зеленые ящерицы, которые снуют по стенам и потолкам, охотясь за насекомыми или гоняясь друг за другом, чтобы совокупиться. Иногда они падают на пол. Из-за громкого стрекота, который они издают время от времени, их называют тик-тикки. Существует примета, что, если тик-тикки прострекочет сразу после того, как что-то было сказано, значит, сказанное — правда. Менее примечательное зрелище — наблюдать за охотой тик-тикки на таракана. Таракан и ящерица делают несколько шагов, затем оба останавливаются. Если ящерице удается схватить таракана сзади, она начинает неторопясь заглатывать сопротивляющееся насекомое, расширяя челюсти, чтобы уродец мог в них пролезть. Когда жертва проглочена целиком, ее контуры выступают на вздувшемся животе удачливой (?) ящерки.

Сезон дождей — это также сезон нашествия муравьев. Муравейники становятся первыми жертвами наводнения, и их обитатели ищут спасения в людских жилищах. Их ползущие вереницы становятся постоянным источником беспокойства. Муравьи проникают повсюду: в постельное белье, в пищу, в одежду, ползают по телу, не подозревая, что оно не должно становиться частью их магистрали.

Стоит закончиться сезону дождей, как наступает сезон насекомых. На несколько дней миллионы жучков и мошек, живущих лишь в это время года, заполоняют собой все пространство. Они просыпаются ночью и тучами кружат вокруг ламп. Из-за того, что размер их туловища превосходит размер крыльев, они не обладают большой аэродинамичностью и часто падают на пол, где кружатся по спирали, пытаясь снова взлететь. Однако это им не удается, и каждое утро хозяйки выметают из домов небольшие кучки мертвых насекомых.

Скорпионы встречаются редко. За годы пребывания в Бенгалии я столкнулся с ними лишь дважды. В обоих случаях я сразу же раздавил их ногой.

Устройство бенгальской деревни

Большая часть пахотной земли в Бангладеш поделена на крохотные семейные фермерские хозяйства. Частная собственность на землю удерживает людей в деревнях. Даже если участок земли, которым владеет семья, небольшой, он дает кров и чувство индивидуальности, определяет положение в обществе и является источником существования.

Рис — главная продовольственная культура страны. Рисовые поля занимают пять шестых всех возделываемых земель Бангладеш. В год снимают два-три урожая. Второе место среди продовольственных культур занимают бобовые — основной источник растительного белка. Часто встречаются поля, покрытые ярко-желтыми цветками горчицы. Горчицу выращивают ради семян, которые используют в качестве специи и для производства горчичного масла, столь любимого бенгальцами. Основной товарной культурой является джут. В Бангладеш производят более 50% всего джута в мире.

Зажиточные деревенские семьи имеют несколько домов, расположенных рядом друг с другом. Каждый брат со своей семьей будет занимать отдельный дом; в одном из домиков будет располагаться кухня, а в другом — небольшой семейных храм. Типичный бенгальский дом представляет собой глиняную хижину с соломенной крышей. На самом деле, жить в таком доме гораздо приятнее, чем в фешенебельных апартаментах. Благодаря толстым глиняным стенам летом в доме прохладно, а зимой — тепло.

Внутренний двор — пространство между домами — место, где днем играют дети, а по вечерам отдыхают взрослые. Во дворе также сушат дал, рис и одежду. На небольшом каменном возвышении растет священное дерево туласи45.

Женщины моют дом водой с коровьим навозом. Каждое утро они обмазывают этой смесью пол, стены и террасу. Однажды я слышал, как один бенгальский христианин назвал этот обычай нечистоплотным, невежественным и примитивным, но это совсем не так. Даже современные ученые подтверждают, что коровий навоз обладает антисептическими и очистительными свойствами. В доме, стены и пол которого обмазаны коровьим навозом, нет мух. Да и запах коровьего навоза скорее приятный, чем отталкивающий. Кроме того, коровий навоз — превосходное удобрение и топливо для приготовления пищи. Повсюду в Индии деревенские женщины собирают коровий навоз, лепят из него лепешки и сушат их на солнце, прилепив к стволам деревьев и стенам домов.

Дома люди, в основном, сидят либо на голом полу, либо на соломенных или тряпичных подстилках. Мебели в доме почти нет — лишь несколько ветхих стульев и скамеек. Ночью часто спят на свежем воздухе, за исключением зимы и сезона дождей. И во дворе, и в доме люди спят на полу — на соломенных подстилках — или на простых деревянных кроватях. Кровать отчасти защищает от змей, особенно в сезон дождей, когда они часто заползают в дома. Кровати также удобны тем, что под ними можно хранить вещи.

Кроме земли, передающейся по наследству, большинство семей имеют возле своих домов небольшой огород, каждый сантиметр которого используют для выращивания овощей, цветов для поклонения, зелени и специй, таких как стручковый перец и кориандр. В рощах растет много плодовых деревьев, самыми распространенными из которых являются манго, джекфрут, банановые и кокосовые пальмы, лимон и папайя. Вокруг домов посажены тыквы, кабачки и множество других овощей. Удивительно, как деревенским жителям удается выращивать столько всего на небольшом участке земли.

У каждой семьи (за исключением самых бедных) есть какие-то ценности, которые обычно хранятся под замком в железных сундуках или запираются в шкафу. На случай нужды в каждой семье припрятаны какие-нибудь драгоценности, которые никогда не надевают и о которых никому не рассказывают. Часто эти сокровища закапывают в земляном полу дома, так что даже не все члены семьи об этом знают. Свое состояние люди предпочитают хранить в форме драгоценных металлов и драгоценностей. Деревенские жители никогда не считали бумажные деньги и банковские счета надежным способом вложения капитала, но сейчас их взгляды постепенно меняются.

Драгоценности и украшения передаются женщинами из поколения в поколение, хотя в прошлом украшения носили и мужчины. Ношение украшений для женщины обязательно. Серебряные ножные браслеты, золотые серьги и кольцо в носу — таков повседневный минимум. Дополнительные украшения одевают в особых случаях, таких как свадьба.

Хотя большинство населения едва сводит концы с концами, не все бангладешцы бедны. В деревнях есть землевладельцы, обладающие обширными земельными угодьями, а в городах — зажиточные торговцы. Они обычно слегка полноваты и носят тонкие хлопчатобумажные дхоти (в отличие от людей победнее, которые носят дхоти из более грубой материи). Многие из них постоянно жуют бетель. У них много слуг, они влиятельны и пользуются всеобщим уважением, при обращении к ним используют почетный титул «бабу».

В Бангладеш широко распространено кустарное производство. Каждая область имеет свою специализацию. Тангаил, к примеру, славится своими сари, Натор — молочными сладостями и так далее. Плетеную мебель производят главным образом в провинции Силхет. В Силхете также растет особая трава, из которой делают тонкие соломенные подстилки, обладающие охлаждающим эффектом — незаменимая вещь знойным летом. Прежде Дакка славилась необыкновенно тонкой материей, пока британцы не отрубили всем ткачам большие пальцы, дабы те не создавали конкуренцию британским мануфактурам.

Деревенские магазины представляют собой маленькие полуразвалившиеся строения, в которых продают всевозможные товары по цене, редко превышающей один доллар США. Закусочных здесь не найдешь, но в местных лавках продают печенье и другие готовые к употреблению продукты, такие как чанна чур (хрустящая вермишель из нутовой муки и молотых специй).

В небольших провинциальных городах еженедельная ярмарка превращает и без того беспорядочную уличную жизнь в хаос. Торговцы кое-как расстилают не земле подстилку, выкладывают на нее свой товар — травы и лекарства из других районов страны, дорогие специи (такие как корица или гвоздика), лесной мед, яркие безделушки, антиквариат, грубые самодельные игрушки — и принимаются громко зазывать покупателей охрипшим от перенапряжения голосом. На такой ярмарке вы непременно встретите продавца волшебного снадобья, излечивающего от всех болезней. Он будет сулить чудеса и соберет вокруг себя большую толпу зевак. Покупатели толкаются, пробираясь сквозь толпу. Каждый хочет купить как можно больше, потратив как можно меньше, и готов торговаться до последней пайсы.

Делать покупки в Бенгалии значит торговаться. Западному человеку бывает трудно к этому привыкнуть. Ему кажется, что, называя завышенную цену, торговец пытается его обмануть. Но здесь так принято. Независимо от товара — будь то яблоки, овощи, посуда или сумки — продавец всегда будет называть завышенную цену. В ответ покупатель предлагает более низкую цену. Продавец слегка снижает цену, но покупатель отказывается брать товар до тех пор, пока продавец не уступит еще. Когда цена устраивает обоих, сделка состоялась. Если покупатель не доволен окончательной ценой продавца, он может попытать удачу в другом месте. Это своего рода состязание — насколько покупателю удастся сбить цену. Это делает жизнь веселей, хотя в бедной стране, где на счету каждая пайса, это далеко не забава.

Образ жизни

Жизнь в Бенгалии трудна, однако климат (по крайней мере, зимой), культура и плодородная земля создают все условия, чтобы Бенгалия была райским местом. Господь Чайтанья милостиво явился в Бенгалии, однако, к сожалению, бенгальцы не воспользовались этим благословением в полной мере. Вместо этого они едят плоть животных и поклоняются разным лжевоплощениям. Расплата за это приходит в форме нищеты, наводнений, засухи, циклонов, эпидемий и так далее.

Большинство бангладешцев всю свою жизнь еле-еле сводят концы с концами, постоянно находясь на грани нищеты. Природные бедствия, политическая нестабильность и беспредел властьпредержащих лишь усугубляют положение. Непрерывная череда лишений и социальная незащищенность людей, живущих за чертой бедности, привели к тому, что в обществе процветают ложь, обман и эксплуатация. Все это стало неотъемлемой частью современной жизни Бенгалии, несмотря на ее великое культурное наследие. Земельные тяжбы и насильственный захват земли — этим сейчас уже никого не удивишь. Никто не знает, что будет завтра, а если что-то и будет, то, скорее, плохое, чем хорошее. Особенно трудно приходится индусскому меньшинству, которых считают людьми второго сорта и часто эксплуатируют.

В страшную эпоху Освободительной войны на безопасность не мог рассчитывать никто. С марта по декабрь 1971 года погибло около миллиона человек (большей частью беззащитных мирных жителей). Пакистанские солдаты могли в любой минуту атаковать тот или иной населенный пункт и превратить его в руины. В особенности жестоким нападениям подвергались индусские деревни: солдаты насильно выгоняли людей из домов, резали им горло, насиловали и душили женщин и совершали другие зверские преступления.

При знакомстве бангладешцы часто спрашивают: «Кем работает твой отец?» На что многие отвечают: «Он погиб во время гандагол шомоя (периода нестабильности)46». Несколько раз я слышал леденящие кровь истории о войне, но, как правило, люди не хотят об этом вспоминать.

Детская смертность в Бангладеш — явление привычное. На вопрос, сколько у тебя братьев и сестер, нередко можно услышать: «Нас было трое братьев, но старший умер от дизентерии, когда ему было два года». Если в семье кто-то безвременно умирает, какое-то время родственники скорбят, но затем смиряются и продолжают жить, как жили. Однако женщина, потерявшая сына или мужа, скорбит об этом всю жизнь. Мужчины переносят смерть близких более мужественно, но это не говорит об их бессердечии. Даже если женщина лишается мужа, она продолжает исполнять свои обязанности по отношению к семье. Одиноким женщинам47 приходится преодолевать много трудностей, чтобы дать своим детям образование и обустроить их будущее.

При всем этом бангладешцы спокойно воспринимают выпадающие на их долю трудности, что помогает им сохранять самообладание в любой жизненной ситуации. Понимая, что страдания неизбежны, они смирились. Покорность перед неизбежными лишениями сочетается в них с внутренней удовлетворенностью и чувством благодарности Богу. Несмотря на то что бангладешцы живут в условиях, невыносимых с точки зрения большинства жителей Запада, они, в отличие от последних, не испытывают беспокойств и не страдают от стрессов. Тяжелая и жестокая борьба за существование не делает их самих грубыми и жестокими. Они не падают духом и сохраняют уверенность в том, что несмотря ни на что, жизнь будет продолжаться. Даже во время тяжелейших испытаний они находят в себе внутренние силы, чтобы продолжать и не сдаваться. Поэтому деревенские жители Бангладеш зачастую куда более счастливы и психически уравновешены, чем их преуспевающие собратья в развитых странах. Даже умалишенные в Бангладеш, как правило, — блаженные сумасшедшие, не представляющие опасности для окружающих, и потому их редко изолируют от общества.

Жизнь в деревнях течет неторопливо. У людей всегда есть время друг для друга, ибо представление о времени у них весьма относительное. О времени судят по положению солнца на небе. Знать время с точностью до минуты просто нет необходимости. На вопрос «Когда придешь?» вам ответят: «Ближе к вечеру». Сутки в деревне делятся на раннее утро, утро, позднее утро и так далее. Немногие бангладешцы чувствуют необходимость в более точных определениях. В городе, однако, с его учебными заведениями, фабриками и учреждениями людям приходится быть более пунктуальными. Если вы спросите городского жителя, когда он придет, он ответит: «Около четырех». Но даже если он скажет: «Вернусь в четыре», маловероятно, что он придет вовремя, поскольку пунктуальность нельзя назвать чертой, присущей бенгальцам. Человек запросто может опоздать на час или два. На Западе это сочтут за безответственность и даже за оскорбление, но в Бангладеш это в порядке вещей. Более того, важные персоны, когда их куда-нибудь приглашают, часто опаздывают намеренно, чтобы не ждать других, а чтобы другие ждали их. Этим они демонстрируют свою важность и значительность.

Такое пассивное отношение к жизни часто разочаровывает западных людей, которые видят в нем обычную леность. Однако бешеный ритм западной жизни поражает жителя Востока. Западный активный образ жизни не находит понимания среди бангладешцев. Если к кому-то приходит гость, хозяева ожидают, что он побудет у них некоторое время, посидит и побеседует с ними, примет от них угощение — а не просто забежит на минуту и умчится по своим делам. Такое поведение они воспримут за бестактность и даже могут обидеться, решив, что гость ими пренебрегает и не желает с ними общаться.

Жителям Запада нравится жизнь, полная разнообразия и новых впечатлений, тогда как для бангладешцев характерен традиционный уклад жизни, которым живут окружающие и которым с незапамятных времен жили их предки. Когда миссионеры или члены так называемых благотворительных организаций пытаются научить бенгальцев чему-то новому, к примеру, новой технологии возделывания земли, те могут возразить: «Почему вы хотите все изменить? Наши предки обрабатывали землю этим способом тысячелетия. Вы, что же, считаете себя лучше их?» На этом, как правило, вопрос бывает исчерпан.

Бангладешцам, особенно деревенским жителям, не нравится, когда их родственники начинают жить по-новому, то есть, вести современный образ жизни. Сейчас в городах многие мужчины носят рубашки и брюки в западном стиле и считают престижным говорить по-английски, хотя и не спешат перенимать западный образ жизни целиком. Для женщин считается предосудительным одеваться в современную, излишне привлекательную одежду. Однако современная жизнь постепенно меняет сознание людей, и в больших городах все больше женщин начинают увлекаться западной модой.

Личностные качества, стремление к успеху, полная самоотдача и высокая продуктивность — эти понятия характеризуют сознание западного человека, ориентированного на успех. Сейчас наиболее «передовые» бангладешцы также постепенно перенимают идеологию «успеха» и «прогресса». Но и по сей день амбиции большинства бангладешцев более чем скромны. Они не очень-то стремятся к самоутверждению или самосовершенствованию. Возможно, они мечтают о высшем образовании или должности на государственной службе, но не более того. Большинство людей озабочены тем, как сохранить положение в обществе, прокормить семью и, может быть, приобрести пару дорогих вещей, вроде магнитофона и телевизора. В материальном отношении они не ожидают многого и довольствуются тем, что имеют.

Примечания

Я вырос на земле Джаганнатхи

Браджа Хари дас делится воспоминаниями о своем детстве, проведенном в Ориссе, одном из штатов Восточной Индии. Его рассказ о гармонии в семейных и социальных отношениях познакомит нас с духовной культурой народа ория и поможет понять причины ее упадка в настоящее время.

Б.В. Свами: Насколько я знаю, Браджа Хари Прабху, вы родились в семье брахманов в одной из деревень Ориссы.

Браджа Хари: Да, я родился в 1953 году в семье брахманов. В нашем доме поклоняются Господу Кришне и каждый день читают «Шримад Бхагаватам». Еще мой дед положил начало традиции читать перевод «Шримад Бхагаватам» на ория1 Джаганнатхи Даса2. Когда я был ребенком, старший брат моего отца читал с пальмовых листьев, поскольку раньше книги писали именно на них. Книги на ория тогда не печатались. Манускрипт на пальмовых листьях до сих пор хранится в нашем доме, и ему ежедневно поклоняются. Также в нашем доме поклоняются шалаграма-шиле3 и изображениям Господа Кришны.

Б.В. Свами: Как называется ваша деревня?

Браджа Хари: Гулугунде. Она расположена в отдаленной части провинции Дхенканал, в горном районе на краю джунглей Джариканда. Ближайшая автомобильная трасса — шоссе Каттака - Самбалпур — находится примерно в двадцати двух километрах.

Б.В. Свами: Даже в наши дни многие индийские деревни расположены вдалеке от автомобильных дорог. Многие живут вдалеке даже от каких-либо магазинов.

Браджа Хари: Да. У нашей семьи есть аптечная лавка, но она находится в четырех километрах от нашего дома. Торговлей заведует мой младший брат. Аптека называется «Доктор Харе Кришна».

Б.В. Свами: Вашему брату приходится нести товар четыре километра?

Браджа Хари: У него есть мотоцикл.

Б.В. Свами: Времена меняются.

Браджа Хари: Раньше все ходили пешком. В прошлом торговцы каждый день проходили по 15 километров до города с огромными корзинами, полными овощей, а вечером с пустыми корзинами возвращались обратно.

Б.В. Свами: Сильные были люди. Расскажите о вашей семье.

Браджа Хари: У меня два брата и четыре сестры. Трое сестер старше меня, все они уже замужем. У моего отца также было два брата. Жили мы все вместе. У отца и его братьев были отдельные дома, расположенные по-соседству.

Б.В. Свами: У вас был внутренний двор?

Браджа Хари: Да. Во дворе каждого дома была туласи-манча4. Каждый, по крайней мере, раз в день поливал туласи, кланялся ей и обходил вокруг нее — это делали все, даже невайшнавы, например, шакты.

Б.В. Свами: В Бенгалии люди живут точно также. Члены объединенной семьи живут в отдельных домах, которые имеют общий двор. В одном из домов находится общая кухня и т.д.

Вы рассказывали мне о своих школьных учителях, о том, с какой любовью они к вам относились.

Браджа Хари: Учителя относились к нам как к собственным детям. Они давали нам задание и иногда, если мы не его не выполняли, наказывали нас. Но при этом всегда относились к нам с большой любовью. Иногда они заходили к нам домой, чтобы рассказать родителям о наших успехах или неудачах.

Родители очень заботились о том, чтобы их дети получили хорошее воспитание. Они предпочитали доверять своих детей строгим учителям, давая им полную свободу наказывать и бить детей, если те того заслуживали. Никто не жаловался на такую строгость. Напротив, родители всячески ее приветствовали, ибо понимали: пожалеешь палку — испортишь ребенка.

Б.В. Свами: Вы, должно быть, боялись своих учителей.

Браджа Хари: Да, побаивались, но при этом любили и уважали их как собственных отца и мать, поскольку они заботились о нас, как о своих детях. Даже когда мы становились взрослыми и обзаводились собственными семьями, учителя беспокоились о нашем благополучии и всегда были готовы помочь нам советом. Они хотели не просто обучить нас грамоте, они хотели, чтобы мы стали достойными людьми, чтобы у нас были правильные жизненные ценности. Учителя хотели знать, как поживают даже те их ученики, которые переехали жить в город. Преподавание не было для них просто работой, как работа на заводе. Они были бескорыстны. Они стремились передать нам все, что знали сами. Когда мы оканчивали школу, учителя нас не забывали. Мы тоже помнили о них. Теперь такие учителя — большая редкость, но даже если они и есть, дети так плохо воспитаны, что их не ценят.

Родители и учителя старались, чтобы дети получили хорошее воспитание, чтобы они были честными, не воровали, не лгали, вели себя достойно и не перечили старшим. Детей с раннего возраста учили быть честными. Конечно, это во многом зависело от семьи — не в каждой семье следовали высокой морали — но если родители были воспитанными людьми, они прививали это и своим детям.

Приведу пример. Я знаю одного крестьянина, у которого совершенно нет времени, чтобы воспитывать детей. Он уходит из дома работать в поле рано утром и возвращается поздно вечером. Мать кормит детей завтраком и собирает их в школу. Естественно, идти в школу детям не хочется, но мать должна их туда отправить. Время от времени она справляется у учителя об их успеваемости, спрашивает, не дерутся ли они и не воруют ли. Если ребенок ведет себя плохо, его наказывают.

Однажды, когда я был в шестом или седьмом классе, я украл у отца десять рупий. Он тогда только что получил зарплату. Жили мы небогато, в нашей семье работал только отец. У него, напомню, было семеро детей. Хотя у нас был дом и земля, приходилось нелегко. Мой отец был очень честным человеком. Он никогда ни у кого не брал взаймы. Но дед занимал часто, влез в долги и вынужден был занимать снова и снова. Чтобы расплатиться с этими долгами, отцу приходилось выбиваться из сил.

В Индии заведено, что долги отца с его смертью переходят к сыну. Мой дед умер, не расплатившись с долгами. Когда он умер, пришел хозяин земли, которую мы арендовали, и забрал у нас весь урожай риса. Даже после того, как отец устроился на работу, мы продолжали во многом себя ограничивать, поскольку отец хотел сначала расплатиться со всеми долгами. Он обеспечивал нас всем необходимым, но никогда не позволял роскоши и излишеств. После этого отец дал обет, что в жизни не займет ни единой пайсы, чтобы не передать своим детям то бремя, которое легло на его плечи.

Знаете, почему я украл эти десять рупий? После школы мы с одноклассниками ходили на базар и покупали бори и т.п. На это отец каждый понедельник давал мне двадцать пять пайсов. В те дни это были приличные деньги. Но я привык делиться тем, что покупал, с друзьями. Однажды мы решили устроить пир. Когда я попросил отца дать мне деньги, он отказался. Тогда я взял и украл у него десять рупий, и на них мы устроили пир.

Б.В. Свами: Тогда десять рупий были немалыми деньгами.

Браджа Хари: Да, немалыми. Когда отец обнаружил пропажу, он спросил меня, почему я их украл. Тогда я соврал, сказав, что не брал этих денег. Но он узнал, что мы с друзьями устроили пир, и попросил меня во всем признаться. А я продолжал твердить, что ничего не брал. Тогда он взял палку и начал меня бить, приговаривая: «Пока не скажешь правду...»

Б.В. Свами: Он бил по руке?

Браджа Хари: Да, я прикрылся рукой. Он ударил меня десять или пятнадцать раз, пока не пришли мать с тетей, которые меня защитили. Тетя дала отцу затрещину, возмутившись тем, что он бил меня из-за каких-то десяти рупий. После этого я дал слово никогда больше не красть. Родители были строги к детям и не боялись их наказывать. За малейшую провинность меня ругали, на чем свет стоял.

Б.В. Свами: Но теперь вы за это им благодарны.

Браджа Хари: Да. Когда я в последний раз навещал родителей, мы вспоминали мое детство, и я признался отцу, что очень ему благодарен. Он был доволен.5

В то время все дети испытовали благодарность к своим родителям, дядьям и тетям, старшим братьям и сестрам и учителям, которые любили их всем сердцем.

Б.В. Свами: Мы говорили об учителях. Итак, им была небезразлична судьба их воспитанников. Почти как во взаимоотношениях духовного учителя и ученика.

Браджа Хари: Да, они были почти как гуру. И мы относились к ним как к гуру. Утром, войдя в класс, мы первым делом касались стоп учителя. В школе мы часто пели молитву Кришне из книги Мадхусуданы Рая «Варнабодха». В той молитве было все. Замечательная молитва. С самого детства нас учили, что Кришна заботится обо всех живых существах.

Б.В. Свами: Входила ли в школьную программу Кришна-лила6?

Браджа Хари: Нет, учителям не разрешалось это делать, поскольку официально Индия — светское государство. Однако помню, как в четвертом классе один учитель в течение месяца рассказывал нам подробные истории из «Махабхараты»7 и «Рамаяны»8 — пятнадцать дней он рассказывал «Махабхарату» и пятнацать дней — «Рамаяну». Он делал это по два часа каждый день. Истории были интересные, и к тому же он был хорошим рассказчиком. Он рассказывал с чувством. Его уроки произвели на нас такое сильное впечатление, что мы запомнили их на всю жизнь.

Нам очень повезло. В детстве мы получили такое замечательное образование, что мы будем помнить о Кришне всю свою жизнь. Мы не можем забыть Кришну. Нельзя сказать, что мы достигли совершенства, стали возвышенными преданными или освободились от влияния майи, но памятование о Кришне постоянно живет в нас, по крайней мере, в подсознании. И избавиться от этого просто невозможно. Сейчас мы тоже ежедневно слушаем лекцию по «Шримад Бхагаватам», но это не производит на нас такого сильного впечатления — однако детские впечатления останутся с нами до конца наших дней.

Мне никогда не забыть одного из своих учителей — Джая Кришна Мишру — профессора колледжа Рэйвеншоу в Каттаке. Он имел степень магистра по орийской литературе. Он также был талантливым поэтом и пользовался большим уважением всех, кто его знал. Он в совершенстве владел ория, санскритом и английским. Его лекции пользовались такой популярностью, что он получал приглашения из самых разных уголков Индии. Он познакомил нас с «Матхура-мангалой» Бхактачараны Даса и многими другими книгами. «Матхура-мангала» — это описание жизни Кришны в Матхуре на возвышенном орийском языке с множеством санскритских слов.9 В наши дни на таком языке уже никто не говорит, но когда Джая Кришна Мишра объяснял нам значение слов, мы слушали с огромным интересом. Чему бы он нас ни учил, он все связывал с Кришной. Он был великим преданным. Иногда, объясняя «Матхура-мангалу», он начинал плакать.

Б.В. Свами: Плакать?!

Браджа Хари: Не напоказ, а потому что его переполняли искренние чувства. Слушая его, мы тоже плакали. Когда я был ребенком, люди были очень верующими, духовными — не такими как сейчас. В наше время преподавание превратилось в формальность, одну из профессий. Учителю нет дела до учеников и наоборот. Мы чтили своих учителей за то, что знание, которые мы от них получали, оставалось с нами на всю жизнь. Вернувшись из школы, мы продолжали размышлять над тем, что сказал учитель, поскольку его слова западали глубоко в наши сердца. Бывало, мы собирались в общежитии и обсуждали то, что услышали на уроке.

Подобно тому, как в ИСККОН преданные обращаются за советом или за разъяснением к санньяси и гуру, мы приходили домой к нашему преподавателю и расспрашивали его о Кришна-лиле. Он был таким замечательным человеком, он приглашал всех нас к себе, усаживал в своей комнате и отвечал на наши вопросы. Потом он просил свою жену угостить нас прасадом. Такие вот теплые у нас были взаимоотношения.

Б.В. Свами: Даже в колледже вы касались стоп своих учителей?

Браджа Хари: Не всегда, потому что не все учителя показывали достойный пример. Но Джая Кришна Мишра принадлежал к старшему поколению. Когда мы у него учились, ему было уже около шестидесяти. Молодые преподаватели занимали иное положение. Отношение к ним зависело от их поведения.

Б.В. Свами: Одна из особенностей Ориссы в том, что там все любят Джаганнатху. Как только оказываешься в Ориссе, видишь Джаганнатху на каждом шагу. Его изображения и Божества можно встретить в домах, в магазинах и даже в автобусах. Его широкая трансцендентная улыбка красуется повсюду. Утром, открыв свои лавки, продавцы пана10, прежде чем проигрывать песни из кинофильмов, первым делом ставят кассету с прекрасными бхаджанами, прославляющими Господа Джаганнатху.

Браджа Хари: Господь Джаганнатха — Божество, которому поклоняются в Ориссе все. Не знаю, как это происходит — в детстве никто не учил меня поклоняться Джаганнатхе, любовь к Нему проявилась сама собой. Господь Джаганнатха — в нашем сердце. Даже теперь, когда я поклоняюсь и молюсь Радха-Расабирахи, Радха-Шьямасундаре и Кришна-Балараме11, стоит мне увидеть изображение Господа Джаганнатхи или услышать Его имя, меня тут же охватывает какое-то радостное чувство.

Б.В. Свами: В детстве вы бывали в Пури?

Браджа Хари: Мой отец — преданный Господа Джаганнатхи, я ездил в Пури с ним. Не каждый год, конечно, — это было нам не по карману. Но раза два или три он брал меня с собой.

Б.В. Свами: На Ратха-ятру12 или в другое время?

Браджа Хари: В другое время. Сейчас церемония упанаянам13 стоит больших денег, и поэтому некоторые едут в Джаганнатха Пури, где ее можно провести за небольшую плату.

Б.В. Свами: Вы рассказывали мне историю, как в детстве повторяли Рама, Рама, Рама14.

Браджа Хари: Тогда я учился в четвертом классе.

Б.В. Свами: Значит, вам было девять лет.

Браджа Хари: Да. В нашей деревне была своя школа, но отец отправил меня учиться в другую деревню, поскольку считал, что, если я буду учиться вместе с братьями и друзьями, которых знаю с малых лет, прилежного ученика из меня не выйдет. Школа, в которую я ходил, находилась в четырех километрах от нашей деревни. Один из учителей был нашим односельчанином. В пятистах метрах от нашей деревни начинался лес. В наши дни леса не такие густые, из-за того что вырубают много деревьев, но в те времена это были непроходимые джунгли. Там водились тигры, слоны, много диких кабанов и так далее.

Б.В. Свами: Даже в то время?

Браджа Хари: Да, но в деревню звери не заходили. Они держались вдалеке от людских поселений. Если случайно в деревню заходил тигр или другой хищник, люди страшно пугались. Однажды по деревне прошел слух, что пришел тигр. Все ужасно перепугались. Вечером один молодой учитель даже ушел из деревни и не вернулся — настолько он испугался. Но наш учитель остался.

Я сказал своей матери, что не пойду в школу, потому что все говорят, что в деревне тигр — он меня съест. На что мать отвечала: «Нет, ты должен идти. Почему ты боишься тигра? Тигр даже близко к тебе не подойдет, если ты будешь повторять имя Рамы». Так вдвоем мы отправились в школу, повторяя: «Рама, Рама, Рама, Рама, Рама, Рама». Но нам все равно было страшно.

Я жил в общежитии и приходил домой раз в неделю. Мой отец работал в городе на государственной службе. Он, как и я, бывал дома только по выходным.

Б.В. Свами: Вы рассказывали, как вас учили выражать почтение семейному жрецу. Хотя сами вы принадлежите к сословию брахманов, вы приглашали другого брахмана, чтобы он совершал для вас обряды карма-кандии15.

Браджа Хари: Да, шраддху16 и другие обряды. Мы до сих пор отмечаем годовщину смерти моего деда и бабушки. В день поминок мы приглашаем жреца провести обряд предложения пинды17 и другие церемонии. Мы приглашаем в гости брахманов и угощаем их прасадом. Помню, когда я был ребенком, к нам приходил наш семейный жрец. Он был уже очень стар, но все равно приходил. Отец и мать сначала омывали и вытирали ему стопы, затем мы по очереди подходили и касались его стоп, а он клал нам на голову немного акшаты18 и благословлял нас, произнося санскритские тексты.

Брахманы пользовались уважением. Они строго следовали своим принципам. Сейчас к нам приходит молодой внук этого брахмана. И хотя моему отцу уже семьдесят, он почтительно касается его стоп. Такова традиция — оказывать почтение старшим. Дети из семей смарта-брахманов19, кроме того что ходили в обычную сельскую школу, еще изучали обряды карма-кандии. Они учились проводить шраддху, анна-прасанну20 и другие церемонии, изучали астрологию, орийские переводы «Рамаяны» и «Махабхараты» и многое другое, необходимое для того, чтобы стать семейными жрецами.

Б.В. Свами: Расскажите об этих церемониях поподробнее.

Браджа Хари: Церемония анна-прасанны, первого вкушения злаков, проводится, когда ребенку исполняется десять месяцев. До этого его кормят только молоком — материнским и коровьем — а в наши дни и буйволиным. Материнское молоко особенно необходимо малышу, чтобы он рос крепким и здоровым. Женщины обычно кормили детей грудью до пяти лет. Во многих местах одновременно с церемонией анна-прасанны проводят обряд нама-караны, наречения. Брахманы подбирают ребенку подходящее имя согласно астрологическим расчетам.

В церемонию нама-караны входит определение профессиональных наклонностей ребенка. Для этого жрецы кладут на поднос «Бхагавад-гиту», золото, нож и коробку с кункумой21. То, что выбирает ребенок, говорит о его склонностях. Если он выбирает «Гиту», значит он будет добродетельным и сведущим в писаниях, как брахман. Если он берется за нож, значит, ему по природе свойственны доблесть и благородство кшатрия22, лидера. Если ребенок тянется за золотом, значит быть ему богатым предпринимателем, вайшьей23. Если же он дотрагивается до кункумы, это означает, что в его жизни не будет больших трудностей и несчастий.

Другая благоприятная церемония, во время которой ребенку в первый раз обрезают волосы, называется чуда-карана. Родители не подстригают своих сыновей до тех пор, пока не посетят с ними одно из святых мест — особенно Пури — где их бреют наголо.

Б.В. Свами: Пури находится в 150 километрах от вашей деревни. Как люди раньше туда добирались?

Браджа Хари: Пешком. Они брали с собой в дорогу немного сырого риса, а дрова для костра и овощи можно было найти повсюду. В то время овощами не торговали. Овощи не возили на продажу в большие города. Люди выращивали их у себя во дворе и с радостью делились с любым путником, который в них нуждался.

Б.В. Свами: Расскажите, как проходило рождение ребенка?

Браджа Хари: Прежде всего следует отметить, что в то время рожали дома. Не могло быть и речи, чтобы рожать в больнице. Деревенские жители никогда даже не видели больницу. Когда подходило время рожать, роженицу торжественно отправляли в дом ее отца. Семейный жрец проводил определенный обряд. Будущую мать осыпали акшатой, повторяли благоприятные мантры и раздавали гостям прасад. Затем женщины украшали свои ладони махенди24 и раздавали всем гирлянды.

Б.В. Свами: На каком месяце беременности проводилась эта церемония?

Браджа Хари: Это зависело от сословия роженицы. В моей семье церемонию проводили на седьмом месяце. После этого мать торжественно отправили в дом отца. Старшие женщины в доме знали, как ухаживать за роженицей, и помогали ей справляться со всеми трудностями. Опыта им хватало — сами они родили уже по нескольку детей.

Беременные женщины продолжали выполнять все домашние обязанности вплоть до самих родов. Благодаря такой активности, роды проходили очень легко. Иногда я слышал истории, как беременная женщина пошла в лес за хворостом, родила прямо в лесу и вернулась домой с вязанкой хвороста и младенцем на руках.

Старшие женщины заботливо ухаживали за роженицей, и, если ее беспокоила боль или что-то еще, они знали, какую траву ей нужно дать. Они также сажали ее перед собой и читали ей «Бхагаватам», «Рамаяну», «Махабхарату» и другие книги. Читали старшие женщины, а иногда и пожилые мужчины. В этом, как мне кажется, одна из причин того, что даже маленьким детям в Индии нравилось слушать повествования о Раме и Кришне — ведь они слышали их еще до своего появления на свет, в утробе матери.

Б.В. Свами: Не мог ли бы вы рассказать о церемонии упанаянам?

Браджа Хари: Обряд получения священного шнура считается в семьях брахманов очень важным, таким же важным, как обряд бракосочетания. Как правило, его проводят в десять-двенадцать лет. Иногда церемонию проводят сразу для нескольких родных или двоюродных братьев приблизительно одного возраста.

Прежде чем пройти церемонию, мы семь дней ходили по деревням, собирая подаяние. Люди давали нам рис, фрукты, овощи и деньги. Мы приносили все домой, а спустя несколько дней все собранное нами, вместе с другими вещами и продуктами из нашего дома, раздавалось людям. Всех, кто приходил на праздник, кормили прасадом. Гости жертвовали жрецу.

Мальчикам, проходившим обряд упанаянам, наголо брили голову, и они выглядели, как настоящие брахмачари25. Раньше обряд упанаянам знаменовал начало учебы в гурукуле26, где мальчики изучали ведические писания. Сейчас, однако, это — не более, чем формальность, семейное торжество. Семейный жрец проводит огненное жертвоприношение, а все присутствующие наряжаются в дхоти и чаддар27. На проведение церемонии семья тратит много денег. После огненного жертвоприношения для всех односельчан и родственников устраивают большой пир. На пир приглашают всех жителей деревни.

После церемонии жители деревни во главе со жрецом приводят прошедшего обряд на окраину деревни. Повторив мантру, они чертят на песке три линии. Затем они спрашивают его, хочет ли он оставаться брахмачари или желает принять отреченный образ жизни. В действительности, это всего лишь формальность. Старшие заранее учат мальчика не говорить, что он хочет принять отречение.

Если мальчик выбирает отреченный образ жизни, он перешагивает через три линии и никогда больше не возвращается домой. Такое случается крайне редко, но мне все же известны несколько случаев, когда мальчики уходили из дому, чтобы стать садху. Один из них произошел в соседней деревне — получив посвящение, мальчик ушел из дому и не вернулся.

Б.В. Свами: Должно быть, это сильно опечалило жителей деревни. Он заранее решил, что уйдет?

Браджа Хари: В то время ему было четырнадцать лет. Он всегда ходил на киртаны в соседние деревни. Ему очень нравилось петь Харе Кришна. Получив упанаянам, он ушел без предупреждения. Он получил священный шнур, мантру, все что необходимо. Когда пересекаешь три линии, отец и мать уже не могут вернуть тебя домой. Они не вправе забрать сына обратно, потому что возвращение домой после принятия санньясы считается тяжким грехом.

После церемонии посвящения мы семь дней спали во дворе. Получивший посвящение (упанаянам) должен омываться если не два или три, то, по крайней мере, один раз в день. Даже зимой в холодную погоду все, и особенно брахманы, строго следуют этому правилу и принимают омовение рано утром.

Б.В. Свами: Какие праздники отмечают каждый год?

Браджа Хари: Один из главных праздников называется Макара Санкранти.

Б.В. Свами: Как его празднуют?

Браджа Хари: В каждом доме готовят пир, после чего обмениваются разными блюдами.

Б.В. Свами: Жизнь в деревне очень проста. У вас дома есть электричество?

Браджа Хари: Сейчас есть.

Б.В. Свами: Но когда вы были ребенком, его не было.

Браджа Хари: Тогда все держали коров. Каждый день из соседней деревни около половины седьмого утра приходил пастух. Коров (которых держали в хлеве) выводили во двор, доили и вместе с телятами отправляли пастись в лес. Это было необычайно красивое зрелище, особенно в сезон дождей. Как сейчас помню того пастуха, который приходил по утрам со своей флейтой. Когда он на ней играл, вокруг него собирались все коровы. Он пас их весь день. Поскольку все работали на своей земле, следить за коровами не было времени. Поэтому каждый месяц мы просто платили пастуху за его работу.

Б.В. Свами: А кто доил коров — он или вы?

Браджа Хари: Мы делали это сами, он просто за ними присматривал. Он отводил их пастись в лес, где росла сочная трава. Пастух заботился о коровах лучше самих хозяев. Он приводил коров к реке и старательно их мыл. Дети пастухов, которым было по двенадцать-тринадцать лет, тоже присматривали за коровами: пасли их в поле и под вечер пригоняли домой. Коровы были здоровыми, и мы относились к ним с почтением. Мы заботились о них так, как сейчас заботятся о коровах преданные ИСККОН. Мы также им поклонялись, проводили Говардхана Пуджу и другие праздники.

В то время не всегда расплачивались деньгами. Главное занятие в деревне, разумеется, — земледелие, поэтому, хотя бы отчасти, мы расплачивались зерном. В особенности так расплачивались с наемными рабочими. Это устраняет необходимость в посреднике и делает жизнь более экономной. Собрав урожай, мы давали часть зерна цирюльнику. За это он время от времени приходил к нам домой, чтобы постричь нас и побрить.

На нашей земле росло около ста манговых деревьев. Сейчас многие воруют, да и в нашей семье уже не хватает людей, чтобы смотреть за таким большим хозяйством. Но когда мы были детьми, плодовые деревья были у каждого. Никто никогда не торговал манго, потому что у всех их было вдоволь. Мы часто ходили в манговый сад, который располагался в двух километрах от нашего дома. Летом в Ориссе почти каждый день бывает сильная гроза с ураганным ветром. Около пяти часов вечера вдруг становилось безветренно и душно, затем в течение пяти-десяти минут дул сильный ветер, от которого зрелые манго падали на землю. Мы шли их собирать и привозили их домой на воловьей упряжке. Каждый день мы привозили больше тридцати килограммов. Сколько из этого мы могли съесть? Лишь малую часть. Поэтому моя мать и другие женщины готовили маринады, которые мы потом ели весь год. Они делают их до сих пор.

В огороде мы растили свои овощи. Они были очень вкусными, поскольку их брали прямо с грядки. Землю мы удобряли только коровьим навозом — никаких минеральных удобрений и инсектицитов. Сад у нас был очень большой, поэтому мы едва что-либо покупали на рынке.

В Ориссе готовят вкусные блюда из жареных семечек тыквы и других растений. Из того, что в других странах считают отходами и выбрасывают на помойку, у нас умеют готовить вкусные и питательные блюда.

Б.В. Свами: Орийские деревни известны своей удивительной, неповторимой кухней. Где вы брали воду для приготовления пищи? Из озера или колодца?

Браджа Хари: В каждой деревне был хотя бы один пруд. В нашей деревне был очень большой пруд. Жители трех-четырех соседних деревень приходили принимать в нем омовение. Отличный был пруд. С прохладной водой. Летом, спасаясь от жары, мы находили места поглубже. Зимой кажется, что купаться слишком холодно, но когда заходишь в воду, обнаруживаешь, что она теплая и приятная. Это потому, что пруд очень большой, и вода остывает медленно. Вода была всегда чистой и спокойной. Летом же вода была прохладной. Так устроил Кришна. У каждого во дворе есть по крайней мере один колодец, из которого берут питьевую воду и воду для огорода. Хорошо, если есть несколько колодцев. Например, у нас их было три: два для полива огорода и один с питьевой водой.

Испокон веков жизнь в деревне основывалась на принципе гармонии с природой. Не было ни целлофановых пакетов, ни жестяных банок — отходов, загрязняющих окружающую среду. Люди использовали традиционные механизмы: один-два вида плуга и ручные приспособления для расплющивания риса, сельхозработ, приготовления пищи и рыбной ловли. Все было очень простым. Люди ели с банановых листьев, которые после однократного использования выбрасывали. Использовали также каменные и металлические тарелки. Если плуг, посуда и другие металлические предметы ломались, их чинили, а не выбрасывали. Если починить было невозможно, сдавали в утиль. По деревням ходили люди, которые за несколько пайсов покупали вторсырье, например, бутылки и т.п.

Бедняки латали и перешивали свою одежду. Если она изнашивалась так, что починить было невозможно, ее рвали на тряпки или делали из нее кантху — лоскутное стеганое одеяло, которое набивали тряпками. Богатые люди поношенную одежду не чинили — отдавали слугам. Таким образом ничто не пропадало зря.

Мы сами выращивали овощи, сами ткали материю или покупали ее у местного ткача. В деревне был свой гончар, кузнец, цирюльник. В местном магазине не было дорогих безделушек и предметов роскоши, там продавали только все необходимое для хозяйства — свечи, спички, некоторые дорогие специи и тому подобное. Масло для ламп и приготовления пищи получали из семян горчицы, которую выращивали сами, а отжимали на деревенской масляной мельнице. Проще не бывает.

Б.В. Свами: Простите за любопытство, в детстве вы носили обувь или ходили босиком?

Браджа Хари: Мы носили деревянные сандалии. В каждой деревне был столяр, который делал такие сандалии. Они были хорошего качества, отделаны слоновой костью.

Б.В. Свами: А ремешок был из ткани?

Браджа Хари: Ремешка не было.

Б.В. Свами: Значит, сандалии были с деревянным колышком. Их носили все?

Браджа Хари: Да.

Б.В. Свами: Очень хорошо. Я спросил об этом, потому что своими глазами видел, как еще двадцать лет назад многие индийцы не носили обуви. Даже сейчас некоторые почтенные брахманы, особенно в Южной Индии, предпочитают ходить босиком. Двадцать лет назад большинство мужчин в традиционных городах Южной Индии носили дхоти. Они делали это в южно-индийском стиле — сложив дхоти вдвое, и без кача (конца, который заправляется внутрь сзади). Города, вроде Виджаявады и Мадурая, представляли собой море темнокожих людей и белых дхоти. Теперь все носят брюки да рубашки; дхоти стали редкостью.

А вы в детстве что носили, дхоти?

Браджа Хари: Нет, короткие брюки. Но мой отец никогда не носил западную одежду. Только дхоти, чаддар и тому подобное.

Б.В. Свами: То есть в поколении, предшествующем вашему, мальчики носили дхоти, а девочки — сари?

Браджа Хари: Да.

Б.В. Свами: А ваши сверстницы носили сари?

Браджа Хари: До шестого класса они носили длинные рубашки со штанами (салвар хамиз28), а потом, когда немного подрастали, надевали сари.

Б.В. Свами: В то время общение между мужчинами и женщинами было строго органичено. Вы рассказывали мне, что даже жена вашего младшего брата не могла с вами разговаривать.

Браджа Хари: Да, таков был этикет, особенно в Ориссе. Общение полов было строго ограничено во всех слоях общества, даже в низших.

Б.В. Свами: Значит, жене младшего брата не позволялось говорить с его старшим братом.

Браджа Хари: Со всеми старшими братьями. Если старший брат должен был сказать жене своего младшего брата (или наоборот) что-то важное, они могли разговаривать, но при этом они не должны были видеть друг друга. Обычно их разделяла дверь или заневес. Жена младшего брата могла готовить прасад для старшего брата, но ей не позволялось его кормить. Из-за этого сейчас у нас в семье возникла проблема, поскольку моя мать очень стара. Всякий раз, когда я приезжаю в гости, кроме моей матери, которая едва ходит, некому подавать прасад. Но, тем не менее, прасад мне подает именно она, а не сестра моего младшего брата.

Б.В. Свами: Объясните, почему.

Браджа Хари: Это знак уважения к старшему брату, которого в семье почитают наравне с отцом. Если отец умирает, главой семьи становится старший брат. Пока отец жив, глава семьи — он. Даже сейчас, если мой отец умрет, я стану главой семьи, и все братья будут относиться ко мне с почтением.

Б.В. Свами: Они будут вам подчиняться?

Браджа Хари: Да. Даже если у них есть свои семьи, если они уже не молоды и у них есть внуки, они будут подчиняться старшему брату.

Б.В. Свами: Я слышал, что в некоторых семьях даже братьям и сестрам не разрешается свободно общаться друг с другом. С восьми-девятилетнего возраста им не позволяют играть вместе.

Браджа Хари: Когда девочки подрастают, они спят в отдельной комнате. Но до пяти-семилетнего возраста братья и сестры все делают вместе: спят, играют и т.д., но после шести, семи, восьми, девяти лет, они спят в отдельных комнатах.

Б.В. Свами: Они, должно быть, почти не разговаривают друг с другом.

Браджа Хари: Нет, разговаривают. Они относятся друг к другу с любовью, но ведут себя, разумеется, не так, как братья. Старшие сестры относятся к младшим с почти материнской любовью. Это замечательно, поскольку, даже выйдя замуж, они продолжают относиться к своим младшим братьям и сестрам по-матерински. Отношения между братьями и сестрами основаны на любви и уважении — даже в большей степени на любви.

Семейные узы необычайно крепки. Их старательно поддерживают. К примеру, если дочь или сын старшей сестры вступает в брак или в семье проводят обряд получения священного шнура, она приглашает на торжество всех своих родственников. Кто-то из них может жить со своей семьей в другой деревне — они все равно откликнутся на приглашение. И непременно принесут с собой подарок, а хозяева в свою очередь угостят их прасадом. По окончании торжества, когда гости начинают расходиться, хозяева дают им прасад, чтобы те угостили своих соседей, которые не смогли принять непосредственное участие в празднике. Эта традиция сохранилась до сих пор. Вдобавок к угощению, хозяева преподносят гостям подарки — дхоти, сари или детскую одежду.

В наше время некоторые считают эту традицию слишком обременительной, поскольку все сильно подорожало, но люди все равно продолжают обмениваться подарками. Действительно, цены возросли, и порой у людей просто не хватает средств. И тем не менее я много раз был свидетелем того, как люди брали в долг или продавали часть своей земли, чтобы купить подарки для гостей на семейных торжествах и отдать дань традиции. Они не хотят ронять свой престиж.

Деревенские жители имели близкие отношения друг с другом. В отличие от современных горожан, которые не знают даже, как зовут их соседей, и никогда не разговаривают друг с другом. В деревне люди приглашали друг друга в гости на праздники и семейные торжества. При необходимости соседи помогали друг другу с работой в поле или ремонтом дома. Когда наступала пора посева или сбора урожая, все члены семьи работали вместе, засучив рукава, на протяжении многих дней. Деревня жила, как одна большая семья. Если у кого-то кончались продукты, ему не нужно было говорить об этом — кто-нибудь посылал в этот дом немного риса. Разумеется, они не могли жить за счет других — в деревне не было богатых — но каждый был готов помочь другому в трудную минуту. Как можно спокойно жить, когда твой брат в соседнем доме голодает?

С самого детства в нас воспитывали отзывчивость, милосердие и щедрость: «Не думай только о себе, помни и о других. Мы родились и живем на этой земле бок о бок по воле Бога. Если будем жить в мире и согласии, Господь будет нами доволен». Конечно, не сказать, что мы жили на Вайкунтхе — проблем хватало. Но даже самые серьезные разногласия и конфликты улаживались быстро. Без всяких судов, штрафов, взяток и прочего. Все эти вещи были где-то далеко, в городе. Если у нас в деревне возникал серьезный конфликт, старейшины выслушивали представителей обеих сторон и выносили свое решение, с которым все соглашались, независимо от того, нравилось им оно или нет. Ничто не скрывали. Если кто-то ссорился, об этом знала вся деревня. Но в основном жили дружно и старались друг другу помогать. Жизнь была простой, а порой суровой, но люди были ею довольны. Сейчас жизнь в деревне изменилась до неузнаваемости по вине политиков и современного образа жизни.

Б.В. Свами: Было ли среди людей чувство кастовости, неравенства?

Браджа Хари: Да, кастовость была всегда. Она сохраняется и по сей день.

Б.В. Свами: Какое-то неприятное чувство...

Браджа Хари: Почему же неприятное?

Б.В. Свами: Но в те дни кастовой системе следовали очень строго, не так ли? В прошлом каста определяла занятие и социальное положение любого индуса, оказывала влияние на все аспекты его жизни. Невозможно было ничего изменить. Родившийся шудрой должен был жить и умереть шудрой. Какие бы богатства и власть он ни приобретал, это не меняло его положения, и он, как и все его потомки, оставался шудрой. Бытовало ошибочное представление о том, что лишь благодаря великой праведности и добрым делам такой человек в следующей жизни мог родиться в более высокой касте. Другой возможности рассчитывать на лучшую долю у него не было.

Браджа Хари: Это правда. Но даже такая искаженная форма кастовой системы имела свои плюсы. Мальчику, родившемуся в семье гончара, ткача или цирюльника не нужно было беспокоиться о своем будущем: думать, как заработать себе на жизнь, или бороться с конкурентами на рынке вакансий. С детства отец обучал его своему ремеслу, а он впоследствии передавал усвоенные навыки своему сыну.

Б.В. Свами: Но между кастами существовала обособленность.

Браджа Хари: Да, некоторая обособленность была, но обычно преобладало сотрудничество. Например, если наш сосед из низшей касты праздновал свадьбу, мы приходили к нему в дом, но ничего не ели.

Б.В. Свами: Но все-таки приходили.

Браджа Хари: Да, приходили, чтобы дать свои благословения, но ничего не ели. Они могли угостить нас только рисовыми хлопьями.

Б.В. Свами: В Бенгалии их называют кхой. Они всегда считаются благоприятной и чистой пищей.

Браджа Хари: Кхой, смешанный с гуром29. Такое угощение мы принимали. Но я слышал, что в некоторых местах брахманы были настолько строги в следовании правилам и предписаниям, что не позволяли даже приближаться к себе. Они не общались с небрахманами, смотрели на них свысока, с явным презрением. Но в наши дни таких брахманов, пожалуй, уже не сыщешь. Общество изменилось. Сейчас никто не потерпит такого поведения.

Б.В. Свами: Что изменилось в вашей деревне за эти годы?

Браджа Хари: Все меняется очень быстро. Раньше у людей не было больших денег, и они в основном жили за счет земли. Сейчас деревенские юноши стремятся получить современное образование, жить в городе, устроиться на работу в офисе или на фабрике — то есть стать современными, цивилизованными, прогрессивными людьми. Жизнь в деревне без современных удобств, возделывание земли, следование обычаям и культуре кажутся им отсталым образом жизни. Даже те, кто остаются жить в деревне, уже не придают особого значения строгому следованию традициям. Землю не обрабатывают, потому что вся молодежь едет работать в город. Даже крестьяне становятся ленивее. Раньше праздники были настоящими семейными торжествами — сейчас в праздник на сцену выпускают полураздетых девушек, которые танцуют под пошлые песни из дешевых кинофильмов. Положение гораздо лучше в отдаленных деревнях. Но те, что расположены по соседству с городами, почти полностью утратили всякую культуру.

В деревнях повсеместно распространено пьянство. Люди работают на заводе, получают зарплату и пьют, чаще всего самогон, называемый дару. Повсюду. Юноши идут работать и уже в двенадцать лет, а то и раньше, начинают курить, а в пятнадцать — пить дару. Затем секс и аборты. По всем деревням расклеена реклама дешевых абортов.

Прежде люди были чище. Наши развлечения заключались в слушании «Шримад Бхагаватам» и проведении киртана. Время от времени в деревню приходили актеры и устраивали спектакли. Кино, радио и телевидение изменили образ жизни людей, их мышление, внешность и все остальное. Все началось с кино. Поездка всей семьей в город и посещение кинотеатра была для деревенских жителей целым событием.

Б.В. Свами: Фильмы были на религиозные темы?

Браджа Хари: Разумеется. Сначала все фильмы предназначались для семейного просмотра. Ни о каком сексе и даже о поцелуях не могло быть и речи. Сюжет был выдержан в духе традиционных ценностей: преданности Богу, самопожертвования и т.д. Затем тематика стала постепенно меняться, и сейчас кино — сплошная обывательщина и пошлость. Люди готовы жить в городских трущобах, в условиях, непригодных для нормальной человеческой жизни, лишь бы иметь возможность имитировать то, что они видят в кино — носить джинсы и тому подобное. Их уже не привлекает жизнь в деревне и земледелие, которым на протяжении веков занимались их предки. Они не хотят более признавать какие-либо авторитеты. В деревнях появилось много машин: автоматические водяные насосы, тракторы и т.д. Люди начинают считать тяжелую работу проклятием. Многие копят деньги и покупают мотоциклы, хотя раньше ни у кого не было даже велосипедов. Люди просто работают на заводе, получают зарплату, пьют, курят и ходят в кино. Покупают себе магнитофон и день и ночь слушают песни из кинофильмов. Так промышленная революция постепенно разрушила простую деревенскую жизнь. Промышленные товары, вроде пластиковой посуды, и легкая промышленность задушили традиционные ремесла гончара, ткача, портного и других, заставив их бежать в города в поисках работы. Их дети теперь станут водителями, рабочими и механиками.

Много было сказано о страданиях бедняков и отрицательных последствиях кастовой системы, и многие обвинения в адрес этой системы справедливы. Невежество и безразличие часто приводили к грубой эксплуатации представителей низших каст, которые воспринимали все невзгоды как свою карму и особо не возмущались. Современное образование и политика изменили образ мысли людей, но стали ли они от этого счастливее? Эксплуатация продолжается, но теперь в роли экплуататоров вместо землевладельцев и знати выступают государственные чиновники и политики.

Даже самые необразованные люди теперь хорошо осведомлены обо всем. Телевидение открыло им доступ ко всему миру, в особенности, ко всему негативному, что в нем есть. Прежде люди лишь изредка покидали пределы своей деревни. Поездка куда-либо была для них большим событием, обычно выезжала вся семья. Как правило, из деревни выезжали только в случае свадьбы или чтобы совершить паломничество. Для нас, жителей Ориссы, паломничество означает поездку в Пури на даршан30 Господа Джаганнатхи. За исключением этих случаев, люди почти не ездили в город. Незачем было. Все необходимое было в деревне.

Махатма Ганди говорил: «Если погибнет деревня, погибнет Индия. Индия перестанет быть Индией». Пока деревни еще существуют. Петухи еще поют на рассвете, ветерки по-прежнему дуют. Но прежнего духа среди людей уже нет. Жизнь в деревне превратилась в ад. Трудно поверить, сколько жестокости появилось в людях по отношению к животным и друг к другу. Настоящая Индия мертва или, мягко говоря, пребывает в глубокой спячке. Раньше нам была присуща доброжелательность ко всем окружающим, сейчас ее уже не встретишь. Стало трудно доверять другим людям, даже своим близким. Интриги, которые раньше были чужды сельским жителям, сейчас распространены повсеместно. Люди в деревнях стали жадными и завистливыми. Прежде двери нашего дома были открыты для незнакомцев. Сейчас запираемся от соседей. Жизнь продолжается, но в ней нет гармонии и удовлетворения. Мы утратили свою душу. Получив право голоса и множество других так называемых прав, мы лишились доброжелательности, доверия и уважения друг к другу. Теперь у нас есть телевизоры, мотоциклы, тракторы — все то, с чем мы отождествляли светлое будущее. Но, в действительности, жизнь раньше была лучше, если не во всем, то во многом. Все эти механизмы были призваны улучшить и облегчить нашу жизнь, но даже если нам удается накопить достаточно денег, чтобы их купить, беспокойная жизнь не позволяет насладиться удобствами, которые они предоставляют.

Люди стали больше ссориться. Они пьют и ругаются. В каждой деревне есть винная лавка. В детстве мы даже представить себе этого не могли. Старших уже не уважают, как прежде. Люди моего поколения с уважением относились даже к врагам. Допустим, в нашей деревне жили брахманы, с которыми не ладил отец — наша семья считала их врагами. Враг нашего отца был врагом и для нас. Тем не менее, при встрече мы почтительно говорили им «намаскар»31. Даже если они с нами не разговаривали, мы все равно говорили им «намаскар».

Б.В. Свами: Интересно, что несмотря на столь возвышенную культуру, люди все равно делили окружающих на друзей и врагов.

Браджа Хари: [смеясь] Это естественно. Ведь мы живем в материальном мире.

Б.В. Свами: Но культура настолько замечательна, что даже вражда сочетается с благородством.

Браджа Хари: Да, в этом величие нашей культуры.

Примечания

В гостях у Локанатхи Свами

Отрывки из разговоров с Локанатхой Махараджем во время утренних прогулок на его родине, в селении Араваде, штат Махараштра, в декабре 1996 года.

Во дворе

Здесь чистый воздух — никаких вредных выбросов. Нет машин. Слышны лишь колокольчики на шеях буйволов. В прошлом у каждого крестьянина была воловья упряжка с бубенцами. Всякий раз, когда крестьяне возвращались с полей, был слышен звон бубенцов. Воду в деревне добывали из колодца также с помощью волов. Не было ни электричества, ни электромоторов, ни дизельных двигателей, ни машин. Теперь только и слышишь ужасный машинный рев.

Крестьяне любили петь. Некоторые быки даже отказывались работать, пока хозяин не запоет. Могли петь часами. Помню, когда был маленьким, я слышал так много разных песен, включая те, что пел мой отец. Многие из них я выучил наизусть.

На кухне

В каждом доме хозяйка молола муку и другие продукты вручную. Механических приспособлений для этого не было. Моя мать ежедневно молола ровно столько муки, сколько было нужно на день, и готовила из нее бхакари (чапати из просяной муки). Мое тело целиком состоит их бхакари. Первые двадцать лет моей жизни, пока я не уехал в Бомбей, я ел бхакари три раза в день. Блюда из пшеничной муки, такие, как чапати, готовили только по праздникам, раз в несколько месяцев. Рис тоже считался роскошью. В наших краях не выращивают ни рис, ни пшеницу, поэтому их приходится покупать.

Перемалывание муки — очень полезное и естественное физическое упражнение. Благодаря ему женщины всегда были в хорошей форме. Чтобы смолоть муку, они вставали рано утром, ведь без муки и завтрака не приготовишь. Мать молола муку, готовила завтрак и отправляла его отцу, который работал в поле. Обычно его относил я. У некоторых семей земельные участки находились довольно далеко от дома, иногда за пять километров. Это было старое доброе время — здоровая, культурная, по-настоящему цивилизованная жизнь.

На дороге в деревню

Дорога, по которой мы сейчас идем, построена недавно. Нельзя сказать, что с ней жить стало лучше. Когда я впервые отправился в Тасгаон (ближайший город, расположенный в округе Сангли), мне было одиннадцать лет. Дорога туда занимала два с половиной часа, а обратно — три. Теперь дети просто прыгают в какую-нибудь машину и едут в город, где смотрят и слушают всякую чепуху.

Мой отец ходил в Пандхарпур пешком — сто километров туда и сто обратно. Многие деревенские жители проделывали подобное путешествие по несколько раз в год. По традиции паломники, приходящие на даршан к Господу Виттхале1, касаются Его стоп. Придя в Пандхарпур на даршан, мало было просто увидеть Господа. Даршан не был завершенным, пока паломник не прикасался к Его телу.

Те, кто не ходил в Пандхарпур, выходили встречать паломников-односельчан на околицу деревни. Как только те возвращались, местные жители касались их стоп. Для них прикосновение к стопам преданных Господа было равносильно прикосновению к стопам Самого Господа Виттхалы. Это чем-то напоминает компьютерную загрузку и скачивание файлов. Те, кто были в Пандхарпуре, «загружались» милостью, и, вернувшись домой, ее «скачивали», делились с другими. Вам ни за что не удержать того, кто захочет коснуться стоп паломника, побывавшего на даршане у Господа Виттхалы.

У больницы

А вот наша сельская больница. Хозяйки перестали вручную молоть зерно и стали больше болеть. Понадобилась больница. Тридцать лет назад, когда я здесь жил, врач приходил в деревню раз в неделю. Он приходил вечером и оказывал всем желающим медицинскую помощь. Люди болели очень редко, потому что ели свежие злаки и вели простой и здоровый образ жизни. В наше время сохранить здоровье становится все труднее — много шума и больше загрязнения воздуха.

Дом, где прошло детство Махараджа

Мы находимся на середине наших владений, которые делятся на две части: слева — дом отца, а справа — дяди. Здесь я прожил первые свои четырнадцать лет. Здесь я родился. В этом месте я ползал по земле и плаках, будучи младенцем. Тогда жизнь была совсем другой — не было электричества. Когда нашу деревню подключили к электростанции и впервые дали электричество, мне было десять лет. До этого мы пользовались керосиновыми лампами и фонарями. Свечи использовали не так широко.

Тасгаон находится в десяти километрах от нашей деревни. Мать и отец не разрешали мне туда ходить. В Тасгаоне есть большой храм Ганеши2, и в день явления Ганеши там проводят грандиозную Ратха-ятру. Один раз, по случаю этого праздника, мне разрешили туда пойти. Тогда, в одиннадцать лет, я впервые побывал в городе, преодолев самое большое в своей жизни расстояние — десять километров.

Прогулка по деревне

Видите тот холм? На его вершине находится большая скала. Этот холм называют Чиламкара. «Чилам» значит «трубка». Старшие рассказывали нам, что раньше на месте холма жил огромный демон, который курил трубку. Однажды он высыпал из нее пепел, который образовал этот холм. А скала поверх холма — это его трубка, которую он воткнул в пепел. Можете представить себе размеры этого демона. Жители нашей деревни передают эту историю из поколения в поколение.

В школе

После семи лет учебы в местной школе я переехал в ближайший город, где проучился еще четыре года. По выходным и на каникулы я приезжал домой и помогал своей семье работать в поле и пасти буйволов. Тогда у нас было больше буйволов, чем сейчас. После того, как семья приняла сознание Кришны, у нас стало больше коров. Видите те высокие горы? За ними — обширные луга. Мы огибали горы и пасли там буйволов.

Позже я переехал в Сангли, чтобы продолжить учебу в колледже. Мои родители хотели, чтобы я стал инженером, хотели, чтобы в один прекрасный день я приехал в деревню на мотоцикле. В то время на мотоциклах ездили только инженеры и врачи, все остальные ходили пешком.

Примечания

Стрелы, обезьяны и манго

Картина жизни в Андхра Прадеш, штате на юго-востоке Индии. В своих воспоминаниях о детстве Нармада Свами рассказывает о театральных постановках “Рамаяны”, о взаимоотношениях между мужчинами и женщинами, о жизни пастухов, о детских шалостях и о многом другом.

Б.В. Свами: Нармада Махараджа, насколько мне известно, вы родились в Неллоре, штат Андхра Прадеш. Сейчас Неллор — большой оживленный город, но раньше он был небольшим ярмарочным городком.

Нармада Свами: Да, раньше это был тихий городок.

Б.В. Свами: Итак, вы жили на окраине города, возле храма. Город расположен на берегу реки, не так ли?

Нармада Свами: Да, на берегу реки Пеннар.

Б.В. Свами: В Неллоре есть красивый храм Ранганатха Свами.

Нармада Свами: Там поклоняются большому Божеству спящего Шри Ранганатха.

Б.В. Свами: Такому же, как в Шри Рангаме?

Нармада Свами: Такому же, но чуть меньшего размера.

Б.В. Свами: Вы происходите из семьи брахманов?

Нармада Свами: Нет. Чаудхари, Наиду относятся к сословию шудр, тем не менее они представляют собой богатую и влиятельную общину в Андхра Прадеш. По линии матери мои предки были Шри-вайшнавами1. Поэтому, хотя формально они принадлежали к низшему сословию, поскольку они были преданными, им разрешалось повторять различные мантры и проводить религиозные обряды, подобно брахманам. Издавна наш род занимался земледелием, но мой отец занялся транспортным бизнесом. Наряду с землей, отец владел грузопассажирским автопарком, который в 1970 году был национализирован.

Б.В. Свами: Как видный бизнесмен, он, должно быть, был известным человеком в городе.

Нармада Свами: Да, его знали многие. Транспортным бизнесом тогда занимались единицы. Раньше города были небольшими и немногочисленными. Обычно в округе был один рыночный центр, куда жители окрестных деревень привозили излишек своего урожая и где они покупали то, чего не могли достать в деревне — украшения и дорогие ткани для особых случаев. В день ярмарки сельские жители заполоняли город, чтобы сделать покупки, продать свой товар и пообщаться друг с другом. Но в то время, когда я родился, рыночная модель начала меняться. Тот, кто шел в ногу со временем, вроде моего отца, смогли заработать на этом много денег.

Б.В. Свами: Я полагаю, Неллор был крупным сельскохозяйственным рынком.

Нармада Свами: Совершенно верно.

Б.В. Свами: Чем торговали: рисом, табаком?

Нармада Свами: В нашем районе торговали в основном рисом. Табак появился позже. Неллорский рис славится во всей Южной Индии. Он нравится всем.

Б.В. Свами: Это сорт с длинными зернами.

Нармада Свами: Да, отменный рис. А также дал. Когда урожай дала был собран, зерна несколько дней сушили на солнце, после чего их лущили и поджаривали в огромных котлах. Это для того, чтобы дал дольше хранился. После поджаривания дал приобретал такой замечательный вкус, что его можно было есть невареным. У меня в кармане всегда была пригоршня дала, который я постоянно жевал.

Б.В. Свами: Так вот почему вы такой рослый и крепкий.

Нармада Свами: Мой учитель, преподаватель Телугу2, говорил мне: «Что там у тебя в кармане? Поделись-ка со мной». Так он часто с превеликим удовольствием опустошал весь мой карманный запас дала [смеется3].

В то время вся еда была вкусной. Не то, что сейчас — все на один вкус. Точнее сказать, никакого вкуса. Даже так называемые свежие овощи выглядят совершенно безжизненными. Овощи, которые готовят спустя несколько часов после того, как их сорвали, теряют вкус и питательные вещества, что говорить о замороженных и полусгнивших овощах, которые продают в городах. Овощи нужно готовить и есть сразу, после того как их сняли с грядки. А те, что продаются на городских рынках, — безжизненные и безвкусные, выращенные с использованием искусственных удобрений и опасных для здоровья пестицидов.

Люди уже забыли, что такое вкусная пища. Не только потому, что у продуктов нет вкуса, но и потому, что никто не умеет хорошо готовить. Раньше на праздники хозяйки готовили великое множество блюд. Кто сумеет приготовить все это в наше время? Сейчас женщины работают, у них не хватает времени. Все питаются полуфабрикатами.

В прошлом женщины тщательно следили за своей внешностью, нанося на ночь на лицо маску из куркумы. Сейчас они тратят две тысячи рупий на визит к косметологу, который делает то же самое. Они советуются со специалистами, которые помогают им потратить все свои сбережения. Но раньше любая бабушка была специалистом в косметологии да и во всем остальном. Женщины умели готовить, наводить чистоту, смотреть за детьми, управляться с мужем и многое другое. Они были искусными врачами и завхозами, хотя никогда не обучались этому в колледже. Всему учились, не выходя из дому.

Еще за два поколения до нас детей воспитывали в традиционном индийском стиле — их учили лишь тому, что пригодится им в жизни. Крестьянский сын изучал разные типы почв, семена, учился пользоваться сельскохозяйственными орудиями, учился определять погоду, учился, что и когда нужно сеять, когда и как собирать урожай, как молотить и хранить зерно, как объезжать волов в упряжке, заботиться о коровах и так далее. Всему этому сын крестьянина обучался, работая вместе с отцом. Ему не надо было тратить время, чтобы хотить в школу и изучать там множество бесполезных вещей, которые ему никогда не пригодятся.

Подобно этому, плотники, ювелиры, кузнецы, художники, музыканты и другие с раннего детства обучались своему ремеслу по месту работы. Только будущие брахманы получали более глубокое образование. Они серьезно изучали философию в соответствии с сампрадайей4 или школой, к которой принадлежали, а также «Махабхарату», «Рамаяну», «Шримад Бхагаватам» и другие Пураны. Как правило, брахманы наставляли представителей других сословий, рассказывая истории из священных писаний. Многие брахманы знали тысячи таких историй. Услышанные истории пересказывались дома. Бабушки рассказывали их своим внукам, поэтому каждый знал о славных подвигах Кришны, Рамы, Ханумана и Пандавов.

Сыновья торговцев обучались арифметике настолько, насколько этого требовала их будущая профессия. Помогая отцу, они учились различать товар высокого качества от бракованного, учились общаться с покупателями, поставщиками и сборщиками налогов. При этом каждый получал необходимые религиозные знания.

Б.В. Свами: То есть традиционная жизнь в индийской деревне имела прочную духовную и интеллектуальную основу.

Нармада Свами: Да, ведь брахманы в основном жили в деревнях. И хотя были случаи отхода от брахманических традиций, большинство брахманов оставались им верны. Все великие ачарьи — Рамануджачарья, Мадхвачарья, даже Шанкарачарья, что уж говорить о Чайтанье Махапрабху — как они проповедовали свое учение? Ходя от деревни к деревне. Они встречались с местными брахманами, обсуждали с ними свою философию и убеждали их в ее истинности. А брахманы передавали потом это учение всем остальным жителям деревни.

Б.В. Свами: Вы рассказали об образовании, которое получали представители разных сословий. А какое образование получали женщины?

Нармада Свами: В первую очередь женщин учили целомудрию и верности мужу. Их также учили готовить, убирать, прясть, принимать гостей, ухаживать за детьми и всему остальному, что должна уметь хорошая хозяйка. Более глубокое образование для женщин не поощрялось, хотя женщин высших сословий могли обучать грамоте.

Б.В. Свами: Для женщины очень важно было уметь хорошо готовить. Девочек учили этому с ранних лет.

Нармада Свами: Тем самым они обязывали своих мужей. Если жена всегда вкусно готовит и потчует мужа с любовью, что тот ради нее не сделает? Женщины готовили и кормили всех. На женщин смотрели как на матерей, и все были этим довольны, в том числе и сами женщины.

Мужчины очень мало или вообще не занимались воспитанием детей, особенно маленьких. Носить на руках своего малыша, лаская и обнимая его, считалось для мужчины недостойным. Это считалось чисто женским занятием. Только когда дети подрастали, отец проявлял себя в роли наставника. Как правило, отцы были ласковы с дочерьми и строги по отношению к сыновьям. А матери — наоборот — строги к дочерям и нежны с сыновьями.

Б.В. Свами: То есть детям хватало и любви, и строгости.

Нармада Свами: Женщины не были легкомысленными, они вели себя, как подобает матери.

Б.В. Свами: Вместо того, чтобы привлекать своим телом, они привлекали своей материнской заботой. Слово «секс» было под запретом.

Нармада Свами: Под запретом? Да мы вообще его никогда не слышали.

Б.В. Свами: Сейчас считается модным говорить о сексе открыто.

Нармада Свами: [с отвращением] Только и разговоров, что о любви, красоте и Мисс Вселенной. Что они знают о красоте? Раньше люди были по-настоящему красивы — красивы всем, не только телом. Даже внешне они были намного привлекательнее современных девушек. Бедняжки тратят столько времени, чтобы стать красивыми, но в результате выглядят просто нелепо — с волосами, торчащими в разные стороны, как у пишачи (ведьмы). Они никогда не смогут стать по-настоящему красивыми, пока не избавятся от постоянного внутреннего беспокойства. Возможно, их внешний вид возбуждает страсть, но красивыми их не назовешь.

Даже если женщина красива, зачем выставлять это напоказ всему миру? Это неправильно. Чанакья Пандит говорил, что красота женщины в ее целомудрии, а не в прическе. В деревнях женщины до сих пор всегда носят сари и украшения, даже если заняты домашним хозяйством. Они ни за что не оденут такую непривлекательную одежду как мужские брюки. Они сочтут это неженственным и неблагоприятным.

Б.В. Свами: Покрывали женщины голову в те времена?

Нармада Свами: Да, большинство женщин делали это где-то до 1960 года. Некоторые женщины, воспитанные в традиционных семьях, никогда не показывались на глаза мужчинам, даже если те были младше их по возрасту. Они полностью покрывали свое тело — видны были только глаза.

Б.В. Свами: Даже общаясь с сыновьями?

Нармада Свами: Даже с сыновьями. Настолько они были строги.

Б.В. Свами: С какого возраста девочки начинали покрывать голову?

Нармада Свами: С раннего возраста. Самое позднее к двенадцати годам им уже не разрешалось появляться на людях с непокрытой головой. Я был свидетелем этих старых традиций. Женщинам даже не позволялось есть, пока не поест их муж. Даже если он возвращался домой поздно вечером, они терпеливо его дожидались, подавали ему есть и только потом садились сами. За это женщин уважали. Даже пожилые мужчины обращались к молодым девушкам, называя их матерью.

Б.В. Свами: Женщина должна была сидеть дома. От нее требовалась покорность и трудолюбие. С раннего утра и до позднего вечера она занималась домашним хозяйством. Современным женщинам это не по душе. Они требуют свободы и равноправия в трудоустройстве и бизнесе и не хотят, чтобы ими командовали. Они полагают, что станут счастливее, если добьются равных возможностей, и на первый взгляд, их требования кажутся вполне справедливыми, но с другой стороны, мы видим, что из-за распада семьи в обществе воцаряется хаос. Похоже, что несмотря на свое явно подчиненное положение, женщины в прошлом были счастливей, а семьи — прочнее.

Нармада Свами: Вне всяких сомнений. Семьи были счастливыми и крепкими. Разводов не было. Лишь в исключительно редких случаях. В детстве я даже не знал, что это такое. Все родственники жили одной семьей — отец, три или четыре сына со своими семьями — все жили под одной крышей. Если такая объединенная семья была дружной, ко всем детям относились с одинаковой любовью, не делая различия между своими и чужими. Детей можно было иметь сколько угодно. Не было контроля рождаемости. Многодетность только приветствовалась. Беременность считалась удачей, а не проклятием. Итак, три или четыре брата со своими женами и детьми вместе жили, делили пищу и кров и вместе встречали все, что уготовила им судьба. Нельзя сказать, что женщинами пренебрегали, ничего подобного. Женщина, которая следовала традициям своей семьи, пользовалась в обществе уважением. Приверженность традициям была непременным условием. Женщина, не следовавшая традициям, бесчестила свою семью.

Б.В. Свами: Сейчас мужчины и женщины свободно общаются между собой, но раньше такое общение было строго ограничено.

Нармада Свами: Да. Целомудрию придавалось огромное значение. Девочки-подростки могли ходить в школу, но как только они достигали половой зрелости, не было и речи о том, чтобы выходить из дому. На этом их школьное образование кончалось.

Б.В. Свами: Их выдавали замуж.

Нармада Свами: Да.

Б.В. Свами: В каком возрасте?

Нармада Свами: Между двенадцатью и шестнадцатью годами. В высших сословиях девочек иногда выдавали замуж в девять-десять лет, после чего они еще три или четыре года жили со своими родителями. Девочкам тоже давали образование, но как только они достигали половой зрелости, до того как им исполнялость шестнадцать, — обычно в двенадцать-четырнадцать лет — их выдавали замуж.

Б.В. Свами: Итак, девушки вступали в брак в раннем возрасте. В каком возрасте женились юноши?

Нармада Свами: Обычно в восемнадцать лет.

Б.В. Свами: Так рано? И сразу начинали жить со своей женой?

Нармада Свами: Нет. Но если невеста была взрослой, ее отправляли в дом мужа спустя несколько месяцев после свадьбы.

Б.В. Свами: Выходит, девушки покидали родной дом в очень раннем возрасте.

Нармада Свами: Да, в очень раннем.

Б.В. Свами: И у них было много детей.

Нармада Свами: Да.

Б.В. Свами: А сколько братьев и сестер было у вас?

Нармада Свами: Я был единственным ребенком.

Б.В. Свами: Это большая редкость.

Нармада Свами: Это наша семейная традиция — иметь только одного сына. В других семьях было принято иметь по меньшей мере пять или шесть сыновей да еще несколько дочерей.

Б.В. Свами: Бытует мнение, что из-за перенаселения возникает множество проблем.

Нармада Свами: Но заметьте, что семейные проблемы характерны именно для нашего времени, раньше их не было. Семьи не разваливались. Я не помню, чтобы кто-то разводился. Такого не было и в помине. Даже в исключительных случаях, в случаях недостойного поведения со стороны мужа, женщины терпели. Даже если женщина страдала, она никогда не возвращалась в родительский дом. Выйдя замуж, она была обязана до конца своих дней жить вместе с мужем.5

Б.В. Свами: Случалось, что мужья плохо обращались со своими женами?

Нармада Свами: Иногда бывало. Но даже если у женщины было много проблем, она никогда и никому о них не рассказывала. Я видел, как многие женщины терпеливо сносили очень многое. И ни разу ни с кем и словом не обмолвились о том, что происходило. Даже когда приходили родители справиться об их благополучии, они отвечали: «Я счастлива. У меня все хорошо». Они никогда не рассказывали о своих невзгодах. Такова была традиция.

Б.В. Свами: В наши дни большое значение имеет приданое.

Нармада Свами: Постепенно браки превращаются в бизнес. Раньше о приданом не очень беспокоились. Безусловно, родители невесты в соответствии со своим положением и достатком выделяли какое-то приданое, но их к этому никто не принуждал. Спрашивать о приданом считалось неудобным. Если за невестой давали какое-то приданое, семья жениха его принимала. Но теперь это стало настоящим бизнесом.

Б.В. Свами: В индуизме мужчине позволяется иметь больше одной жены. Доводилось ли вам видеть такие семьи?

Нармада Свами: Да. Обычно мужчина имел одну жену, но если у нее не было детей, он мог жениться на второй.

Б.В. Свами: Только в этом случае?

Нармада Свами: В другом случае мужчина из богатой семьи мог жениться сразу на двух сестрах — старшей и младшей, если их семья была не такой богатой, чтобы выдать замуж вторую сестру. Бывали и такие случаи. Но как правило, у всех была только одна жена.

Б.В. Свами: А эти две сестры жили мирно?

Нармада Свами: Да, поскольку общество было устроено так, что женщины не могли быть независимыми. Им даже не позволялось высказывать свое мнение вслух. Все было устроено так, что они жили в мире. Иногда происходили обмены — отдавая свою дочь замуж за соседского сына, своего сына женили на дочери из той же семьи. Как в случае с моим отцом. Мой отец был единственным сыном в семье. Когда он женился на моей матери, ее брат взял в жены сестру моего отца.

Б.В. Свами: Женщины были благовоспитанны.

Нармада Свами: Им не разрешалось говорить грубо или кричать. Женщины из низших слоев позволяли себе говорить громко, но женщины из высшего общества вели себя очень скромно. Они избегали даже показываться мужчинам на глаза.

Б.В. Свами: Они не разговаривали с незнакомыми мужчинами?

Нармада Свами: Об этом не могло быть и речи. Женившись, я в течение шести месяцев не видел лица своей тещи.

Б.В. Свами: Она всегда закрывала лицо?

Нармада Свами: Я был очень молод. Я женился совсем молодым. А она годилась мне в матери, тем не менее, она следовала заведенному обычаю. Я увидел ее лицо лишь спустя полгода после свадьбы. Женщины следовали всем этим правилам и потому были умиротворены и счастливы. Они были удовлетворены. Они просто следовали традиции.

Б.В. Свами: А бедняки? Они тоже были довольны жизнью?

Нармада Свами: Да. Они много трудились. Деревенские бедняки в основном работали в поле или прислуживали в богатых домах. Когда я навещал семью своей матери, я видел там от двух до четырех слуг, они были счастливы. Они трудились, не покладая рук. Их обеспечивали одеждой и всем необходимым и заботились о них, как о членах семьи. Когда собирали урожай, им отдавали часть зерна, и они были довольны. Никто не жаловался. Отношения строились на любви и заботе.

Традиции каждой семьи передавались из поколения в поколение, и поскольку эти традиции были одинаковы, общество жило по одним законам. С самого раннего возраста каждый знал, что и как делать. Все жили в гармонии.

Люди не чурались тяжелой работы. Они были здоровы, имели крепкое сложение и хорошо питались, необязательно изысканно, но всегда питательной и легкоусвояемой пищей. Им не нужно было посещать фитнес-клуб [смеется]. Женщины вручную мололи рис и дал для приготовления идли6. Вы видели большую каменную ступу? Женщины сбивали масло, убирали дом, делали много разной работы. И потому всегда были здоровы.

Сейчас все делают с помощью механизмов, даже зарядку делают на тренажере [от души смеется]. На велосипеде без колес [смеется]. Чтобы купить несвежие, безвкусные овощи едут в магазин на машине, потом на лифте добираются до своей квартиры и крутят педали велосипеда без колес [хохочет]. Какое достижение! Какой прогресс!

Раньше вместо машин использовали животных. Каждая семья держала по крайней мере одну или две пары быков и одну или две коровы или одного-двух буйволов. К животным относились как к членам семьи — их кормили, за ними ухаживали, а иногда, если те плохо себя вели, и наказывали. Рога быков и коров красили яркой краской, на шею вешали колокольчики, которые звенели, когда те шли. Погоняя быков, крестьяне часто пели. В полях отовсюду слышались песни: один крестьянин пел на своем поле, другой — на своем. Звуки песен сливались со звоном колокольчиков и пением жаворонков. Казалось, будто весь мир поет от счастья. Каждый день около восьми утра я видел, как многочисленных коров и быков выгоняли на пастбище.

Б.В. Свами: Всех вместе?

Нармада Свами: Да, со всей деревни. Утром их отправляли пастись, а вечером пригоняли обратно. Мальчики-пастухи обедали прямо в поле.

Б.В. Свами: Как Кришна со Своими друзьями.

Нармада Свами: Да, я видел все это своими глазами. У каждой коровы было имя. Пастухи давали им имена и всегда окликали их по именам.

Б.В. Свами: Какие имена давали коровам?

Нармада Свами: Иногда это были названия цветов. Я уже не помню. Некоторых коров звали Лакшми и Сарасвати, а быков — Бхима и Арджуна. Теперь люди не держат коров, поэтому им кажется, что все коровы одинаковые, но если живешь рядом с ними, понимаешь, что у каждой из них свой характер, как у людей. Они все разные. У каждой — своя индивидуальность. Одни — тихие и смирные, другие — гордые и заносчивые, третьи — хитрые и коварные. Но если относиться к ним с любовью, они будут отвечать взаимностью, будут ждать от вас этой любви и нуждаться в ней, в точности, как люди, ведь души у них такие же, как у людей, только тела другие.

У нас дома жили три очень необычные коровы. Одну, белую, звали Маллемогга [смеется]. Так на телугу называют жасмин. Другую звали Канчана [смеется].

Б.В. Свами: Золотая.

Нармада Свами: Да, она была золотистого цвета.

Б.В. Свами: Значит, коров любили.

Нармада Свами: Да. Когда молодые быки устраивали в поле поединок, посмотреть на него собиралась вся деревня. Коров водили купать на реку и купались вместе с ними. Я тоже принимал в этом участие. Мы плавали, смеялись и плескались. Вечером мальчики-пастухи и коровы возвращались в деревню. Телята скакали, задрав хвосты [смеется]. Я очень любил жить в деревне. Мне нравилось играть с одноклассниками, мы все были друзьями. Вечером мы возвращались домой, принимали омовение и снова убегали играть.

Б.В. Свами: Во что вы играли? В спортивные игры?

Нармада Свами: Иногда я играл в теннис. Почти все вечера мы проводили в играх, но при этом регулярно ходили в храм. Мы ходили туда и по утрам, приняв омовение в реке. Но когда мне исполнилось десять лет, я стал учиться в средней школе, и моя жизнь изменилась. Следующие четыре года я приезжал домой только на каникулы. С тех пор я ходил в храм лишь изредка, в особых случаях.

Б.В. Свами: Вы говорили, что ваша мать принадлежала к Шри-вайшнавам.

Нармада Свами: Да. Мы не были брахманами, но были вегетарианцами и следовали всем вайшнавским правилам и предписаниям, особенно в том, что касалось приготовления пищи.

Б.В. Свами: Вроде тех, что разрешают готовить только после принятия омовения.

Нармада Свами: Да. Помню, как моя бабушка часто готовила в мокрой одежде [смеется]. Она стряпала на кухне, а когда прасад был готов, шла есть в другую комнату. Она очень строго всему следовала.

Б.В. Свами: Среди брахманов...

Нармада Свами: Большинство из них имели духовное посвящение.

Б.В. Свами: Для них оно было обязательным. Сыновья брахманов проходили обряд посвящения в раннем возрасте. Иначе они не могли готовить и даже раздавать прасад. Я слышал, что женщинам разрешалось раздавать прасад. Разрешалось ли им проводить пуджу?

Нармада Свами: У моего деда по матери было много Божеств. У моего отца тоже. Он поклонялся «всем Богам».

Б.В. Свами: Ганеше, Шиве...

Нармада Свами: Да. Вишну, Ганеше, Шиве, Господу Раме.

Б.В. Свами: Пуджу проводил он сам?

Нармада Свами: Да. Кроме того, утром и вечером он выполнял дыхательные упражнения, занимался йогой.

Б.В. Свами: Но ваша мать поклонялась только Вишну.

Нармада Свами: Да. Она происходила из семьи брахманов. Трое ее братьев были духовниками для всей деревни.

Б.В. Свами: Они проводили обряды, давали советы?

Нармада Свами: Давали советы, проводили пуджу, Нараяна-врату7 и подношения предкам. Кроме того, они преподавали в местной школе, каждый день с десяти утра до трех дня. В деревне было специальное помещение, куда люди собирались послушать их проповедь.

В детстве летние каникулы я проводил в доме родителей матери. Перед обедом каждый должен был принять омовение, после чего мы наносили тилаку [смеется]. Один из моих дядьев всегда после омовения повторял мантры.

Б.В. Свами: Какие мантры?

Нармада Свами: Он повторял Рама мантру.

Б.В. Свами: Перед тем, как принять прасад?

Нармада Свами: Да.

Б.В. Свами: Замечательно. А что заставляло людей повторять эти мантры — желание обрести мокшу8, бхакти9 или что-то еще?

Нармада Свами: В писаниях сказано, что имя Вишну приносит благо и его всегда следует повторять. Об этом энали все. Этому следовали даже смарты, не говоря о вайшнавах. Люди верили, что имена Вишну защищают от несчастий, злых духов, всевозможных бед и дарят удачу как в этой жизни, так и в следующей. Думаю, для большинства людей именно это было главным стимулом. К тому же, имя Вишну освобождает от бремени грехов. Как в случае с Аджамилой. Историю про Аджамилу10 знали все.

Повторение святого имени представляло собой глубоко укоренившуюся традицию. Иногда я не мог уснуть, слыша, как мой старый дядя повторяет святые имена. Летом мы спали под открытым небом, обычно на крыше. Как приятно было после дневного зноя ощущать прохладу ночного ветерка. Иногда, правда, когда погода была безветренной, из-за жары уснуть было невозможно, и мы лежали в полудреме, омахивая себя веером, и болтали ни о чем до самого утра. Когда я гостил в доме матери, я не мог заснуть, потому что там жил мой старый дядя, который, лежа в кровати, всю ночь напролет громко повторял «Хари! Рама! Говинда!» и другие имена Бога. Только я засыпал, как из его комнаты раздавалось: «Нараяна! Хари!»

Люди имели веру в имена Бога, повторение имен Вишну вошло у них в привычку. Они выросли с этим. Если ваш отец постоянно повторяет: «Хари! Говинда! Нараяна!», то же самое делают ваш дед, дядья, тети и ваша мать, то и вы волей-неволей начнете повторять: «Хари! Говинда! Нараяна!» Когда мы, дети, проказничали, один наш старый сосед говорил: «Мгновенье, проведенное в забвении имен Господа Хари, — величайшая утрата, величайшая трагедия».

А вообще, мне трудно сказать, что именно заставляло людей повторять харинаму. У разных людей могли быть разные основания. Следуя многочисленным традициям, люди особо не вникали в их смысл, а просто следовали, потому что все их предки делали то же самое, и потому они считали, что это правильно. Кроме того, это доставляло им удовольствие.

Все верили в Бога. Повседневная жизнь была проста, естественна и приятна, так же естественно было во всем видеть волю Божью. Мысли о Боге никому не были чужды, а что в мыслях — то и на языке. Разговоры о Боге не ограничивались официальными мероприятиями или узким кругом людей.

Даже в обычной беседе простых людей часто слышались имена Кришны и Рамы — и не удивительно, ведь в их умах запечатлелось столько историй из «Махабхараты» и «Рамаяны». Эти истории они слышали от пандитов и старших членов семьи. Наставляя сына, отец мог ставить ему в пример кого-нибудь из героев Рама-лилы. «Послушай, что сказала Сита. Видишь, как поступил Бхишма?» Когда кто-то в разговоре приводил пример из Кришна-лилы, его собеседник отвечал ему другим примером. Если случалось что-то необычное или непредвиденное — славили Бога и дивились Его величию. Если случалась беда, говорили «на все воля Бога». При встрече друг друга приветствовали словами «Джай Шри Рама!» Невозможно было не повторять имен Бога.

Наша жизнь напоминала жизнь Кришны во Вриндаване. На днях я читал в «Шримад Бхагаватам», как Кришна с Баларамой принимали у себя Акруру, и это напомнило мне то, как мы принимали у себя родственников и ходили к ним в гости. Встретившись после долгой разлуки, мы могли всю ночь напролет беседовать, расспрашивая, как поживает тот или иной родственник. Конечно, этим беседа не ограничивалась. Кто-то из старших невзначай вспоминал об играх Кришны или философию из шастр, и этот разговор мог продолжаться часами. Мы, дети, не могли дождаться, когда же они закончат, ведь нам не разрешалось есть, пока не поедят старшие.

Почти все следовали каким-то обетам — индивидуальным или общим — например, чтобы умилостивить Господа Шиву или другого полубога или просто ради того, чтобы приумножить свою праведность, ограничив себя в удовольствиях. Женщины соблюдали обеты главным образом на благо мужей и детей. В Экадаши11 благочестивые люди держали пост, по крайней мере, на зерновые. Многие вообще воздерживались от пищи, а некоторые не пили даже воды. Во время Чатурмасьи12 люди также следовали обетам — например, ели только раз в день, не ели после заката, не ели сладкого, не готовили на гхи и тому подобное.13

Не было никого, по крайней мере, в высших сословиях, кто по утрам не проводил бы у себя дома пуджу и не возносил бы молитв на санскрите. Проходя по деревне ранним утром, можно было слышать звон колокольчиков — динь-динь-динь — и видеть, как из окон выплывают облака дыма от благовоний. Из каждого дома доносились звуки санскритских мантр.

Одни читали «Шри-сукту» и «Пуруша-сукту», другие декламировали патхи14 во славу разных полубогов. Этому посвящали один-два часа. Современные, образованные люди, живущие в больших городах, забыли об этой традиции. Раньше люди вставали засветло, омывались (даже если было прохладно), надевали чистое дхоти и начинали повторять мантры и медитировать. Медитацией занимались немногие, а вот мантры повторяли почти все. В крайнем случае, ежедневно повторяли одну главу «Бхагавад-гиты». Но обычно повторяли больше.

В Южной Индии самой распространенной молитвой была «Вишну-сахасра-нама». Просто произнося эти имена: «Джйештха, Шрештха...» (поет несколько строк из «Вишну-сахасра-намы»), само собой вспоминаешь добродетели Господа Вишну. Ананта-кальяна-гуна-вишишта — Господь обладает неисчислимыми добродетелями. Размышление об этих добродетелях и повторение святых имен, естественным образом пробуждает духовные чувства, сознание Кришны. Люди получали от этого настоящее духовное удовольствие.

Б.В. Свами: Почему?

Нармада Свами: Вероятно, потому что верили в то, что это принесет покой и процветание, избавит от грехов и устранит трудности. Это также была своего рода страховка на следующую жизнь. В конечном счете, люди стремились обрести мокшу и милость Господа. Поэтому нельзя сказать, что ими двигали исключительно корыстные мотивы. В их сердцах было место и для бхакти. Это не было скучным ритуалом, как впоследствии нам объясняли некоторые негодяи. Никто не принуждал этих людей верить в Бога, их вера не основывалась на страхе. Но безверие порицалось. Люди чувствовали потребность быть с Богом, забыть обо всем остальном и просто побыть с Ним наедине. Они жили с Богом и не хотели жить иначе. В большинстве своем они не были чистыми преданными — они молились о материальном процветании и семейном счастье — однако они не хотели наслаждаться этим независимо от Бога. И если у них появлялись деньги, они тратили их на поклонение Богу. Представление о семейном счастье также было неразрывно связано с Богом. Родители хотели, чтобы дети были не только образованными и материально обеспеченными, но и порядочными, верующими людьми.

Естественно, людям были присущи определенное самолюбие и гордость. Они гордились своими достоинствами, своими жизненными принципами — например, способностью воздерживаться от лжи и обмана, даже тогда, когда это сулило какую-то выгоду. Теперь люди гордятся, если у них есть автомобиль. Но эта иная гордость — глупая и демоническая.

К брахманам относились с большим уважением, не просто из соображений вежливости, а потому что они действительно обладали знанием, культурой и отрешенностью. Даже преуспевающие, образованные выходцы из семей кшатриев или вайшьев выражали почтение мальчику из семьи брахманов. В те дни в деревнях еще жили брахманы, которые созывали всех деревенских детишек, сажали их под деревом и обучали их. Они никогда не просили никакой платы, деревенские жители сами обеспечивали их всем необходимым без лишних слов, договоров и взаимных обязательств.

Помню, как к нам в дом часто заходил один старый брахман. Мы подавали ему молоко или пахту в серебряной чашке, которую хранили специально для таких случаев. С большой любовью он расспрашивал обо всех членах нашей семьи. А когда он уходил, мы давали ему немного рисовой крупы или дала. То же самое делали и в других домах. Брахманы вели простую жизнь, довольствуясь самым насущным. Да что брахманы, почти все довольствовались лишь самым насущным, без каких-либо излишеств.

Нас учили обходиться с брахманами вежливо и почтительно, а они в ответ нас благословляли. Люди верили в благословения брахманов. И они действительно обладали каким-то могуществом, возможно, благодаря своей чистоте и отрешенности. Нам рассказывали и о проклятиях брахманов. Лично я никогда не видел, чтобы брахманы кого-то проклинали, поскольку все были внимательны в общении с ними, старались их не огорчать, а сами брахманы были терпеливы и не обращали внимания на незначительные оскорбления. Но нам говорили, что нет в жизни хуже несчастья, чем вызвать гнев и проклятие брахмана.

Хотя о брахманах говорили много плохого и хотя некоторые из них злоупотребляли своим положением и имели человеческие недостатки, все же они были особыми людьми. Мы уважали их не потому, что нас так учили, — уважение к ним появлялось само собой. Их называли бху-девами, земными богами.

Садху пользовались огромным почетом. К шафрановым одеждам относились очень серьезно. Позднее много шарлатанов стали пользоваться этим и рядились в шафрановые одежды, выдавая себя за садху, чтобы обмануть людей. Естественно, со временем последние потеряли веру в святых и начали питать к ним отвращение, что стало одной из причин упадка религии. Тем не менее, даже сейчас люди склонны почитать садху.

Б.В. Свами: Судя по вашим словам, амосфера была пронизана духовностью.

Нармада Свами: Да, люди всегда помнили о духовном.

Б.В. Свами: А как насчет майавады15? Была ли она сильна в то время?

Нармада Свами: Нет, не очень. Как правило, философию майавады исповедовали лишь образованные брахманы. Обычные деревенские жители, независимо от сословия, были в большинстве своем богобоязненны и набожны.

Б.В. Свами: Эти образованные брахманы получали современное образование?

Нармада Свами: Да. Они уезжали в город, получали там современное образование и поступали на государственную службу. Так повелось, что они стали исповедовать философию майавады. На них оказывало влияние высшее образование. Некоторые из них уезжали из деревень, недовольные деревенской жизнью. Они даже осуждали своих односельчан, которые испокон веков были бхактами16.

Б.В. Свами: Значит, большинство было бхактами?

Нармада Свами: Да. Никто не верил в майаваду. Если кто-то начинал ее проповедовать, его считали падшим и избегали общения с ним.

Б.В. Свами: Встречались ли среди людей агностики или атеисты?

Нармада Свами: Очень редко. Лично я никогда ничего подобного не встречал.

Б.В. Свами: Однако когда те, кто находился под влиянием англичан, стали доказывать людям бессмысленность их ритуалов, пандиты не нашли, что им ответить, и духовная культура пришла в упадок.

Нармада Свами: Вы упрощаете, но в ваших словах есть доля правды. Сегодня, если вы попросите людей что-либо сделать, они спросят, зачем это нужно. С одной стороны, это неплохо, но в общем и целом современное образование нанесло величайший урон нашей культуре. Я бы назвал это интеллектуальным бандитизмом. Это намного хуже обычного бандитизма. Обычные бандиты могут отнять все деньги и даже жизнь, но не могут затронуть вашу душу.

Б.В. Свами: Это серьезная тема — как Индия за каких-то два поколения превратилась из того, о чем вы рассказываете, в то, что мы видим сейчас.

Нармада Свами: Вы должны написать об этом книгу [смеется].

Б.В. Свами: Индия сильно изменилась.

Нармада Свами: Да. Большинство деревенских жителей переселились в города. Из-за того, что молодежь тянется в город за высшим образованием, туда переезжает все семья. Люди также едут в город в поисках работы.

В прошлом городская жизнь тоже отличалась высокой культурой и нравственностью. Городов было немного, и, как правило, это были небольшие торговые центры. Теперь города стали индустриальным адом. Раньше города были административными, торговыми и образовательными центрами аграрных областей. Они поддерживали существование деревни, и жизнь людей — как в городе, так и в деревне — была благочинной.

Мы сами не понимали, от какого замечательного образа жизни отказываемся, пока полностью не разрушили его. И до сих пор не понимаем. Мы не ценили то время, а ведь жизнь тогда была удивительной, по крайней мере, — не сравнить с сегодняшней. И все это мы отвергли. Ради чего? Какое благо несет людям современный образ жизни? Вся эта суета, возведение заводов, бурение скважин, строительство нефтепроводов по дну моря — зачем все это нужно? Человек вынужден тяжело трудиться, преодолевая столько трудностей, испытывая столько беспокойств, но его насущные потребности остаются теми же самыми: что-нибудь поесть и где-нибудь поспать. Только теперь для этого приходится прилагать неимоверные усилия. «Глупцы и негодяи», — говорил Шрила Прабхупада. Самые настоящие глупцы и негодяи.

Б.В. Свами: Если все было так замечательно, почему люди отвергли тот уклад жизни? Что пошатнуло эту великую культуру?

Нармада Свами: Это очень непростой вопрос, на который в двух словах не ответишь. Вы сами подробно анализировали его в своей книге «Молодежи Индии посвящается…» Видите ли, все происходило постепенно, почти незаметно. Нельзя сказать, что с приходом модернизации Индия тотчас же утратила свою исконную культуру. Отказаться сразу от всего было невозможно. В течение какого-то времени старое мирно уживалось с новым.

Некоторые англичане отмечали в своих мемуарах, что станционные смотрители и почмейстеры были своего рода гуру. На эти должности требовались разумные, образованные и ответственные люди. Естественно, лучшими кандидатурами, особенно в то время, были потомственные брахманы. Читая письма своим неграмотным односельчанам и отвечая на них, они зачастую давали советы по семейным делам, а иногда выступали посредниками и примиряли конфликтующие стороны. Станционные смотрители часто держали у себя в рабочем кабинете шалаграма-шилы и ежедневно им поклонялись. Лишь со временем система ценностей начала меняться, а, как говорится, себя потерял — весь мир потерял.

Жизнь была простой и ортодоксальной.

Б.В. Свами: Многие современные люди сочли бы жизнь, о которой вы рассказываете, довольно скучной. Что за жизнь без скоростных автомобилей, баров, вечеринок, телевизора и телефона?

Нармада Свами: В самом деле, постоянной гонки и суеты не было. Жизнь была размеренной и неторопливой. Воможно, ваши неуемные герои посчитали бы ее скучной. Однако нам скучать не приходилось. Мы умели радоваться простому: встрече с родными, рождению теленка, вкусной пище — таковы были наши повседневные радости. Я уже рассказывал о том, как мы ставили спектакли и устраивали праздники. Возможно, это было незамысловато, но скучно никому не было. Да, развлечения были простыми, но вместе с тем здоровыми и чистыми. А в чем суть так называемых развлечений, о которых вы говорите? Возбуждение чувств, только и всего. Никакой пользы.

Б.В. Свами: А как насчет многочисленных ограничений? Современных людей это отталкивает. Детям, скажем, не позволялось делать то, что им вздумается.

Нармада Свами: Это правильно. Так и должно быть. Детей нужно обучать, воспитывать. Им нельзя позволять делать то, что их испортит и разовьет в них дурные привычки. Это относится не только к детям, но ко всем.

Б.В. Свами: Женщины, похоже, не видели ничего, кроме скучной, однообразной работы, вообщем, трудились, как рабыни.

Нармада Свами: Да вы сами в это не верите. Постоянная занятость избавляла женщин от многих проблем. Им нравилось служить мужу и присматривать за детьми. Они любили готовить, потчевать домашних и следили за тем, что бы все в доме были счастливы и довольны. Они были бескорыстны. А бескорыстие приносит счастье. Чего не скажешь об эгоизме. К тому же, находясь под опекой мужа, они чувствовали себя защищенными. На праздники и торжества они наряжались в свои лучшие одежды, надевали украшения и встречались с друзьями и родными.

Б.В. Свами: Современным женщинам навряд ли придутся по душе ваши слова о том, что тяжкий труд избавляет от многих проблем.

Нармада Свами: Но эти эмансипированные женщины тоже тяжело трудятся. Они ходят на работу и при этом им все равно приходится готовить, убирать и делать другие дела по дому. В результате у них не остается времени для детей. А без материнской любви дети вырастают неполноценными.

Б.В. Свами: Вы упрощаете.

Нармада Свами: Но ведь это правда.

Б.В. Свами: Были у людей в те времена плохие привычки? Как насчет мясоедения?

Нармада Свами: Некоторые ели мясо. Это были небрахманы, они ели мясо раз в десять дней или раз в месяц. Перед этим его предлагали богине.

Б.В. Свами: Богине Кали?

Нармада Свами: Да, а затем делились с другими. Никто не ел мясо в одиночку. Если кто-то приносил в жертву козу или овцу, он раздавал мясо другим.

Б.В. Свами: Это были кшатрии?

Нармада Свами: Да, кшатрии и люди низших сословий.

Б.В. Свами: Низкорожденные.

Нармада Свами: Это были небрахманы. Но Шри-вайшнавы никогда не ели мяса и даже яиц. Более того, они не ели в чужом доме.

Б.В. Свами: Верно.

Нармада Свами: Мясоедов было немного. Да и мясо они ели один-два раза в месяц, не чаще.

Б.В. Свами: Значит, процент людей, употреблявших мясо в пищу, был незначительным.

Нармада Свами: Да, очень небольшим.

Б.В. Свами: А как жили шудры и неприкасаемые?

Нармада Свами: Низкорожденные шудры и мусульмане жили за пределами деревни. Они были изолированы от общества.

Б.В. Свами: Как те, кто ел мясо?

Нармада Свами: Они ели мясо раз в десять дней, предварительно принеся его в жертву. Обряд проводили особые жрецы. Не всякий мог приносить животных в жертву, только жрецы.

Б.В. Свами: Обряд проводили брахманы?

Нармада Свами: Нет, это были особые люди, небрахманы. Они приносили животное в жертву и раздавали мясо. Все проходило в строгом соответствии с правилами.

Б.В. Свами: А как насчет курения?

Нармада Свами: В то время курили сигары.

Б.В. Свами: Табак?

Нармада Свами: Да. Но только пожилые люди. Я никогда не видел, чтобы курили молодые. Такого не было. Им просто никто не позволил бы этого делать. Если юноша хотел покурить, ему нужно было скрыться подальше от людских глаз. Курить открыто, на улице, молодым не разрешалось.

Б.В. Свами: Пока не исполнится тридцать лет?

Нармада Свами: Даже после тридцати. Курили только те, кому было за пятьдесят, — да и то единицы.

Б.В. Свами: Но Шри-вайшнавы не курили.

Нармада Свами: Никогда.

Б.В. Свами: И не пили кофе.

Нармада Свами: Даже не ели в чужом доме. Они были очень богобоязненны. Вне дома есть было нельзя, а дома не готовили ни кофе, ни чая, ничего подобного. Я никогда не видел, чтобы вайшнавы готовили чай или кофе, но тот, кто был не так строг, пил чай или кофе в чайной. Никто не испытывал зависимости от этих напитков. Сейчас кофе готовят в каждом доме.

Б.В. Свами: Как далеко вы жили от храма и как часто туда ходили?

Нармада Свами: В Неллоре, где прошло мое детство, мы жили рядом с храмом. Территория храма была местом наших игр [улыбается].

Б.В. Свами: Во что вы играли?

Нармада Свами: [Смеется] Мы играли в героев «Рамаяны» и «Махабхараты». Мы хорошо знали эти истории. Кто-то играл Бхиму, кто-то — Арджуну, а кто-то был Раваной.

Б.В. Свами: Кто рассказывал вам эти истории?

Нармада Свами: Их читали каждый вечер, кроме того на праздниках мы смотрели спектакли в исполнении странствующих актерских трупп. Чтение писаний не было простым ритуалом. В самой «Рамаяне» описывается, как Лава и Куша так красиво и проникновенно пели стихи из «Рамаяны», что слушатели были очарованы и испытывали невыразимое блаженство, которое наполняло их ум, чувства, все члены их тела и заставляло забыть обо всем остальном.

Удивительно, не правда ли? Ощутить это блаженство можно и сейчас, если рассказчик хорош, если для него Рама — не просто литературный герой. В те дни все рассказчики были такими. Ни у кого из слушателей и мысли не возникало уйти. «Рамаяну» читают по определенной системе: по двадцать глав в день, не больше. Думаю, это потому, что от «Рамаяны» просто невозможно оторваться. Если бы не это ограничение, все позабыли бы о делах и слушали бы денно и нощно. Мы не хотели, чтобы рассказчик останавливался, но даже после этого мы продолжали думать о Раме, Сите и Ханумане. Эти рассказы захватывали и опьяняли нас. Мы ложились спать, расмышляя о Рама-лиле и просыпались с мыслями о Рама-лиле.

Люди забывали, что жили в деревне. Мы были уже не в деревне, мы были на Ланке с Хануманом! Когда мы слышали описание битвы, нам хотелось вскочить и броситься в бой вместе с обезьянами. Слыша о каком-нибудь подвиге Ханумана, мы дружно голосили в его честь. Хануман — любимец нашего народа. На Телугу его называют Анджанеялу, сыном Анджаны. Анджаной звали его мать.

Б.В. Свами: А как насчет других эпических поэм, например «Махабхараты»?

Нармада Свами: Их мы тоже слушали. Разумеется, нам нравились все книги, но «Рамаяна» в особенности — там легче следить за повествованием. В ней одна сюжетная линия, в отличие от «Махабхараты» и «Бхагаватам», в сюжет которых вплетено много разных историй. В «Рамаяне» легко различить положительных героев и отрицательных. В «Махабхарате» все запутано [смеется]. Взять, к примеру, Карну. По идее, он — отрицательный герой, но в то же время он вызывает симпатию. У него было много добродетелей. Или Гхатоткача — ракшас 17и смутьян, но сражался на стороне Пандавов.

Говорят, что с «Махабхаратой» нужно быть осторожным. Ее читают только в храмах, не дома. Если читать ее в семье, возникнут разногласия и ссоры.

Б.В. Свами: Почему?

Нармада Свами: Так говорят. Не только сейчас, с давних пор «Махабхарату» не читают дома. Видимо потому, что в ней описывается вражда родственников.

«Рамаяна» и «Махабхарата» были очень популярны, их знали все, в том числе и по театральным представлениям, особенно по тем, которые были посвящены Кришна-лиле. Спектакли шли до глубокой ночи, поскольку спешить людям было некуда. Никому не нужно было рано утром бежать на работу. Кроме того, актеры были очень талантливы и искуссно загримированы. Актер, игравший Дурьодхану, не просто играл роль Дурьодханы, он был Дурьодханой.

[Здесь Нармада Махарадж, увлекшись, стал вдохновенно рассказывать истории из «Махабхараты».]

Кришна-лила и «Махабхарата» были столь популярны, что, хотя люди уже неоднократно видели эти спектакли, они были готовы смотреть их снова и снова. В благодарность деревенские жители жертвовали актерам деньги и кормили их. В крупных деревнях труппа останавливалась на несколько дней, а то и на неделю.

Иногда в деревню приходили харидасы, которые вели отреченный образ жизни, хотя формально не принимали санньясу. В основном они принадлежали к Шри-сампрадайе. Они во всем зависели от Бога. Потому их и называли харидасами. Они носили тилаку и другие вайшнавские атрибуты. Каждое утро в январе они стучались в дома, прося милостыню. Они пели мелодичные песни с поучительным содержанием. Люди по возможности давали им немного риса, дала и т.п.

Б.В. Свами: Это были местные жители или странники?

Нармада Свами: И местные жители, и странники.

Б.В. Свами: Они проходили только в январе? В другое время они не приходили?

Нармада Свами: Нет. Все остальное время они жили своей обычной жизнью.

Б.В. Свами: Чем же они занимались?

Нармада Свами: В основном пели о Кришне. Многие из этих песен были очень популярны, их знал каждый [начинает петь на телугу]. Эта была одна из моих самых любимых. Смысл такой: «Брат мой, каждому суждено страдать от своей кармы. От нее никому не спрятаться. Все беды приходят к тебе, пока носишь ты бремя своего тела. Никто не станет страдать за тебя».

Харидасы жили в стогом воздержании. Подаяния они собирали лишь в течение одного месяца в году. Я своими глазами видел, какую аскетичную жизнь они вели. Год за годом их жизнь оставалась неизменной. Еще я знал одного известного телугского пандита — Дипала Пичая Шастри. Это был блестящий ученый. Он устраивал встречи в школьных дворах и в домах собраний. Сто человек задавали ему по одному вопросу каждый, и он отвечал на все. Вопросы были сложные, по телугской литературе или по грамматике. Он не пропускал ни одного вопроса. Отвечал на все до единого.

Б.В. Свами: Как он их все запоминал?

Нармада Свами: Это был особый талант от Бога. Как, например, некоторые по милости Бога обладают феноменальными математическими способностями — задайте им любую задачу, и они, не раздумывая, выдадут вам ответ быстрее, чем компьютер. В то время было немало аштавадхани — людей, способных разговаривать одновременно с восемью собеседниками. Но Дипала Пичая Шастри был единственным шатавадхани. Сто человек задавали ему по одному вопросу, после чего он последовательно отвечал на каждый из них. Люди изумлялись. Как он запоминал все вопросы? Как ему удавалось безошибочно на них отвечать? Встречи длились по четыре, а иногда по пять и шесть часов. Но никто не уходил. Пандит пользовался всеобщим уважением. Где бы он ни появился, все ему кланялись.

В те дни в Индии было еще много по-настоящему ученых людей. В каждой деревне жили пандиты — знатоки санскрита, которые были сведущи и в других областях. В наше время таких людей не найти. В то время самый заурядный ученый в совершенстве знал философию и священные писания. Большинство из тех, кого сегодня считают великими знатоками ведической философии, не были бы ровней обычныму пандиту того времени. Что касается видных ученых, то их познания просто поражали воображение. Они цитировали писания вдоль и поперек. То было время, когда два пандита, случайно встретившись, могли приняться непринужденно обсуждать, скажем, смысл слов тат твам аси18 и говорить друг с другом часами, приводя различные цитаты, опровергая доводы своего собеседника, да так увлеченно, будто от этого зависела судьба всего мира.

Б.В. Свами: Такие интеллектуальные поединки случались часто?

Нармада Свами: Это были не просто поединки, это было настоящее философское противостояние. Спорящие демонстрировали неподдельную приверженность своим идеям. Речь идет о преданных Господа и имперсоналистах. Вы сами об этом знаете.

Б.В. Свами: Да, это противостояние продолжается и по сей день и, вероятно, будет существовать вечно.

Нармада Свами: В то время даже вражда была культурной. Говорится: «Лучше иметь умного врага, чем глупого друга».

Б.В. Свами: Наверняка это были захватывающие споры.

Нармада Свами: Это не было простым бахвальством — кто сообразительнее и находчивей. Чтобы участвовать в подобных спорах, человек должен был в совершенстве знать священные писания и комментарии к ним, а также уметь толковать их смысл. Никто не вступал в подобный спор, не будучи уверенным, что сможет подкрепить каждое свое слово многочисленными выдержками из писаний, не будучи сведущим в логике и не будучи готовым опровергнуть высказывания своего не менее эрудированного оппонента.

Б.В. Свами: Вас учили чему-то подобному?

Нармада Свами: Нет. Нас воспитывали на телугском «Бхагаватам», который называется «Бодана Бхагаватам». Это произведение до сих пор широко известно среди говорящих на телугу.

Б.В. Свами: Бодана?

Нармада Свами: Так звали поэта, жившего несколько столетий назад. Он перевел «Бхагаватам» на телугу. Это был вольный перевод, несколько отличавшийся от оригинала, но все основные истории «Бхагаватам» были сохранены. Книга написана на смеси телугу и простого санскрита. Во вступлении говорится [цитирует стих на телугу]: «Я пишу эту книгу на радость как ученым людям, так и простым крестьянам». [Цитирует другой стих на телугу] «Если рассказы о Господе Хари избавляют от рождения и смерти, что за нужда писать о чем-то еще?» Сколько в этих словах красоты и преданности. Некоторые стихи Боданы были тогда очень популярны. Они легли в основу многих первых кинофильмов.

Б.В. Свами: Вас знакомили с его поэзией в школе?

Нармада Свами: Конечно. Тогда не было такого антиклерикализма как сейчас. Священные писания входили в школьную программу.

Б.В. Свами: А санскриту вас учили?

Нармада Свами: Да, начиная с первого класса. Я хотел продолжать изучать санскрит, чтобы все больше и больше наслаждаться этим нектаром, но меня вынудили заняться наукой. Это было отвратительно — нас заставляли препарировать лягушек и тараканов.

Б.В. Свами: Значит, модернизация к тому времени уже началась, но люди все еще поклонялись Богу.

Бывали случаи, когда юноши уходили жить в ашрам?

Нармада Свами: Очень редко. Так поступил один из моих родственников. Он учился в институте в Мадрасе и там познакомился с какими-то садху. Духовная жизнь привлекла его, и он решил все оставить, даже несмотря на то, что был женат: в шестнадцать лет его женили на девочке, который было всего девять. Когда та выросла, родители захотели, чтобы они жили вместе, но тот уже решил принять отречение. Ему говорили: «Так нельзя, ведь ты женат. Хочешь жить духовной жизнью — живи, но только дома». Общими усилиями родственникам удалось вернуть его домой, но ненадолго — через год или два он ушел. Его снова вернули — но он снова ушел. Он порвал всякие отношения с семьей. Он был совершенно равнодушен к семейной жизни и в конце концов принял полное отречение.

Б.В. Свами: Дети у него были?

Нармада Свами: По-моему, у него была дочь. Но он никогда больше не возвращался в семью. Такие случаи бывали. Я слышал несколько историй, как человек уходил из дома, принимал санньясу и никогда больше не возвращался.

Б.В. Свами: Домашние, наверное, огорчались, когда кто-то из близких принимал санньясу.

Нармада Свами: Не всегда. Бывало, что родные — и даже жены — начинали гордиться, думая: «Это прекрасно — он стал преданным».

Б.В. Свами: Они уважали их выбор. Кроме того, в то время отреченные люди еще пользовались уважением. Сегодня, если юноша захочет присоединиться к религиозной организации, родители постараются вернуть его любой ценой.

Нармада Свами: Раньше его тоже уговаривали остаться, особенно близкие родственники: жена, мать, отец. Вначале проверяли его решимость, но если юноша настаивал, ему не препятствовали. В особенности, если жена была молодой.

Б.В. Свами: Представляю, как трудно приходилось девушке, если муж оставлял ее и становился санньяси. Ведь тогда ей с молодых лет выпадала нелегкая доля вдовы.

Нармада Свами: Разумеется. Но обычно в такой ситуации о ней заботились ее родители, если, конечно, были в состоянии. Если у молодой женщины умирал муж, родители забирали ее к себе и обеспечивали всем необходимым, отводили ей какую-то собственность, заботились о воспитании ее детей. Так, например, было в семье моей матери. У нее было две сестры и два брата. Одну сестру выдали замуж в родной деревне, а старшую отдали в семью, которая жила в другой деревне — за пятьдесят-шестьдесят километров. Она родила сына и дочь, и когда ей не было и тридцати, ее муж умер. После этого мои дядья решили забрать ее к себе. Семья моей матери была богаче, чем семья отца; они отвели овдовевшей сестре дом с участком земли и стали о ней заботиться. Они помогли ее детям получить образование, а потом женили сына и выдали замуж дочь.

Б.В. Свами: Значит, жена имела какую-то собственность отдельно от мужа.

Нармада Свами: Да, эта собственность закреплялась за дочерью, когда ее выдавали замуж, а затем переходила к ее сыну. Они жили на этой земле, но она считалась собственностью сына. Мать передавала сыну всю свою собственность. Иногда женщины после смерти мужа продолжали жить в его доме с его семьей — если у них были взрослые дети, они не уходили. Если муж с женой прожили много лет, и у них были взрослые дети, жена после смерти мужа продолжала жить с его семьей, а их дети считались членами семьи покойного. Но если овдовевшая женщина была молодой, и ее отношения с родственниками мужа не складывались, родители забирали ее к себе. Если они были состоятельны, они выделяли ей какую-то собственность. Если после смерти мужа у молодой вдовы складывались хорошие отношения с его родственниками, она оставалась жить в их доме, в противном случае, родители забирали ее к себе. Так поступали и в случае, если семья покойного была бедна и содержание молодой вдовы с детьми было для них непосильным бременем.

Б.В. Свами: Вы рассказывали мне, как однажды, играя в Рама-лилу, попали в Равану стрелой.

Нармада Свами: [Смеется] Да. Весь день мы с друзьями играли в Рама-лилу. Один из нас играл Равану, а я был Господом Рамой. Когда дело близилось к развязке, я взял лук и стрелу. Это было детской забавой. Наконечником стрелы служило конусообразное металлическое кольцо. Я не думал, что оно может поранить. Я поднял лук и выстрелил. Стрела попала ему в голову, рядом с глазом. Из раны хлынула кровь, но глаз, к счастью, не пострадал [смеется]. Я не знал, что мне делать — схватил лук, стрелу и убежал.

Б.В. Свами: Должно быть, вам досталось тогда от отца.

Нармада Свами: Мой отец был неподалеку, и отец того мальчика тоже. Все видели, что случилось, и сразу сбежались.

Б.В. Свами: Отец вас побил?

Нармада Свами: Он меня не нашел. Когда я увидел, что люди сбегаются, я удрал. С нами по-соседству жил почтальон, очень добрый человек. Он уговорил отца не трогать меня.

Б.В. Свами: А тот мальчик на вас не обиделся?

Нармада Свами: Нет. Его отвезли в больницу.

Б.В. Свами: Значит, отец иногда вас бил.

Нармада Свами: Частенько [смеется].

Б.В. Свами: За что?

Нармада Свами: За драки с мальчишками, за то, что крутились, где не надо, за то, что воровали фрукты. В садах за домами росло много прекрасных плодовых деревьев — папая, джамбу, джумруд. Мы забирались в сад и обчищали его [смеется]. И если на нас жаловались, мы получали хорошую взбучку [смеется].

Б.В. Свами: Помню, один брахман из Мадхва-сампрадайи19 рассказывал мне, как отец бил его, заставляя учить «Вишну-сахасра-наму». Он был признателен отцу, поскольку чувствовал, что повторение «Вишну-сахасра-намы» принесло ему огромное благо.

Вернемся к разговору о ваших детских шалостях.

Нармада Свами: Иногда мы с приятелями прогуливали школу [смеется]. Хотя я жил в городе, я никак не мог дождаться каникул.

Б.В. Свами: Летних каникул.

Нармада Свами: Да. Во время летних каникул мы купались, играли, посещали храмы, например, храм Ченнакешавы. Там очень красивое Божество. Каждый год там устраивали большой праздник и ярмарку для паломников. Праздник продолжался десять дней, и каждый день происходило что-то новое. Собиралось много Шри-вайшнавов. Гуру с многочисленными учениками приезжали на лошадях и слонах. На неделю-другую они останавливались в какой-нибудь деревне и читали лекции по «Бхагаватам». Деревенские жители приходили к ним на даршан, и каждый что-то жертвовал — фрукты, молоко, творог…

Б.В. Свами: Что они с этим делали? Готовили прасад?

Нармада Свами: Из всего, что им жертвовали, они готовили прасад и раздавали его всем желающим. Излишки зерна они увозили с собой.

Иногда мы всей семьей ездили в Тирупати20.

Б.В. Свами: Во время школьных каникул?

Нармада Свами: Да, мы останавливались там на три дня.

Б.В. Свами: Там есть все условия.

Нармада Свами: Да. Паломникам предоставляли жилье, мы останавливались там на три дня и три ночи. Помню, в одном большом зале, заплатив двести рупий, можно было накормить прасадом очень много людей.

Б.В. Свами: В то время двести рупий были большими деньгами.

Нармада Свами: Да, но прасада раздавалось очень много. Угощение состояло из трех блюд, ими можно было накормить целую деревню.

Б.В. Свами: Сейчас такой услуги уже нет.

Нармада Свами: Нет.

Б.В. Свами: Пожалуйста, расскажите о праздниках подробнее.

Нармада Свами: Самыми большими праздниками были Макара Санкранти и Вайкунтха Экадаши. В половину третьего утра все шли к реке принять омовение — целыми семьями, даже маленькие дети, после чего отправлялись в храм на даршан. Все очень торопились.

Вообще праздников было много, и все они были хорошо организованы. Каждый праздник отличался особой кухней и обрядами. Сейчас эти традиции большей частью забыты и почти не соблюдаются. В то время праздник означал собрание благожелательно настроенных людей, которые общались, делясь друг с другом добрыми чувствами, позабыв обиды и все негативное. Все праздники были религиозными. Не то что сейчас — фейерверк, выпивка и много шума.

Каждый храм имел ратху для празднования ратха-ятры — она была огромных размеров, полностью сделана из дерева. Раз в год ее выкатывали и красили. Все дружно готовились к празднику — белили и украшали храм, вносили пожертвования. Люди приходили даже из соседних районов. Во многих городах ратха-ятры были такими же пышными, как в Тирупати.

Ратха выезжала из храма утром и возвращалась вечером. В то время праздники продолжались девять дней, и каждый день Господь выезжал их храма на новой вахане21 — на Гаруде, на лебеде. На праздник вахана украшалась золотом. День, когда Господь появлялся верхом на Гаруде, назывался Гаруда Ваханой. Гирлянды для Гаруда Ваханы привозили из Мадраса. Они источали необыкновенный аромат. Чтобы нести вахану, требовалось около двадцати человек, но желающих были сотни.

Б.В. Свами: Нести разрешалось только брахманам?

Нармада Свами: В основном это были брахманы. Душистый аромат этих огромных гирлянд распространялся повсюду. Богатые люди жертвовали храму на определенную севу, например, на Гаруда-севу, это было семейной традицией. Они также кормили прасадом участников праздника. Шествие начиналось около девяти утра. Люди выходили на порог своего дома, чтобы приветствовать Господа, когда Он будет проезжать мимо. Возле каждого дома колесница останавливалась, и хозяева предлагали Господу фрукты или что-то еще. Шествие завершалось к полудню.

Б.В. Свами: Господу предлагали арати?

Нармада Свами: Разумеется. Предлагали светильник с камфорой и другие предметы. Различные церемонии проводились семь-девять дней.

Желание участвовать в празднике было таким сильным, что люди приезжали из больших городов и приходили из всех соседних деревень, которых в радиусе десяти-пятнадцати километров было множество. Жители соседних деревень на время праздника останавливались в домах своих родственников. Повсюду воцарялись любовь и согласие.

Б.В. Свами: Вы приходили в храм на даршан в обычные дни?

Нармада Свами: Каждый вечер.

Б.В. Свами: Почему вечером?

Нармада Свами: Вечером проводили арати. В основном люди приходили в храм именно в это время. Даже если мы весь день играли в школе, к вечеру мы возвращались домой и, приняв омовение, шли в храм. Там мы играли, ходили на даршан и вкушали прасад. Дети и сейчас играют на территории храмов. Большие открытые площадки — идеальное место для игр. Разумеется, они предназначены для другого, но мы этого не понимали, и нам никто не препятствовал. Мы получали возможность видеть Господа и Его преданных и принимать прасад. Это очень помогло мне в жизни и помогает до сих пор, несмотря на то что, будучи ребенком, я не осознавал всей важности этого [смеется]. Каждый день мы проводили в храме по два-три часа.

Б.В. Свами: Прасад раздавали служители храма?

Нармада Свами: Да, священники знали всех жителей деревни и любили детей. Они подзывали нас по имени и угощали прасадом. В деревне все знают друг друга, знают, чей ты сын.

Б.В. Свами: Удивительная культура. Не то что теперь — торжество камы, кродхи и лобхи22.

Нармада Свами: Прежде люди были намного миролюбивей. Сейчас в деревнях случаются драки, убийства и прочее. Раньше этого не было и в помине.

Б.В. Свами: Полиции в деревнях не было?

Нармада Свами: Нет. Полицейских мы видели только на праздниках, где они обеспечивали порядок. В остальное время они находились в своем участке. Сейчас все изменилось. Прежде люди все делали сообща. Сезон праздников — ноябрь, декабрь и январь — приходился на время жатвы, люди возвращались с полей вечером. Вечерами повсюду воцарялась атмосфера любви и нежности, слышались звуки бхаджанов и киртанов.

Б.В. Свами: Люди собирались у себя дома?

Нармада Свами: Не только. Было много других мест: под баньяновыми деревьями и на специальных возвышениях. Там собиралось по сорок-пятьдесят человек. Пели бхаджаны и киртан. Харидасы изумительно играли на караталах. До семи вечера детвора играла на улице. Электричества в деревнях не было, поэтому с наступлением сумерек все собирались и пели бхаджаны и киртаны.

Б.В. Свами: В каком году вы родились?

Нармада Свами: В 1929.

Б.В. Свами: Значит, ваше детство прошло в период активной борьбы Индии за независимость. Каким в то время было отношение индийцев к англичанам?

Нармада Свами: По мере того как движение за независимость обретало силу, их начинали ненавидеть. Мы ничего не понимали. Много раз я участвовал в демонстрациях, выкрикивая «Ванде Матарам»23. В них участвовали все полицейские и сборщики налогов. Но некоторые люди старшего поколения относились к англичанам хорошо и уважали их за дисциплинированность.

Б.В. Свами: Прабхупада говорил, что при англичанах Индия во многом была лучше.

Нармада Свами: Это мнение разделяют многие. У моего отца был хороший друг-англичанин, господин Хелдинг, майор резервной полиции.

Б.В. Свами: Ваш отец приглашал его к себе в гости?

Нармада Свами: Да, много раз. Он приходил со своей женой и дочерью. У него была только одна дочь, и они вместе приходили к нам домой, а мы навещали их.

Б.В. Свами: Я думал, что индусы не приглашали к себе в дом таких людей, ведь они ели мясо.

Нармада Свами: Не знаю, но мой отец с ними знался.

Б.В. Свами: Он хорошо говорил по-английски?

Нармада Свами: Да, он знал английский, телугу, хинди и каннада. Он имел степень бакалавра по машиностроению, позднее он занялся автомобильным бизнесом. Он рассказывал, что некоторое время работал в конструкторском бюро в Силигури.

Б.В. Свами: А ваш дед?

Нармада Свами: Он занимался земледелием.

Б.В. Свами: Значит, ваш отец начал собственное дело. А земля у вас была?

Нармада Свами: Да, мы выращивали разные культуры: пшеницу, рис, дал и т.д. Земля у нас была плодородная [смеется]. Мы ничего не покупали на рынке — все было свое. Даже тамаринд никогда не покупали — у нас были свои тамариндовые деревья. Прежде даже небрахманы ели только в своем доме.

Б.В. Свами: Люди строго следили за чистотой пищи.

Нармада Свами: Да. Сейчас все изменилось, особенно недостает того энтузиазма, с которым отмечались праздники. Раньше вдохновение людей не знало границ. Даже мой отец, который религией особо не интересовался, начинал проводить пуджу.

Б.В. Свами: Примечательно, что ваша мать была религиознее своего мужа.

Нармада Свами: Да, как правило, женщины более религиозны. Тяга к духовному передалась мне от матери, за что я ей искренне благодарен. Нельзя сказать, что мой отец был неверующим. Он тоже ходил в храм и принимал там прасад, но он не стремился дать нам духовное образование. Поэтому спустя несколько лет, в старших классах средней школы, я забыл о деревенской жизни. Я стал дружить с городскими ребятами — мы играли в крикет, в теннис, ходили в кино, ели в кафе. Но хотя мы и не вели строгую жизнь, в какой-то степени мы были набожны.

Б.В. Свами: Прежде фильмы снимали в основном на религиозные темы.

Нармада Свами: Да, но кино есть кино [смеется]. Конечно, то кино было лучше сегодняшнего — в сотни, в миллионы, в миллиарды раз лучше. Сюжеты были взяты из «Бхагаватам», «Рамаяны», «Махабхараты». Режиссеры брали одну историю — например, о Прахладе, об Анируддхе или о Карне — и ставили по ней фильм. Карна был самым любимым героем. Фильмы про него смотрели по пятнадцать-двадцать раз. Во многом он был героем положительным: благородным, щедрым, отважным. Но ему не повезло — пагубно сказалось дурное общение. Трагическая жизнь.

Б.В. Свами: Должно быть, на этих фильмах люди плакали взахлеб.

Нармада Свами: [Смеется] По этой причине некоторые просто отказывались идти в кино — говорили, что не могут плакать три часа подряд (фильм шел три-четыре часа). Весь зал рыдал на протяжении всей картины. Хотя были и смешные сцены. Но этот плач не был религиозным чувством — скорее сентиментальным.

Б.В. Свами: Неплохие сантименты, близкие к преданности. Учась в старших классах, вы жили дома?

Нармада Свами: Сначала я учился в Мадрасе.

Б.В. Свами: И жили в общежитии?

Нармада Свами: Да. После этого мать стала ссориться с отцом — она хотела, чтобы я был рядом, и мне пришлось переехать в Неллор. Там тоже был колледж.

Б.В. Свами: Материнская любовь. Ваша мать не могла жить без вас, потому что вы были ее единственным сыном.

Нармада Свами: Да. Поэтому она устроила скандал моему отцу [смеется]. В Мадрасе я проучился всего полтора года.

Б.В. Свами: Но обычно женщины не спорили с мужьями.

Нармада Свами: Она не хотела ссориться. Я никогда не видел, чтобы мать в чем-то не соглашалась с отцом, кроме этого случая. Она говорила: «Пусть учится в Неллоре, здесь тоже есть колледж. Почему он должен жить так далеко?»

Б.В. Свами: Отец хотел, чтобы вы получили хорошее образование.

Нармада Свами: Да.

Б.В. Свами: В чем состояла ссора?

Нармада Свами: Мать настаивала: «Ты должен вернуть его обратно. Если ты этого не сделаешь, я сама поеду в Мадрас и буду там жить» [смеется]. Скоро отцу пришлось согласиться.

Б.В. Свами: Как вы жили в Мадрасе?

Нармада Свами: В Мадрасе очень много храмов. Я жил в Трипликане. А в Неллоре мы жили на главной улице. В нашем городе проходили замечательные праздники. На другом конце Неллора находился храм Венугопала, который мы посещали время от времени. Каждый год там устраивали большой праздник. Факиры ходили по раскаленным углям [смеется].

Б.В. Свами: Я был на этом празднике, он называется Тайпусам.

Нармада Свами: Да. Разжигали большой костер, и факиры бегали через него туда-сюда [смеется]. Там еще возле храма был большой зал, где проходили торжества, в основном свадьбы.

Б.В. Свами: Возле храма Ранганатхи?

Нармада Свами: Нет, Венугопала. Чего там только не было.

Б.В. Свами: В этом храме тоже поклоняются Шри-вайшнавы?

Нармада Свами: Да. Кстати, моя свадьба праздновалась именно там. Там было все необходимое для приготовления и раздачи пищи. В то время свадьбы праздновали пышно, праздник длился не меньше семи дней, в течение которых проводили различные обряды. Пировали каждый день. Пищу готовили дома. К услугам компаний, обслуживающих торжества, не прибегали. Сейчас свадьбу празднуют уже четыре, два, один день, а то и полдня. Возможно, со временем ее не будут праздновать вообще — меньше хлопот. Будут просто жить друг с другом, как животные. Свадебные церемонии превратились в формальность. Людей это больше не привлекает. Они слишком заняты Бог знает чем.

Б.В. Свами: Когда вы приходили в храм, вы молились Богу?

Нармада Свами: [Смеется] Я молился только о прасаде. Я стоял перед Божеством и просил дать мне прасада [смеется]. Я подходил к Божеству, выражал почтение и думал: «Вкусить бы прасада». Во время экзаменов я молился: «Пожалуйста, помоги мне сдать». Я молился только об этом, ни о чем другом. В детстве я предлагал Господу бхогу без всяких молитв. Я делал это с преданностью, но при этом всегда думал о прасаде. Я прекрасно помню, как я думал: «Интересно, какой сегодня будет прасад?» Конечно, подобные мысли отчасти связаны с Кришной [смеется]. Но со временем я понял, что, если такая мысль приходит в голову, нужно поститься.

Со мной в школе училось много ребят-брахманов из семей Шри-вайшнавов. Они приходили в школу с гладко выбритой головой, с шикхой24 и большой тилакой на лбу. У меня был приятель, его звали Кришнамачари, он никогда не носил рубашек. Он приходил в школу с тилакой, в дхоти, а вместо рубашки носил чадар [смеется]. Мы учились вместе с ним и в колледже. Однажды директор позвал его к себе и велел надеть рубашку. А тот ответил: «Я не стану носить рубашку». [Смеется.] Очень смело повел себя. Так и продолжал ходить в школу без рубашки, гладко выбритым, с шикхой и тилакой.

Б.В. Свами: Что он изучал?

Нармада Свами: Математику, физику и химию.

Б.В. Свами: А вы?

Нармада Свами: Я тоже подался в науку. Приходилось нелегко. Свободного времени почти не оставалось. Постепенно я отошел от исконной культуры, тогда меня спасла одна из книг Шрилы Прабхупады.

Б.В. Свами: Итак, Махарадж, за вашу жизнь Индия стала совершенно другой.

Нармада Свами: Даже не за жизнь. Всего лишь за последние двадцать лет.

Б.В. Свами: Что вы думаете о прогрессе современной цивилизации?

Нармада Свами: О прогрессе? О каком прогрессе? Люди живут, как животные, в грязных, зловонных городах. Посмотрите, здесь, в Бомбее, даже состоятельным людям приходится ютиться в крошечных квартирах. Негде повернуться. Это мышиная возня. Лучшего слова и не придумаешь. Просто мышиная возня. Борьба за право стать крысой. О всяком приличии позабыли. Люди не умеют даже разговаривать друг с другом. Обычный бытовой разговор звучит как ругань. Нет ни свежего воздуха, ни свежей пищи, ни чистой воды. Везде этот мусор. Все сделано из пластика, повсюду слышна эта дикая музыка, которая пробирает до костей... Что еще сказать об этом прогрессе? Эмансипация женщин. Наших дочерей воспитывают как проституток. Проводят конкурсы красоты [усмехается с отвращением]. И это вы называете прогрессом? Скорее это деградация. Люди опускаются до уровня собак, кошек, крыс и обезьян. Эволюционная теория Дарвина в обратной последовательности. «Прогресс» — это слово, которое используют политики, чтобы промывать нам мозги.

Б.В. Свами: Неужели в современном мире нет ничего положительного?

Нармада Свами: Есть, Движение сознания Кришны. Шрила Прабхупада дал нам удивительный метод повторения святых имен, с помощью которого можно пересечь океан века Кали. Нынешний век, Кали-юга, исполнен недостатков, но его преимущество в том, что, просто повторяя имена Кришны, каждый может стать счастливым уже в этой жизни и подготовиться к возвращению в духовный мир. Это не просто теория. Это действенный метод. По всему миру люди становятся счастливыми, повторяя Харе Кришна. Но нужно быть бдительными, чтобы Кали не проник в наше Движение. Нельзя допустить, чтобы ложь и притворство разрушили наше Движение изнутри. Необходимо сохранять чистоту. Мы должны строго держаться своих принципов.

Кроме того, проповедуя, мы должны знакомить людей с этой культурой. Если нам удастся воссоздать преждний уклад простой деревенской жизни, основанной на сознании Кришны, это будет для нас большим шагом вперед. Нам нужно на деле продемонстрировать то, о чем мы говорим. Шрила Прабхупада хотел, чтобы мы основывали сельскохозяйственные общины. Мы хотим, чтобы преданные жили лучше. К чему эта городская мышиная возня? А дети? Как сейчас их воспитывают? Мы должны возродить эту древнюю культуру, это даст миру надежду на будущее. Пусть наступит Золотой век. Современная жизнь не предвещает ничего хорошего. Без сознания Кришны нас ожидает беспросветная тьма.

Примечания

Детство в атмосфере преданности

Р. Ранганатхан вспоминает о своем детстве, проведенном в Тамил Наду. Среди прочего, он рассказывает об учебе в школе, о праздниках, описывает обряды, которые ежедневно совершали брахманы, жившие возле местного храма Вишну.

Б.В. Свами: Вас зовут Р. Ранганатхан. Что означает буква «Р» перед вашим именем?

Ранганатхан: Она означает Рамануджам. Так звали моего отца. У тамильцев нет фамилий, вместо этого перед именем мы ставим инициалы отца. А у Шри-вайшнавов заведено называть сыновей именами Бога: Ранганатхан, Шринивасан, Гопала Кришнан, Рамануджам и так далее.

В прошлом каждый уважающий себя брахман знал всю свою родословную, мог назвать имя своего отца, деда, прадеда и так далее.

Б.В. Свами: Они гордились своей родословной.

Ранганатхан: Еще как. Семья была не просто группой из четырех-пяти человек, живущих в арендуемой квартире. Семьей называли всех родственников вместе взятых: тетей, дядей, двоюродных братьев и так далее. Все родные жили в одном доме, главой которого был старейший член семьи. Дома были просторными — в них жили сразу четыре поколения родственников. Каждая семья имела по меньшей мере пять коров и большой участок земли. Кроме этого, у каждой семьи был свой колодец, сад, огород и сенной сарай, где хранили запасы соломы для коров.

Мы жили на земле, на которой наши предки жили более века. Они были достойными, культурными людьми, прожившими счастливую жизнь в служении Богу. Они ждали, что мы продолжим семейные вайшнавские традиции.

Б.В. Свами: В каком году вы родились?

Ранганатхан: Я родился в 1946 году в деревне Серангулам, расположенной неподалеку от города Маннаргуди, провинции Тханджавур, штат Тамил Наду. У меня пять братьев и две младшие сестры.

Б.В. Свами: Вы родились в семье брахманов?

Ранганатхан: Да. В Серангулам есть храм Господа Шринивасана, которому более тысячи лет. В Южной Индии брахманы, занятые поклонением Божеству, живут возле храма, в аграхарам — квартале брахманов. Храм окружен высокой стеной и располагается в центре аграхарам. В аграхарам нашей деревни было двести домов, где жило двести больших вайшнавских семей. Так что живущих в аграхарам было не меньше двух тысяч человек, а население всей деревни составляло около пяти тысяч человек.

За домами у западной стены храма протекала речушка Паманияр, ответвление реки Кавери. А недалеко от южной стены был большой пруд. Он наполнялся водой из Паманияр, с которой его соединял узкий канал. Напротив храма Шринивасана за аграхарам был храм Господа Шивы.

Б.В. Свами: В Тамил Наду широко распространено поклонение Господу Шиве и Мургану1. Но Шри-вайшнавы не поклоняются полубогам, они служат только Господу Нараяне и Лакшми2.

Ранганатхан: В нашей деревне жила лишь одна семья смартов3. Они были арчакарами4 в храме Шивы. Это был очень небольшой храм. Местные вайшнавы посещали только храм Господа Шринивасана и храм Господа Раджагопалана в Маннаргуди, в пяти километрах от нашей деревни. На этот счет Шри-вайшнавы были очень строгими.

Б.В. Свами: Поклонялся ли кто-нибудь лжевоплощениям Бога или йогам?

Ранганатхан: Мы ничего не слышали о подобных проходимцах. Мы знали только Верховного Господа Вишну и Его доверенных слуг.

Б.В. Свами: Расскажите немного о своем детстве. Чем занимался ваш отец?

Ранганатхан: В основном, он следил за землей. Земля была для нас, как и для большинства брахманов в то время, основным источником дохода.

Б.В. Свами: Разве жившие в аграхарам брахманы не служили в храме?

Ранганатхан: Служили, но не каждый день. Ежедневное служение Божеству выполняли всего несколько семей, которых называли арчакарами. Остальные служили Божеству только во время праздников, а в обычные дни поклонялись дома шалаграмам.

Б.В. Свами: Но они ведь приходили в храм Шринивасана каждый день?

Ранганатхан: Разумеется. Никто не начинал новый день, не придя сперва на даршан Господа. Всем хотелось видеть Того, кто был средоточием их жизни. День начинался с подъема в половине пятого или в пять, опорожнения кишечника в поле и омовения. Принимать омовение ходили на реку — воду из домашнего колодца использовали только для приготовления пищи, для пуджи, для поливки сада. Воду из общего деревенского колодца использовали для питья и для абхишеки5 шалаграмов. После омовения вайшнавы ставили тилаку, совершали сандхья-ванданам6 и сто восемь раз повторяли священную мантру гаятри7. Полная сандхья-ванданам занимала около двадцати минут. Многие брахманы возносили утренние молитвы на восходе солнца на берегу реки. Другие делали это дома. Возвращаясь с реки, они пели гимны из Сама Веды. Удивительно красиво.

Около половины седьмого по всей деревне раздавался громкий звон храмового колокола, и все без исключения — мужчины, женщины и дети — спешили в храм. Звон колокола означал, что Господу предлагают бхогу (пищу). После этого алтарь открывали, и начинался даршан. У алтаря стояли пожилые мужчины, за ними — мужчины помоложе и дети, женщины стояли сзади. В течение пятнадцати минут, пока длился даршан, преданные хором пели молитвы из «Дивья Прабандхам»8.

Б.В. Свами: Женщины пели вместе с мужчинами?

Ранганатхан: Да, вполголоса.

Б.В. Свами: Вы сказали, что женщины стояли сзади. Была ли у них возможность подойти к алтарю ближе?

Ранганатхан: Конечно. После службы, когда все расходились, каждый мог подойти к алтарю поближе. В это время арчакара раздавал по три капли воды, которой омывали Божество, ее пили с великой радостью и благоговением. Затем служитель храма дотрагивался до головы присутствующих короной, олицетворявшей лотосные стопы Господа, и раздавал прасад. В это время женщины могли подойти к алтарю.

Затем все расходились по домам. Мужчины приступали к ежедневной пудже — поклонению шалаграмам.

Б.В. Свами: Пуджу проводили все мужчины или только некоторые?

Ранганатхан: В нашем доме пужду обычно проводил отец, а мы, дети, каждый день за ним наблюдали. Так постепенно мы сами научились ее проводить. Мы помогали отцу, собирая цветы для предложения Господу и подготавливая предметы поклонения. Служитель храма научил нас мантрам, которые повторяют во время пуджи, и мы повторяли их вместе с отцом.

Б.В. Свами: Чем по утрам занимались женщины? Они тоже совершали омовение рано утром?

Ранганатхан: Да. Утреннее омовение совершали все. Только после этого разрешалось готовить и проводить пуджу. Чистота была обязательным условием. За этим строго следили. Женщинам не разрешалось готовить во время месячных. В это время они жили в отдельном помещении. Когда женщины готовили, за их маленькими детьми следили старшие дети. Поскольку дети всегда нечисты, их не пускали на кухню, и матери не могли прикасаться к ним во время приготовления пищи.

Утром женщины сперва кипятили молоко и предлагали его Господу. Затем они поили им всех в доме, кроме моего отца, который не пил и не ел, пока не проводил утреннюю пуджу.

Потом женщины мыли дом и двор смесью воды и коровьего навоза. Затем на земле у входа они рисовали рисовой мукой причудливые узоры. Узоры были симметричными, некоторые из них по форме напоминали рыбу или солнце. Эти узоры радовали глаз, и каждая хозяйка старалась сделать их как можно более замысловатыми. В месяц Магхаширша9 узоры дополняли цветами тыквы, которые втыкали в небольшие лепешки коровьего навоза. Вход каждого дома украшали как минимум три дюжины таких цветов. Зачем это делали, я не знаю, но было очень красиво. Девочек учили этому искусству с самого детства.

Женщины быстро управлялись со всеми этими делами, чтобы успеть на утренний даршан в храме. Вернувшись домой, они начинали готовить, а мужья проводили пуджу. Когда пуджа подходила к концу, пища была уже готова для предложения. Пуджа занимала около часа, а на приготовление пищи уходило два часа. Но если учесть время на сбор всего необходимого для пуджи, получалось, что и пуджа занимала около двух часов.

Еду готовили в латунных котлах. Пищу на алтаре предлагали Господу прямо в них. В те дни брахманы и вайшнавы предлагали все, что готовилось в доме. Никому не разрешалось есть вне дома, а также есть то, что не было предложено Господу. Некоторые до сих пор строго следуют этому правилу.

Настоящие вайшнавы ели только в храме или в доме другого вайшнава-брахмана. Другие ели только в домах родственников. Я слышал, что некоторые брахманы так строго следовали этому правилу, что даже не пили воды за пределами своего дома и не ели того, что готовили их взрослые дети, считая их не достаточно строгими в своих привычках.

Как только подношение было готово, кухню мыли. Выносили весь прасад, приготовленный больше трех-четырех часов назад. Оставляли только рис, который на ночь заливали водой. При этом ничего не пропадало. Как правило, женщины готовили ровно столько, сколько было нужно, а то, что оставалось после завтрака, днем отдавали детям.

Предложение пищи занимало около пятнадцати минут, после чего прасад перекладывали из котлов в посуду. Около десяти утра мы плотно завтракали.

В отличие от Запада, где едят на скорую руку, просто достав что-нибудь из холодильника, совместная трапеза была важной составляющей нашей жизни. Женщины, например, никогда не ели, пока не поест муж. Прасад принимала вся семья. До сих пор сохранились семьи, где прасад принимают пятьдесят-шестьдесят родственников одновременно.

Совместная трапеза сближала. Она питала не только тело, но всю нашу жизнь. Прежде ели вкусно и много. Потому были сильными, здоровыми, обладали ясным умом. Пищу готовили, предлагали и раздавали с любовью и вниманием. Она была не только вкусной, но и полезной. Все продукты были домашнего приготовления. И по сей день в традиционных семьях готовят из продуктов собственного производства: сами шелушат рис, делают маринады, папады и так далее.

Сейчас можно пойти в продуктовый магазин и купить еду, готовую к употреблению. Но прежде даже обычная ежедневная стряпня была искусством со множеством приемов и секретов, требующим немало сил и любви. Естественно, такая пища доставляет большее удовлетворение. Хозяйки старались. Ведь то, что они готовили, предлагалось Богу. После чего все с удовольствием принимали вкусный прасад и наедались от души. В этом было женское счастье: готовить и видеть, как все с удовольствием едят прасад.

За раздачу прасада отвечала старшая женщина в доме. Она следила, чтобы всем хватило и все были довольны. В особые дни, когда, скажем, проводилась церемония шраддхи и приходило много гостей, раздавать пищу женщины не могли. Даже в обычные дни готовить на кухне и притрагиваться к кухонной посуде могли только те из них, кто имел духовное посвящение и был чист.

Б.В. Свами: Выходит, женщинам тоже давали посвящение. Но им, вероятно, не давали мантры гаятри.

Ранганатхан: Сразу после свадьбы женщины получали посвящение от семейного ачарьи. Для этого проводился обряд огненного жертвоприношения и раскаленным железом им на плечах выжигали символы Господа Вишну — раковину, булаву, цветок лотоса и чакру. Их считали полноправными преданными, но по традиции мантры гаятри повторяли только мужчины-брахманы.

Б.В. Свами: Что вы ели на завтрак?

Ранганатхан: Сначала подавали воду. Затем на свежесрезанные банановые листья (вместо которых сегодня используют пластик и фарфор) клали немного фруктов с сахаром и несколькими каплями молока. Вслед за этим подавали овощные блюда, обычно — одно густое и одно жидкое — и салад из огурцов с йогуртом. После накладывали главное блюдо — рис — щедро сдабривая его гхи. Тогда мы дружно повторяли молитвы и, окропив водой пол вокруг тарелки, выпивали немного воды с ладони. Затем раздавали самбар10, и мы начинали почитать прасад11.

Пища готовилась в традиционном вайшнавском стиле. Люди даже не знали о существовании лука и чеснока. Никому из живущих аграхараме не был знаком даже запах лука.

Б.В. Свами: А как насчет кофе и чая?

Ранганатхан: О них мы тоже не знали. Мы пили молоко. Нам не нужно было ничего другого. Молока в доме всегда было вдоволь. Иногда в молоко добавляли дханьям канджи — смесь нескольких молотых злаков. Кофе появилось в наших местах около тридцати пяти лет назад, когда мне было тринадцать. Впервые я попробовал его в семнадцать лет.

Б.В. Свами: Но сейчас в Южной Индии кофе пьют повсеместно. Причем, потребляют его в изрядных количествах, в том числе и Шри-вайшнавы.

Ранганатхан: Да.

Б.В. Свами: А что с овощами? В приготовлении использовали любые овощи?

Ранганатхан: Нет, овощи, привезенные англичанами, — помидоры, цветную капусту, картошку — в пищу не употребляли.

Б.В. Свами: Готовили только традиционные овощи.

Ранганатхан: На этот счет были очень строги. Из традиционных овощей готовили самые разнообразные блюда. Из одного овоща могли приготовить три блюда с совершенно разным вкусом. Например, одну приправу делали густой, другую — более жидкой, а третью — совсем жидкой, как суп.

Кроме того, готовили только из свежих овощей. У каждой семьи был огород, овощи для готовки собирали каждый день утром. И по сей день в Шрирангаме12 овощи, которые продают на рынках, всегда свежие — их собирают утром того же дня.

Б.В. Свами: Чем занимались после завтрака?

Ранганатхан: Приступали к работе или немного отдыхали. А в полдень совершали мадхьянникам.

Б.В. Свами: Что это?

Ранганатхан: Дневная (мадхьянам) сандхья-ванданам. Обычно ее заканчивали к одиннадцати-половине двенадцатого, немного раньше чем следует; строго говоря, ее нужно совершать, когда солнце в зените. Приблизительно в час дня некоторые пили стакан молока с чем-нибудь, вроде вады13. Но большинство ничего не ели до вечера, а ужин был легким. Завтрак был таким сытным, что мы наедались на весь день.

С двух до полпятого в каждом доме читали «Бхагаватам». Некоторые собирались в доме какого-нибудь местного пандита послушать двух-трехчасовую проповедь. Проповеди читали и в храме. Каждый день там была хари-катха14. Иногда послушать проповедь приходили из соседних деревень, но в основном это были местные жители.

Б.В. Свами: Разве днем в жару никто не отдыхал? Ведь это принято повсюду в Индии.

Ранганатхан: Днем не спал никто. Вайшнавизм это запрещает. Спать днем разрешалось только больным. А болели мы редко. Спали только ночью, причем, на полу. Сейчас люди спят на мягких бархатных подушках, но мы никогда не спали на подушках или матрасах. Вставали мы рано утром. Никто не страдал бессонницей — к вечеру мы так уставали, что засыпали мгновенно.

Б.В. Свами: Одно из преимуществ жизни в тропиках состоит в том, что можно спать на свежем воздухе. Вероятно вы, живя на самом юге Индии, большую часть года спали на открытом воздухе.

Ранганатхан: Да. У каждого дома со стороны улицы была терраса с широкой черепичной крышей, защищающей от дождя. Пол террасы был поднят над землей, так что днем на нем сидели, а ночью — спали, причем, круглый год.

Б.В. Свами: Даже в декабре? Вам не было холодно?

Ранганатхан: Мы накрывались одеялом. До шестнадцати лет я спал только на свежем воздухе, за исключением тех случаев, когда болел.

Б.В. Свами: И в сезон дождей?

Ранганатхан: Да, в сезон дождей мы тоже спали на террасе, нас защищала черепичная крыша. Только если дул сильный ветер и лил косой дождь, нам приходилось прятаться внутри дома. А так все мужчины обычно спали на открытом воздухе, в доме спали лишь женщины. Отдельных спален не было, спали все вместе. Поэтому вставали тоже вместе, рано утром.

Мужчины спали на свежем воздухе, подложив под себя циновку или матерчатую подстилку, зимой накрывались легкими одеялами. Поутру место, где спали, мыли, поскольку оно считалось нечистым. В течение дня к постельным принадлежностям не прикасались. Их складывали в углу, на специальную полку. Одеяла вытряхивали раз в неделю. В некоторых семьях это делали ежедневно.

Б.В. Свами: Вы рассказывали об учебе в школе. Пожалуйста, расскажите об этом поподробнее.

Ранганатхан: В местной школе были только начальные классы. Уроки начинались в полодиннадцатого утра. Дети завтракали дома с родителями и шли в школу. Ребятам постарше приходилось ходить за шесть километров до средней школы. Домой они возвращались между половиной пятого и пятью вечера. Вернувшись из школы, дети сразу принимали омовение и переодевались в дхоти и чадары.

Б.В. Свами: Что вы носили в школе?

Ранганатхан: Шорты и рубашку навыпуск. Такой была школьная форма. Когда мы приходили домой, родители заставляли нас омыться, переодеться, поставить тилаку, совершить сандхья-ванданам и повторить гаятри. После вечерней сандхья-ванданам мы повторяли вишну-сахасра-наму15, что обычно занимало минут двадцать пять. Лишь затем нас кормили прасадом.

Б.В. Свами: Вы носили тилаку и в школе?

Ранганатхан: Да, утром поставить тилаку был обязан каждый. Моего отца и по сей день трудно увидеть без тилаки.

Б.В. Свами: Шри-вайшнавы носят очень красивую тилаку: две широкие белые полосы с красной меткой посередине. Всякий, кто ее видит, знает: этот человек — преданный Вишну.

Ранганатхан: Мой отец говорил, что без тилаки человек — все равно что брахма хатти.

Б.В. Свами: Убийца брахмана.

Ранганатхан: Да. Если у нас не было тилаки, нам делали замечание: «Что случилось? Почему у тебя на лбу ничего нет?» Иногда мы даже могли получить за это оплеуху. Тилака для нас олицетворяла Радху и Кришну.

Б.В. Свами: Вы сказали, что дети постарше ходили в школу за несколько километров. Когда они ели?

Ранганатхан: Как я говорил, утром, где-то в половине десятого, они завтракали со всей семьей. Кроме того, они брали с собой в школу немного риса с йогуртом. Это был вчерашний рис, замоченный на ночь в воде. Воду сливали, добавляли йогурт и немного соли. Мальчики брали его с собой в школу с какой-нибудь приправой. Если утренний прасад задерживался, рис с йогуртом брали с собой и завтракали в школе. Вернувшись домой, пили стакан молока, а вечером ужинали. Ужин был легким. На ужин женщины готовили и предлагали Господу самбар и овощные блюда.

Б.В. Свами: Вы упомянули, что в средней школе изучали «Рамаяну».

Ранганатхан: Да. Ее изучали на уроках тамильского языка, преподавателями были вайшнавы-брахманы, настоящие ученые брахманы. Обычно они последовательно читали нам тамильские переводы «Махабхараты» и «Рамаяны». Причем, то, чему они учили, не было для них простым образовательным предметом — они были к этому неравнодушны. Описание игр Господа так их захватывало, что, казалось, они были не в классе, а в лесу, вместе с Ситой и Рамой. Под их влиянием мы погружались в изучение тамильского языка. Это трудно объяснить человеку непосвященному, но если проникнуть в недры языка, можно обнаружить различные обороты речи и художественные приемы.

Б.В. Свами: Благодаря знанию бенгали я имею об этом некоторое представление.

Ранганатхан: Это был наш самый любимый предмет. Мы получали большое удовольствие от этих уроков и всегда ждали их с нетерпением. Нам читали эпизод из «Рамаяны», написанной Валмики16, и мы сравнивали его с тем же эпизодом в переводе Камбы17. При этом все тексты толковали в свете комментариев предыдущих ачарьев.

На уроках санскрита мы заучивали много стихов и учились их ритмично произносить. К сожалению, сейчас в школах не обучают санскриту. Под влиянием политических сил человеческое общество лишается ценных знаний.

Б.В. Свами: Вы говорили, что после уроков вы собирались в дискуссионном клубе.

Ранганатхан: Да. Туда приглашали лучших учеников из окрестных школ, и там собирались все местные жители. Обсуждения проводили на разные темы, в основном по «Рамаяне», «Махабхарате» и историям из жизни Альваров18. Участникам предлагалось ответить на подобные вопросы: «Кто более положительный герой — Рама или Сита?» или «За что вы любите «Рамаяну»? Каждый своим ответом старался произвести впечатление на аудиторию и судей. Стремясь доказать свою правоту, участники рассматривали вопрос с разных точек зрения. Они могли доказать, что даже Равана имел положительные черты.

Б.В. Свами: Похоже, обсуждения велись в духе бхакти. Было ли там место адвайте — философии Шанкары?

Ранганатхан: Нет, никто не выходил за рамки вайшнавизма. Обсуждались только вайшнавские писания. Со временем, однако, обсуждения стали разбавляться далекими от философии темами. Так пытались пробудить интерес публики, но в результате обсуждения утратили свою изначальную прелесть.

Б.В. Свами: Чему еще учили в школе?

Ранганатхан: Традиционными предметами были тамильский язык, санскрит, истории из священных писаний. В начальной школе мы учили несколько глав из «Дивья Прабандхам», вишну-сахасра-наму, учились совершать сандхья-ванданам. В средней школе изучали современные науки и английский.

Б.В. Свами: Вас знакомили с эволюционной теорией Дарвина?

Ранганатхан: Обычно нам преподавали самые азы, к примеру, что H₂O — это вода, что она состоит из водорода и кислорода. Теорию эволюции тоже объясняли, но только в общих чертах.

Б.В. Свами: Представления о том, что человек произошел от животных, полностью противоречит вайшнавской философии.

Ранганатхан: Разумеется. Такие представления противоречат обычному здравому смыслу. Англичане внедрили европейскую систему образования, чтобы насаждать свое мировоззрение и идеалы. С этого начался упадок индийской культуры, изначальная чистота индийского общества была утрачена. Теперь «Рамаяну» в школах уже не преподают. Прежде человека считали образованным, если он хорошо знал «Рамаяну» и «Махабхарату», сейчас изучать священные писания в школе запрещено. Вместо этого нас учат, что наши предки были обезьянами.

Б.В. Свами: Какими были взаимоотношения между учителями и учениками?

Ранганатхан: Учителя имели власть над учениками и были вправе наказывать их за провинности. Ученики относились к учителям с почтением и немного их побаивались.

Б.В. Свами: Учителей уважали, не так ли? От них не ждали недостойных слов или поступков.

Ранганатхан: Да. Учителя пользовались почетом и доверием. Родители не вмешивались в отношения своих детей с учителями. Действия учителей всегда считались оправданными. Учителя вызывали родителей к себе и советовали им, как воспитывать детей, чтобы те вели себя хорошо. При необходимости они заставляли родителей изменить свой подход к воспитанию ребенка.

Учителям была небезразлична судьба их воспитанников, и они старались, чтобы те стали лучше. У них не было корыстных мотивов, они являли собой образец самоотверженности, доброты и строгости.

Б.В. Свами: В основном учителя были брахманами?

Ранганатхан: На девяносто девять процентов.

Б.В. Свами: К учителям относились как к гуру.

Ранганатхан: Совершенно верно. Мы их даже побаивались. Как все подростки, иногда мы позволяли себе вольности, но учителя не давали нам спуску. За дисциплиной следили очень строго. Мы боялись, что учитель пожалуется родителям. Это считалось позором.

Б.В. Свами: А как проходило обучение девочек?

Ранганатхан: Девочки учились только в начальной школе, где их обучали чтению и письму. Всему остальному их учили дома.

Б.В. Свами: Традиция Шри-вайшнавов богата праздниками. Не могли бы вы рассказать о некоторых из них?

Ранганатхан: Праздники проводились почти каждый месяц. Одним из главных ежегодных праздников был Брахмотсавам19. В храме Шринивасана он продолжался десять дней, но жители Серангулам и соседних деревень начинали готовиться к нему дней за двадцать. Мы чистили храм внутри и снаружи, белили стены, чинили и обновляли колесницы и т. п.

В храме Раджагопалана Брахмотсавам длился восемнадцать дней. В других храмах его праздновали лишь десять. Если не ошибаюсь, восемнадцатидневный праздник проводили только для Господа Раджагопалана в Маннаргуди. Маннаргуди называют «Дакшин Вриндаван» — «Южным Вриндаваном». Там очень большой храм, а Божество Раджагопалана необычайно красиво. Он держит в руках флейту, рядом с Ним стоит корова и другие атрибуты.

Каждое утро Божество торжественно выносили на паланкине. Паланкины отличались по форме и оформлению. Среди них были: пушпа-ратхам (его украшали цветами), Сурья прабха (паланкин в виде солнца), Адишешан (паланкин в виде божественного змея, на котором возлежит Господь), Гаруда (орел, носящий Господа на плечах), а также паланкины в виде лебедя, слона, коня и т. д. Каждый день мы помогали украшать паланкины, а затем участвовали в шествии по улицам. Перед каждым домом паланкин останавливался, и живущая в этом доме семья выходила предложить Господу подношения.

В последний день устраивали ратха-ятру. Чтобы в празднике могли поучаствовать и дети, в школах отменяли уроки. Вечером Господь проезжал на колеснице по соседним с храмом улицам. Колесница была огромных размеров. Двигалась она очень медленно, несмотря на то что ее тянули тысячи людей. Колесница останавливалась только тогда, когда Господу предлагали подношения. Иногда колесница не успевала доехать до храма за один день, тогда праздник продолжался еще один, а то и два дня. Во время праздника мы не чувствовали усталости, но потом болело все тело.

На десятый день праздника проводили обряд аннакутту. Господа выносили на красивую зеленую поляну возле храмового колодца.

Б.В. Свами: У Него был Свой сад?

Ранганатхан: Да, на территории храма. На поляне расстилали белую ткань и выкладывали на нее различные блюда из риса и множество других угощений. Когда вечером Господь выходил на поляну, этот пир предлагали Ему, затем прасад раздавали всем участникам праздника, которых было несколько тысяч.

Б.В. Свами: Все были довольны.

Ранганатхан: Да, все были счастливы. Люди получали от праздника огромное удовольствие и каждый год ждали его с нетерпением.

Б.В. Свами: Жители соседних деревень также приходили на праздник?

Ранганатхан: Да. Изо всех деревень в радиусе нескольких километров стекались толпы людей.

Б.В. Свами: Где они ночевали?

Ранганатхан: Тот, кто жил неподалеку, вечером возвращался домой. Другие ночевали в храме или на террасах в домах местных жителей.

Во время фестиваля люди собирались в храме рано утром. После абхишеки и утреннего шествия в просторном помещении на территории храма раздавали прасад. Зал вмещал несколько тысяч человек. Во время крупных праздников каждое утро вкушало более десяти тясяч. Их кормили превосходным рисом с йогуртом и другими блюдами, предложенными Господу.

Перед раздачей прасада зал освящали, повторяя мантру гаятри, затем пол выстилали соломенными подстилками, а арчакар выносил воду, которой омывали шалаграм. Каждый выпивал несколько капель этой воды, после чего начинался пир.

Праздничный завтрак состоял из риса с йогуртом и самбара, днем подавали три овощных блюда, овощные супы, сладости, самбар, расам (жидкий бульон к рису) и разные блюда из риса: рис с тамариндом, рис с кокосом, рис с йогуртом, с лимоном, сладкий рис и рис с манго.

Б.В. Свами: Вы говорили, что во время праздника мальчики помогали служителям храма.

Ранганатхан: Да, мы помогали поварам носить и чистить овощи, носить дрова, помогали украшать храм банановыми деревьями, раздавать прасад, убираться и т.д.

При раздаче прасада, важно было действовать слаженно и последовательно. Сначала из кухонных котлов мы перекладывали пищу в специальные раздаточные ведра. Когда все было готово, мы клали на банановый лист понемногу каждого блюда, а старшие в это время раздавали тиртхам (освященную воду). После этого собравшиеся, повторив «Хари бол», приступали к трапезе. Наевшись досыта, они расходились по домам.

Их место занимала следующая партия, иногда таких партий было шесть или семь. Как правило, в каждой из них люди заканчивали есть одновременно. Как только очередная группа поднималась с мест, мы тут же убирали за ними листы, мыли пол водой с коровьим навозом и вытирали его тряпкой, после чего в зал заходили следующие полторы-две тысячи человек.

Прасад мог вкушать любой, но готовить и раздавать его могли только те, кто был чист и имел духовное посвящение.

Б.В. Свами: Во время праздника люди были одеты в дхоти, чадары и другую традиционную одежду?

Ранганатхан: Разумеется. Люди приходили после утреннего омовения, поставив тилаку, с чадаром, завязанным вокруг талии, как носят в Южной Индии. В то время западная одежда была большой редкостью. Если кто-то осмелился бы войти в храм в западной одежде, ему наверняка сделали бы замечание и попросили бы уйти.

Б.В. Свами: Как в праздничные дни одевались женщины? Они надевали украшения?

Ранганатхан: Некоторые украшения женщины носили всегда: серьги в ушах и в носу, кольца на пальцах ног, браслеты. В праздники они наряжались по-особому: надевали свои лучшие шелковые сари и дополнительные украшения.

Б.В. Свами: Только в храм?

Ранганатхан: Нет, не только. Но идя в храм, надевали самое лучшее, особенно в такие праздники, как Дипавали20 и Понгал.

Б.В. Свами: А в обычные дни люди наряжались, когда шли на даршан?

Ранганатхан: Да, и в обычные дни тоже. Всем хотелось предстать перед Господом в лучшей одежде и с лучшими украшениями. В храм всегда надевали все самое лучшее, а когда возвращались домой, переодевались в обычную одежду.

Б.В. Свами: А небрахманы приходили в храм?

Ранганатхан: Да. Они приходили в храм, участвовали в ратха-ятре и других праздниках, ели прасад. Им только не разрешалось входить в комнату Божеств и на кухню.

Б.В. Свами: Значит, во время ратха-ятры брахманы не возражали, когда к ним прикасались небрахманы?

Ранганатхан: Нет. Принять участие в ратха-ятре мог каждый. Тянуть ратху разрешалось всем.

Б.В. Свами: Но в обычные дни брахманы старались не прикасаться к небрахманам.

Ранганатхан: Нет, до таких крайностей не доходило. Но нести паланкин с Божеством могли только брахманы. Остальным разрешалось присутствовать на даршане, но приближаться к Божеству они не могли. Сейчас все изменилось. Паланкин разрешают нести и небрахманам.

В дни рождения великих ачарьев, таких как Рамануджа и Намалвар, также устраивали праздник. В такие дни в храме готовили любимые блюда этих ачарьев и щедро их раздавали.

Зимой, в лунный месяц Маргаширша, устраивали еще один грандиозный праздник. Рано утром на прилегающих к храму улицах проводили санкиртану, после чего процессия направлялась в храм.

Б.В. Свами: Что они пели?

Ранганатхан: Имена Господа Хари. Это называлось Говинда нама санкиртаной. Кто-то вел киртан, остальные хором пели за ним под аккомпанемент мриданг и каратал. Бывало, что деревенские мальчишки, спавшие на гранитном полу перед храмом, услышав звуки санкиртаны, тут же поднимались и бежали за процессией, даже не умывшись. Но пятеро или шестеро ведущих, прежде чем начать санкиртану (в четыре-полпятого утра), принимали омовение и ставили тилаку. Процессия состояла в основном из мальчиков и мужчин от пяти до тридцати пяти лет. Санкиртана продолжалась полтора-два часа.

В конце пели тридцать стихов из «Тируппавай», молитвы на тамильском языке, в которой Андал21 молится Господу в умонастроении гопи. Она начинается так [поет на тамильском]:

«Жизнь за жизнью я буду служить Тебе. Нет у меня иной заботы...» Очень красивая молитва.

Затем Божеству предлагали горячий понгал22 и раздавали его пришедшим на утренний даршан. К семи утра мероприятие завершалось, и народ расходился.

По праздникам в храме собиралось много вайшнавов, которые декламировали Веды и «Дивья Прабандхам». Они делились на две группы, и когда первая группа заканчивала стих, вторая начинала следующий. Пели они очень мелодично и с чувством. После этого Господу пели мангалам.

Б.В. Свами: Что это?

Ранганатхан: Мангалам на санскрите означает «благо» или «благодать». Так называются молитвы, призывающие благодать. «Да пребудет слава Твоя во веки веков», «Да сопутствует Тебе победа и удача» и так далее. Конечно, Господь Сам является источником всей благодати, и мы, крохотные существа бессильны ее увеличить. Господь и без того вечно счастлив и блажен. Но все же у нас принято возносить такие молитвы. В последнем стихе говорится: «Все, что мы делаем, мы делаем ради Тебя, Господь».

Затем арчакар раздавал тиртхам и касался головы каждого особой короной, символизирующей стопы Господа. После этого все вкушали прасад.

Шри-вайшнавы празднуют и дни явления великих ачарьев. После того как в семь лет я прошел обряд упанаянам, отец возил меня в Шриперамбадур, место рождения Рамануджачарьи. Перед этим в течение нескольких дней он собирал рис, дал и другие продукты, которые затем отправил в Шриперамбадур на машине, мы же с ним поехали туда поездом. Мы приехали в разгар десятидневного праздника, посвященного явлению Шрипада Рамануджачарьи. По приезду отец отдал все продукты джияру23. Джияр хорошо знал отца. Отец относился к нему с большой любовью и почтением, а тот в свою очередь был всегда добр и внимателен к нему. Джияр поручил моему отцу быть распрорядителем кухни — следить за тем, чтобы повара не опаздывали с приготовлением и все гости были сыты. Помню, там была группа мальчиков из гурукулы24 — совсем маленьких, моего возраста — они наизусть пели «Дивья Прабандхам», все четыре тысячи стихов, да так красиво.

По случаю приезда ачарьи или джияра у нас в Серангулам также устраивался большой праздник. Встретить его и поклониться ему выходила вся деревня. Его сопровождала многочисленная свита из последователей, там также было много коров, лошадей и пять или шесть слонов. У ачарьи был величавый и почтенный вид. Местные жители приветствовали его пурна кумбхой, традиционным подношением из риса и кокосового ореха.

Б.В. Свами: Не могли бы вы рассказать об ачарьях и джиярах поподробнее?

Ранганатхан: Согласно Шри-вайшнавской традиции у каждого должен быть гуру, который выступает связующим звеном между преданным и Господом. Гуру называли ачарьей, тем, кто учит своим примером. Ачарья ежедневно возносил молитвы, читал проповеди, просвещал и вдохновлял преданных, прививая им вайшнавские ценности.

Каждая вайшнавская семья была связана через ачарью с парампарой. Они были связаны либо с семейным ачарьей, либо с санньяси, настоятелем храма или монастыря. Последних называли джиярами. Из поколения в поколение члены семьи получали духовное посвящение либо от семейного ачарьи, либо от джияра, возглавлявшего тот или иной храм. Ачарьи-домохозяева жили очень скромно и примерно, полностью посвящая себя духовной деятельности25.

Б.В. Свами: Ачарьи и джияры ходили пешком? Они ведь строго следовали древним традициям, которые запрещали святому или санньяси пользоваться каким-либо транспортом?

Ранганатхан: Да, они всегда передвигались пешком. Там, где они останавливались, сооружали просторный навес для животных. Сам джияр и его свита останавливались в доме. Для них освобождали один-два дома, хозяева которых на время перебирались к родственникам или соседям.

Б.В. Свами: В деревню приходил один и тот же джияр или разные?

Ранганатхан: Один и тот же, так как большинство местных жителей принадлежали к одной парампаре. Джияр, как правило, оставался в деревне на месяц. В течение этого времени каждое утро в одном из домов проводили особую церемонию. Местные жители собирались в этом доме и вместе с джияром возносили молитвы Господу. Затем джияр давал лекцию по «Бхагаватам» или «Бхагавад-гите» — чаще по «Бхагаватам», который считался важнейшим писанием. После лекции люди жертвовали джияру фрукты и деньги, а иногда — коров и землю. Затем джияр раздавал собравшимся акшата прасадам, после чего подавали сытное угощение.

Когда джияр жил в деревне, местные жители проводили торжественную церемонию в честь местных знатоков писаний. На нее собирались все деревенские брахманы, и джияр награждал тех из них, кто особо отличался познаниями в духовной науке. В знак признания их учености, он одевал им на плечи или повязывал вокруг головы особую символическую ткань. Затем ученым предоставляли слово, и вся аудитория с гордостью и удовольствием слушала речи своих эрудированных земляков.

Б.В. Свами: Значит, ученость ценилась высоко.

Ранганатхан: Да, это была великая традиция. Ученость ценилась очень высоко. Однако о ней судили не по наличию ученых степеней, а по глубине знаний богооткровенных писаний. Хорошо знать писания и учение сампрадайи должен был каждый брахман. Кроме того, было много выдающихся ученых, которые обладали поистине энциклопедическими познаниями. Они могли ответить на любой вопрос. Их талант был божьим даром. Разумеется, в том была и их личная заслуга. О великих ученых говорили, что «после долгих лет обучения под руководством осознавших себя душ и благодаря служению их стопам они пересекли океан ведического знания».

Ачарьей мог быть лишь тот, кто обладал небывалой эрудицией. Ведь быть ачарьей не значило просто принимать почести. В те дни у вайшнавов было немало философских оппонентов, и чтобы одержать над ними победу, требовались глубокие познания и духовный опыт. Своей ученостью ачарьи поддерживали авторитет сампрадайи. Они также умели раскрывать глубинные значения текстов «Бхагаватам», просвещая и вдохновляя преданных. Поэтому их называли бхагаватами, что значит «те, кто воплощает собой учение Бхагаватам», и относились к ним с величайшим почтением.

Впрочем, у вайшнавов было принято оказывать почтение всем преданным, а не только самым возвышенным. Встретив другого преданного, Шри-вайшнав говорил: «Нараяна даса, дасанудасан» — «Я слуга слуг Господа», после чего преданные кланялись друг другу. Каждый на поклон отвечал поклоном. У женщин была традиция каждый вечер выражать почтение старшим членам семьи. Они даже шли в соседние дома, чтобы поклониться пожилым вайшнавам, которые сидели во дворе.

Б.В. Свами: Расскажите, пожалуйста, о других семейных традициях. В семьях брахманов знаменательным событием считается церемония упанаянам.

Ранганатхан: Обычно обряд упанаянам проводили, когда ребенку исполнялось семь лет, а иногда даже раньше. Это делали для того, чтобы он как следует совершал сандхья-ванданам. Мой отец наказывал матери, чтобы она не кормила меня, пока я не повторю сандхья-ванданам. «Проследи, чтобы перед школой он не забыл повторить сандхья-ванданам», — говорил он.

Другим важным событием была смена брахманского шнура и последующая церемония гаятри джапам. Раз в год все брахманы заменяли свои старые священные шнуры новыми. Церемоний и праздников, посвященных Господу, было великое множество, так что даже живя семейной жизнью, мы не могли о Нем забыть, забыть о том, что служение Ему — это цель жизни.

Также пышная церемония проводилась по случаю смерти. Незадолго до кончины родственники умирающего готовили корову с теленком. В момент смерти они жертвовали ее какому-нибудь бедному брахману. Существовало поверье, что душа усопшего, схватившись за хвост коровы, возносится в духовный мир. На двенадцатый день после смерти родственники жертвовали еще одну корову с теленком. Корову дарили хорошую, дававшую не меньше пяти литров молока в день.

Б.В. Свами: Вы соблюдали Экадаши?

Ранганатхан: В Экадаши мы пили только воду с листьями туласи. В этот день люди ничего не ели, посвящая больше времени духовной практике. И спали в этот день без подстилки, прямо на полу.

Б.В. Свами: Что делали накануне Экадаши?

Ранганатхан: Вечером накануне Экадаши ужин был очень легким. Старались не наедаться, чтобы легче было поститься. Пост прерывали на следующий день после Экадаши около семи утра. Вначале прасадом кормили брахмачари, затем ели все остальные. На Двадаши, следующий день за Экадаши, готовили много блюд. Причем, их особо подбирали таким образом, чтобы успокоить желудок после двадцатичетырехчасового поста. Пища оказывала охлаждающее и успокаивающее действие на разгоряченный, пустой желудок. После суточного поста нельзя было набивать живот чем попало.

Б.В. Свами: Самый главный и самый любимый праздник в Тамил Наду — Понгал.

Ранганатхан: Да. Мы называем его по-другому. У вайшнавов свои названия для каждого праздника и даже для каждого блюда. Они всегда связаны с Господом Хари. Вот почему некоторые с трудом понимают язык вайшнавов-брахманов.

На следующий день после Понгала устраивался праздник коров, называемый Маттупонгал. «Маду» значит «корова» — «коровий понгал». В этот день рано утром женщины приносили на берег реки разные блюда из риса и выкладывали их на листья куркумы. Естественно, на такой пир слеталось много птиц. Женщины молились, чтобы члены их семей всегда были вместе, подобно птицам, вместе живущим и вместе кормящимся. Еще в этот день братья дарили подарки сестрам — украшения, одежду, деньги — кто что мог.

На Маттупонгал коров мыли в реке и украшали кункумой, тилакой и цветами. Затем несколько тысяч коров сгоняли на большую поляну, где их кормили отменным понгалом и бананами.

В храме держали тысячи коров. Зайдя на территорию храма, можно было ощутить особую атмосферу. Присутствие многочисленных коров наполняло все вокруг святостью и покоем. Мы постоянно слышали мычание огромного стада. В храме также держали два или три слона, которые время от времени громко ревели.

У нас была корова Лакшми. Она была настолько благоразумной, что, когда мне был всего год, моя мать клала меня рядом с ней и уходила занимаматься домашними делами, а Лакшми в это время за мной присматривала. Ее даже не привязывали. Она свободно уходила из дома и возвращалась обратно, когда хотела.

Никто в доме, включая женщин, ее не боялся. Один из старейших членов нашей семьи, несмотря на свои восемьдесят шесть лет, каждый день выводил ее из хлева за веревку, привязанную к носу. Мы просили его не рисковать, ведь он был стар и слаб. Но корова, несмотря на свои внушительные размеры, большую силу и длинные рога, вела себя так смирно, что никто и не думал ее бояться. Ей ничего не стоило, подцепив деда рогами, поднять его в воздух. Но он всегда нам говорил: «Это моя корова, и нрав у нее такой кроткий, что она никогда не позволит себе ничего плохого. Я ухаживаю за коровами с самого детства. Это наша семейная традиция. Корова никогда меня не обидит».

Б.В. Свами: Когда с коровой хорошо ообращаются, она отвечает тем же. В наше время с коровами обращаются плохо, и люди боятся к ним подходить.

Ранганатхан: Богатые семьи держали до сотни коров. И, разумеется, быков, на которых пахали. О них хорошо заботились. В Южной Индии были люди, которых называли конарами. Их главным занятием была забота о чужих коровах. Брахманы не доили коров сами. У каждой семьи был конар, который доил и кормил коров, следил за их здоровьем и сбивал молоко в масло.

Пастухи-конары были главными организаторами праздника Маттупонгал, и в этот же день чествовали их самих. Им подносили одежду для их семей, деньги, масло и другие подарки.

Жили в деревне и потомственные цирюльники, прислуживавшие в основном брахманам, которые регулярно брили голову. Профессия прачки также передавалась по наследству. Прачки стирали женскую и детскую одежду, поскольку мужчины обычно свою одежду стирали сами, когда принимали омовение, хотя и они иногда пользовались услугами прачки, чтобы отбелить свою выходную одежду.

Б.В. Свами: А кто смотрел за огородом?

Ранганатхан: В доме всегда было не меньше десяти человек, так что пять-шесть братьев по вечерам работали в огороде. Это было для нас чем-то вроде хобби. Ведь овощи всегда можно было купить на рынке.

Б.В. Свами: Вы делали свое собственное масло?

Ранганатхан: Иногда, но чаще покупали. У нас в деревне была мельница, где делали кунжутное масло. Жернова приводились в движение ходившими по кругу быками. Мы заливали это масло в лампы, которыми пользовались утром и вечером.

Б.В. Свами: Вернемся к разговору о религиозных обрядах. Из них свадьба, пожалуй, — самый пышный и красочный.

Ранганатхан: Нынешние свадьбы не сравнить с теми, которые праздновали раньше. Сейчас все делается в спешке, за пару дней. Раз, два и готово. Прежде все делали, не торопясь, соблюдая все тонкости и детали, понимая их смысл и значение.

Свадьбы устраивали пышные — праздновали по меньшей мере пять дней. На торжество приглашали всю деревню. Даже знакомство семьи жениха с родственниками невесты проходило очень торжественно. Сама свадьба состояла из множества разных обрядов и цермоний, которые часто отражали игры Господа Кришны и Рукмини деви. Обряды проводили под аккомпанемент традиционных инструментов, таких как надасварам26. Для жениха и невесты устраивали игры, в которых проверяли их умения и сообразительность. Также пели песню, в которой рассказывалось, как Господь женился на Андал. Свадьба включала в себя множество аспектов, о которых сейчас практически забыли и перестали придавать им значение.

Б.В. Свами: В каком возрасте юноши вступали в брак?

Ранганатхан: Прежде — в четырнадцать-пятнадцать, позднее — в двадцать два - двадцать три, а сейчас — в тридцать лет. В столь юном возрасте подростки ничего не знали о браке. Все устраивали родители. Также были случаи, когда у человека было две жены, но на таких окружающие смотрели свысока.

Б.В. Свами: На мужа или на вторую жену?

Ранганатхан: На обоих.

Б.В. Свами: Разве иметь двух жен противоречило традиционной культуре, в особенности, если первая была бесплодна или рожала только девочек?

Ранганатхан: По крайней мере, у нас это было не принято. Жениться вторично позволялось лишь тому, чья жена умерла молодой.

Б.В. Свами: Итак, пару подбирали родители.

Ранганатхан: Да.

Б.В. Свами: Встречались ли жених с невестой до свадьбы? Невесту выбирали из той же деревни или из другой?

Ранганатхан: Жених с невестой впервые виделись во время свадьбы. Невеста, как правило, была из другой деревни, хотя в некоторых случаях могла быть из той же. Решающим фактором было мнение астролога. Если по гороскопу юноша и девушка подходили друг другу, за их семейную жизнь не волновались.

Б.В. Свами: В наши дни семейная жизнь настолько тягостна и обременительна, что если супругам удается хотя бы не ссориться, их брак считается счастливым.

Ранганатхан: Мы о таких проблемах не ведали. Люди жили очень счастливо. Простота и невинность позволяла супругам избегать разногласий. Женщины слушались своих мужей. Никаких раздоров не было и в помине. Случаи разлада в семье были крайне редки.

Б.В. Свами: Значит, женщинам приходилось во всем соглашаться с мужем.

Ранганатхан: Так было принято, но с ними обращались очень хорошо. Никаких побоев не было. Люди считали себя слугами Бога и свое предназначение видели в служении Ему.

Б.В. Свами: Они продолжали служить Богу, даже вступив в брак?

Ранганатхан: Да, под руководством старших. Ослушаться старших не осмеливался никто. В семье была дисциплина. Слово старших было законом.

Б.В. Свами: Старших уважали.

Ранганатхан: Да. Поскольку в семье были старшие, которым было по восемьдесят, а то и по сто лет, у молодых не было возможности действовать независимо — им приходилось подчиняться воле старших. Проблемы начинаются, когда молодые действуют самостоятельно.

Б.В. Свами: Неужели никто никогда не ссорился?

Ранганатхан: Отдельные случаи были, но никогда не доходило до того, чтобы супруги спорили и бранились прилюдно, как сейчас.

Мой отец неустанно повторял, что все мы принадлежим к одной готре27, что у нас одни предки, поэтому мы должны жить в мире, даже если нам трудно с кем-то ладить.

Мы следуем этим заветам и по сей день. Несмотря на то что я живу в Дубае, а мой старший брат — в Индии, мне надлежит уважать его и следовать тому, что он говорит. Конечно, он не указывает мне, как жить, но если дело касается всей нашей семьи, то, в конечном счете, я вынужден подчиняться его воле. Иногда я обращаюсь к нему за советом, хотя у меня самого уже взрослые дети.

Б.В. Свами: Итак, если случалась ссора, ее улаживали старшие.

Ранганатхан: Да. В основном споры возникали из-за земли и имущества. Другим поводом был выбор невесты. Если девушка была порядочной, проблем не возникало. Если нет — начинались конфликты. Если раздор не улаживали в самом начале, он мог перерасти в постоянную вражду. Иногда бывало, что братья, повздорив, разъезжались и жили врозь. Но такие случаи были крайне редки — я не смогу вспомнить больше двух или трех.

В нашей семье разлада не было никогда. Я не видел, чтобы отец когда-либо ругался с матерью. Иногда их мнения не совпадали, но они этого не показывали, чтобы не беспокоить нас, детей. Порой родителям приходилось нелегко, но они никогда не говорили нам о своих проблемах. Лишь спустя много лет, когда все уже было в прошлом, мы узнавали, через что им пришлось пройти.

Б.В. Свами: Что это были за трудности?

Ранганатхан: Иногда в доме не было денег из-за того, что нашу землю затопило наводнением и урожай пропал.

Б.В. Свами: А как жили те, у кого не было земли? Попрошайничали?

Ранганатхан: Профессиональных попрошаек, как сейчас, не было. Каждому было чем заняться. Людям хватало достоинства, чтобы не вести паразитический образ жизни и не становиться профессиональными попрошайками. Даже если в силу обстоятельств бедняки не могли свести концы с концами, попрошайничать все равно не позволялось. Всегда находился кто-нибудь, кто хотя бы кормил их прасадом. Не помочь бедному соседу считалось позором для всей деревни. Но сейчас на улице можно встретить много попрошаек.

Б.В. Свами: Часто люди готовили в расчете на нуждающихся?

Ранганатхан: Домохозяева часто готовили больше, чем было нужно, и кормили бедных. Если к нам в дом приходил голодный, моя мать сразу же его кормила.

Б.В. Свами: Как насчет полиции? Кто обеспечивал закон и порядок?

Ранганатхан: Полицейских мы никогда не видели и не слышали. Жизнь была спокойной и мирной. Никто не боялся оставлять двери незапертыми.

Б.В. Свами: А государственные власти?

Ранганатхан: Мы о них почти ничего не знали.

Б.В. Свами: Кем финансировался и в чьем ведении находился храм?

Ранганатхан: Храму принадлежали большие земельные участки, а управлял им попечительский совет, состоящий из высокоуважаемых людей, которые обязательно были вайшнавами.

Б.В. Свами: Они заботились о Божестве и имуществе храма?

Ранганатхан: Они управляли собственностью Господа, доходами храма и всем остальным. Люди были счастливы, что по милости Господа у них в деревне был такой замечательный храм.

Б.В. Свами: Государство не взимало с храма никаких налогов?

Ранганатхан: Нет. Храм полностью находился в ведении вайшнавов.

Б.В. Свами: Похоже, для людей, рожденных в традиционной индийской культуре, жить в единении с Богом не составляло никакого труда. Для них это было естественно. О другой жизни они и не ведали. Их умы были свободны от сомнений, бредовых идей и планов о том, как удовлетворять чувства. У них были дом и семья, но в центре их жизни был Кришна. Сотни тысяч людей вели обычную жизнь, но при этом были святыми преданными Господа. Им нетрудно было всю жизнь помнить о Кришне и в конце вернуться обратно к Богу. Как благословенна была Бхарата-бхуми28.

Ранганатхан: Посмотрите, что с ней стало теперь.

Б.В. Свами: Но ведь культура все еще жива. В Джайпуре на мангала-арати в храме Радха-Говинды до сих пор собираются несколько сотен преданных. Даже зимой, когда температура падает до нуля, стойкие завсегдатаи не пропускают ни одной службы. А в месяц Картика в храме круглые сутки толпы народу. До сих пор в Индии можно найти мудрых святых и блестящих ученых, знатоков писаний.

Ранганатхан: В целом, все же, уровень духовности в стране резко упал.

Б.В. Свами: Должен это признать. Почему это произошло? Что смогло за столь короткое время подорвать устои такой великой культуры?

Ранганатхан: Отвечу примером. Помните, мы говорили об управлении храмом? Так вот сейчас земли храма отошли государству. Попечителей сменили государственные чиновники, и началась коррупция. В два счета все встало с ног на голову. Правительство постановило: «землю — крестьянам». Это означало, что земля, бывшая собственностью брахманов, больше им не принадлежала. Урожай забирал тот, кто работал на этой земле. В результате землевладельцы были поставлены в зависимость от крестьян. Они не могли ни продать свою землю, ни распоряжаться ею по своему усмотрению. Брахманы сильно пострадали, ведь земля была их единственным средством к существованию.

Молодому поколению пришлось искать себе работу. Будучи способными людьми, брахманы хорошо себя зарекомендовали. В Индии многие брахманы занимают высокие правительственные посты. По всему миру, даже в моей компании, в Дубае, южноиндийские брахманы занимают многие руководящие должности.

Вскоре занимающим руководящие посты брахманам стали завидовать, тогда ввели квоты на их число в государственных учреждениях. Теперь на ответственный пост скорее назначат какого-нибудь пройдоху, который ничего не смыслит в этом деле. И к чему это привело? Индийское правительство погрязло во взяточничестве, коррупции и отличается неэффективностью.

Б.В. Свами: Вы рассказывали, что, вернувшись спустя много лет в родную деревню, были сильно расстроены.

Ранганатхан: Еще бы. Даже сейчас, когда речь заходит о состоянии древних храмов, мне хочется плакать. В последний раз, когда я был в храме в Маннаргуди, священник попросил меня пожертвовать десять рупий. Я просто расплакался. Ведь я своими глазами видел, в каком достатке служители храма жили прежде. Глядя на их нынешнее положение, я не могу сдержать слез.

В храмах — грязь и запустение. И никому, похоже, до этого нет дела. Там, где некогда бурлила жизнь, царила радостная, блаженная атмосфера, сейчас скучно, серо и пусто. Даже сомневаюсь, что они проводят ежедневную пуджу. Гошалу29 превратили в склад, хранят там мешки с рисом. Коров почти не осталось, да и об оставшихся заботятся плохо. Вот до чего дошло. Я просто с ума схожу, когда думаю, что стало с нашими храмами. Люди утратили понимание того, что храм — их общее дело. Это понимание необходимо вернуть.

Поэтому я считаю, что последователи Движения сознания Кришны вместо того, чтобы строить новые храмы, должны приобрести все эти святые места (в первую очередь — сто восемь вайшнавских дивья дешам30) и вернуть им былую славу, отреставрировав и обновив храмы. Нужно позаботиться о том, чтобы в храмах регулярно проводились службы, чтобы служителей не забывали, чтобы у них были средства к существованию.

Боюсь, что постройка новых храмов в это безбожное время приведет лишь к увеличению числа заброшенных. Судя по тому, что происходит, строительство новых храмов — дело рискованное, поскольку в будущем может статься, что поддерживать их будет некому.

Б.В. Свами: Но у правительства есть план возрождения древних архитектурных памятников.

Ранганатхан: Да, но кто возродит культуру, которая вдохновляла людей их создавать? И будут ли они использованы по назначению — для поклонения Господу? Можно отреставрировать храм, превратить его в музей или местную достопримечательность, но при этом погибнет культура, сама жизнь этого храма. Ведь храм — это не просто памятник архитектуры. Человек, пришедший в храм, должен стать его частью, проникнуться царящим в нем духом преданности Богу. Вывеска «памятник архитектуры» означает, что храм мертв. Поэтому возрождать храмы должны преданные — те, кто любит Господа, — а не бюрократы31.

Я до сих пор помню ту насыщенную духовностью атмосферу, в которой прошло мое детство. Я до сих пор с удовольствием вспоминаю праздники, пение «Дивья Прабандхам». Многие обряды я позабыл, многих не соблюдаю, но мне никогда не забыть, как удивительна была жизнь в то время.

Мы жили очень счастливо. Утром мы шли собирать цветы для Господа, по дороге пели о Нем песни. Все наши дела были прямо или косвенно связанны с Ним. У нас не было нужды в чем-то другом. Нам не хотелось куда-то уезжать или заниматься чем-то другим. Нам вполне хватало того, что мы имели.

Не было у нас и желания жить по-современному. Современная жизнь просто настигла и поглотила нас. В детстве я не видел ни одного автомобиля. Впервые я прокатился на нем, когда мне было двадцать лет. Теперь машина стала неотъемлемой частью моей жизни: на ней я еду на работу, к друзьям, даже в магазин за продуктами приходится ехать на машине. И купив эти продукты в пластиковой упаковке, я кладу их в холодильник.

Раньше об этих вещах я ничего не знал. Я не мог вообразить, что когда-нибудь буду жить, словно птица, в высотном здании, где живут сотни других людей, которые даже не знают моего имени. Теперь я живу на побережье Персидского залива, у меня хорошая работа, высокая зарплата, машина, все современные удобства. Но все это не сделало меня счастливым.

Милостью Кришны у меня есть все необходимое для благополучной жизни. Но знаете, чего я хочу? Я хочу вернуться в ту простую деревенскую жизнь, где в центре всего был Господь. Вот почему мы, живущие здесь индийцы, так охотно участвуем в киртанах и праздниках, готовим прасад и делимся им друг с другом. Все это стало возможным благодаря Шриле Прабхупаде. Основанное им движение вернуло нас к жизни. Без него мы бы погрязли в майе.

Примечания

Возврат к духовности или гибель

Вспоминая ранние годы своей жизни, Расараджа даса приходит к выводу, что традиционные духовные и философские устои индийского общества подорваны и что подлинная ведическая культура на грани вымирания. По его словам, мы обязаны возродить духовные ценности, и помогут нам в этом книги и наставления Шрилы Прабхупады — главный источник духовного знания в наше время. Иначе индийцы, оказавшиеся под натиском современного материалистического образа жизни, не смогут сохранить свою исконную культуру. Интервью состоялось в 1994 году.

Б.В. Свами: Пожалуйста, расскажите о себе —когда вы родились, какой была Индия в то время.

Расараджа: Я родился в 1951 году в Мадрасе. Семья моя принадлежит к роду Айенгаров[i]. Дом наших предков находится возле храма Партха Саратхи.

Б.В. Свами: Значит, вы коренные мадрасцы.

Расараджа: Тот дом принадлежал моему деду, его отец переехал в Мадрас из-под Коимбатора[ii]. Чем занимался прадед, не знаю, а дед был учителем математики в одной из школ в Трипликане[iii], где учились мальчики из семей брахманов. Мать говорила, что отец был первым в нашем роду, кто открыл свое дело в этом районе. Это показывает, как редки в то время — в тридцатые годы — были случаи, когда брахманы начинали заниматься предпринимательством. В сороковые годы отец стал импортировать лекарства. Во время Второй мировой войны потребность в импортных медицинских препаратах резко возросла, и отец на этом хорошо заработал. Для сравнения: участок земли площадью в четверть акра в Майлапоре, одном из самых престижных районов Мадраса, стоил тогда около ста рупий, отец же зарабатывал две тысячи рупий в месяц.

Б.В. Свами: Большие деньги.

Расараджа: Даже сейчас это считается приличным заработком. Трудно себе представить, что в те дни можно было купить на такие деньги. Для сравнения могу сказать, что отец моей матери, работавший на таможне, зарабатывал двадцать семь рупий в месяц. При этом, когда он выдавал ее замуж, он дал за ней семьдесят пять золотых соверенов приданного.

Когда я был ребенком, мы покупали рис в огромных джутовых мешках, называемых гони. В одном гони было пятьдесят килограмм риса. Даже люди среднего достатка всегда покупали рис мешками. Один мешок стоил тринадцать рупий. За рис высшего сорта.

В 1957-58-ом году, когда мне было лет семь-восемь, за поланны, то есть за три пайсы, можно было купить пару идли. В те дни работали специальные вегетарианские рестораны для брахманов. В них готовили очень вкусно и прежде чем подать еду на стол, ее предлагали Господу. К тому времени, чтобы заработать на жизнь, брахманы начали наниматься на работу и были вынуждены питаться в таких ресторанах. Однако со временем я заметил, что пищу в этих ресторанах Господу предлагать перестали.

Б.В. Свами: Мадрас и сейчас считается средоточием древних традиций, что уж говорить о прошлом. Расскажите немного о своей жизни в этом городе.

Расараджа: Как и большинство индийских городов, Мадрас имеет древнюю историю. В нем много храмов, в том числе известных храмов Вишну, которым по несколько тысяч лет. Здесь также находится храм Капалешвары (Господа Шивы). На его месте около двух тысяч лет назад Парвати поклонялась Господу Шиве, приняв форму павлина. Примерно в то же время святой поэт Тируваллувар, живший в Майлапоре, написал свою знаменитую книгу «Тирукурал».

Самый известный в городе храм — это Партха Саратхи Перумал Ковил («перумал» означает «Верховный Господь Вишну или Кришна», а «ковил» — «храм»). Это один из ста восьми главных храмов Шри-вайшнавов. Ему не меньше пяти тысяч девяносто одного года, именно тогда Господь Кришна пришел сюда после битвы на Курукшетре. Он на несколько дней остановился в храме, а затем остался в нем в форме Божества. Это произошло накануне Кали-юги. Если вы зайдете в храм, то на лике утсава-мурти[iv] Господа увидите многочисленные следы от стрел (ничего удивительного — ведь Господь во время сражения правил колесницей Арджуны).

Когда Господь Партха Саратхи пришел в этот храм, там уже поклонялись Божеству Нарасимхи. В Мадрасе есть и другие древние храмы Кришны. Один из них — Ади Кешава Перумал Ковил — был основан еще в Сатья-югу[v]. Так что Мадрас, действительно, древний город. Недавно ему вернули его прежнее название — Ченнай.

Мое детство прошло в играх возле двух древних храмов: Кешава Перумал Ковила и Мадхава Перумал Ковила. Каждый день в шесть вечера там проводили арати, после которого служитель выносил только что предложенный Господу прасад: горячий вен понгал[vi], саркари понгал[vii] а иногда и сундал[viii]. Он скатывал из каждого блюда небольшие шарики и раздавал их прихожанам. Съев свой шарик, мы снова тянули руки и просили: «Мама (дядя), дай еще прасада», и он давал нам еще немного. Конечно, в те дни я мало что знал о трансцендентной природе прасада Господа, поэтому я говорю, что мы его ели. Но правильнее будет сказать (как говорят преданные ИСККОН): «Мы его почитали».

Прошли годы, я вырос и из-за своей плохой кармы уехал работать в Америку. Там я мог деградировать, но меня спасли книги Шрилы Прабхупады, Божества Шри Шри Радха-Кунджабихари и преданные детройтского храма. Они напомнили мне о Кришне и о том, что я — Его вечный слуга. Я зарабатывал много денег, но все равно страдал, забыв о своих взаимоотношениях с Кришной. Духовный опыт, полученный в детстве, наполнился содержанием лишь после того, как я прочел книги Шрилы Прабхупады и стал следовать изложенным в них принципам.

Когда я приходил в храм и американские преданные говорили мне: «Пойдемте почтим прасад», я сразу вспоминал свое детство, как пожилые вайшнавы тоже вместо «кушать прасад», говорили «совершить прасадам севай[ix]».

Удивительный вкус прасада из детства я запомнил на всю жизнь: его готовили на топленом масле, с кардамоном, гвоздикой, камфорой и карамелью. Отведав прасада, мы бежали играть. Так мы жили, и не подозревая о величии культуры, в которой родились.

Напротив нашего дома жила одна пожилая женщина. Вечерами она собирала у себя соседскую детвору и учила нас повторять вишну-сахасра-наму. Каждый вечер мы сидели с ней и повторяли тысячу имен Господа.

Поскольку мы были Шри-вайшнавами, всю пищу в нашем доме сначала предлагали Вишну. Если мы, дети, забегали на кухню, бабушка говорила: «Пока ничего не трогайте. Это еще не предложено Перумалу (Вишну)». Мы предлагали пищу большому изображению Вишну.

Б.В. Свами: Какое Божество было на изображении? Ранганатх?

Расараджа: Нет, это был Говиндараджа Перумал из Чидамбарам10. Также у нас была шалаграма-шила. Стандарт поклонения ей не был высоким, зато изображение всегда находилось в центре всеобщего внимания. Каждое утро мы приходили ему поклониться.

Б.В. Свами: Это была репродукция или картина?

Расараджа: Картина, размером полтора на два метра. В те дни репродукций еще не было. Это была старая семейная реликвия.

Б.В. Свами: Сколько у вас братьев и сестер?

Расараджа: Семь братьев и четыре сестры. Семья у нас большая.

Б.В. Свами: Прежде такими были все семьи. Расскажите немного о семейной жизни.

Расараджа: Рассказать можно о многом. Например, я помню, что раньше, когда мы были детьми, муж и жена никогда даже не разговаривали друг с другом прилюдно. Мои дяди и тети на людях между собой практически не общались. Когда моя старшая сестра вышла замуж, помню, как мы смеялись над молодоженами, заметив, как они разговаривают друг с другом прилюдно. Муж и жена на людях должны были держаться друг от друга на расстоянии. Они могли разговаривать друг с другом, только оставшись наедине. Если замечали, что кто-то постоянно говорит со своей женой на людях, его называли асат. «Сат» значит «вечный», словом «асат» называли того, кто был погружен в преходящее — привязан к мирскому.

Б.В. Свами: Принцип объединенной семьи, вероятно, помогал поддерживать ее респектабельность и благонравие ее членов.

Расараджа: Да. Одно из преимуществ такой семьи заключается в том, что во главе ее стоят дед и бабушка. В нашей семье старшими были отец и мать. Но в объединенных семьях дед и бабушка занимают более высокое положение, чем отец и мать. Пожилые люди пользовались большим уважением. О них заботились, их почитали. На Западе я видел стариков, которым практически негде жить. В Индии сейчас можно увидеть то же самое.

Б.В. Свами: Ужасная жизнь. Одиночество. Страдания.

Расараджа: Их отправляют в дома престарелых.

Б.В. Свами: Как они несчастны.

Расараджа: Остаток своей жизни они проводят в ожидании смерти, несчастные и одинокие. В Америке чем старше вы становитесь, тем больше вами пренебрегают, но прежде в Индии было совсем иначе — чем старше был человек, тем большим уважением он пользовался. В традиционных семьях дед и бабушка всегда стояли во главе семьи, независимо от того, сколько зарабатывал отец.

Б.В. Свами: Я видел это своими глазами. Старшим никогда не перечат. Пятидесятилетний мужчина, у которого уже могут быть внуки, пока жив его отец, будет оставаться послушным сыном.

Расараджа: Нетрудно догадаться, почему в Индии и на Западе по-разному относятся к старикам. На Западе цель жизни — ублажать чувства, и чем старше вы становитесь, тем меньше вы на это способны, а значит, вы не можете достичь того, что считается целью жизни.

Никто не хочет быть рядом с престарелыми людьми, заботиться о них, ведь они напоминают человеку о его неизбежной участи. Поэтому стариков просто убирают со сцены, чтобы не портить идиллическую картину и не смущать молодежь, которая со временем стареет сама, и все повторяется снова.

Б.В. Свами: Некоторые отчаянно пытаются вернуть молодость с помощью пластической хирургии и других безумств.

Расараджа: В Индии же, по крайней мере, в прошлом целью жизни считалось духовное совершенствование и обретение мудрости. Выше всего ценилась способность владеть чувствами. И чем старше становился человек, тем больше у него было возможностей безраздельно посвятить себя духовной жизни и тем легче ему было обуздывать чувства. Поэтому положение стариков считалось лучшим. Молодое поколение чтило их мудрость и жизненный опыт.

Б.В. Свами: Это разумно, ведь человек учится на ошибках молодости.

Расараджа: Совершенно верно. Но из-за того, что люди в современном обществе не ведают истинной цели жизни, такие социальные аномалии, как непочтение к старшим, теперь наблюдаются и в Индии. Похоже, современные индийцы не понимают, что без возврата к духовности им ничего не исправить.

Б.В. Свами: Западное общество ужасно, а индийцы, попавшись на удочку пропаганды, слепо ему следуют.

Расараджа: Главный козырь этой пропаганды — миф о том, что в Индии плохо обращаются с женщинами. Несколько лет назад мне довелось читать лекцию перед аудиторией, в которой было много образованных женщин среднего возраста. Они выражали свое недовольство тем, что в Индии женщин притесняют. Тогда я им сказал: «Представьте, что вечером вы пошли на рынок купить овощей. Вдруг к вам подходит незнакомый мужчина и здоровается с вами. Такое возможно?» «Нет», — отвечали они.

«Может ли незнакомый мужчина подойти и спросить, как вас зовут?»«Нет! Это невозможно!»«А может незнакомец пригласить вас на ужин?»«Никогда! Мужчины не станут так вести себя с незнакомой женщиной. Если кто-то отважится на такое, его просто поколотят».

«Но на Западе, — сказал я, — мужчина может заговорить так с любой незнакомой женщиной. Так где по-вашему женщин уважают больше — в Индии или на Западе?»«В Индии», — ответили они в один голос.

«Значит, — подытожил я, — представления о том, что в Индии женщину притесняют, — навязанный вам вымысел. На самом деле, в Индии женщин уважают, как ни в одной другой стране».

Больше всего индийцы ценят в женщине целомудрие. Если же общество, напротив, считает, что женщине оно ни к чему и подталкивает ее при любой возможности с ним расстаться, кому нужна такая свобода? Свобода, приводящая к вырождению. Где здесь уважение к женщине?

Женщины в традиционной Индии были защищены и в экономическом отношении. При этом к ним прислушивались, им доверяли. Мой отец, как правило, не делал ничего, не посоветовавшись с матерью.

Б.В. Свами: Всего два поколения назад на Западе к женщинам тоже относились с уважением. Женщины не ходили в одиночку даже в магазин.

Расараджа: Верно. Когда в середине семидесятых я работал в «Дженерэл Моторс», один мой коллега (ему тогда было сорок пять, а мне — двадцать шесть) признался, что в его студенческие годы юноши и девушки не гуляли вместе по улицам и вели себя друг с другом намного сдержанней. «Эта свобода началась совсем недавно, — говорил он, — раньше такого не было».

Этот так называемый либерализм начался в шестидесятых. Правильнее будет назвать это анимализмом. Разумеется, и раньше многие вели распутную жизнь, в особенности богатые люди, но это не выставлялось на всеобщее обозрение.

Б.В. Свами: В шестидесятые они выдумали философию свободы.

Расараджа: Молодежь потеряла доверие к родителям, потому что те обманывали друг друга, ссорились и разводились. Поэтому любые поучения родителей о благонравии и уважении к старшим в глазах детей выглядели лицемерием. Это породило поколение хиппи. Дети шестидесятых отвергли культуру, в которой выросли.

Нынешнее поколение родителей в Индии идет тем же путем, подражая Западу. Индийские режиссеры не гнушаются западных любовных сюжетов. К примеру, замужняя женщина заводит роман с коллегой по работе. При этом люди думают, что им удастся привить моральные ценности своим детям. Они не понимают, что следующие поколения отвергнут все эти идеалы как полное лицемерие.

Кто-то может возразить: «Разве современное индийское общество свободно от недостатков?» Безусловно, проблемы есть. Но мы должны найти правильные пути их решения. Сравните опытного музыканта, который состарился, и юношу, который еще даже не учился музыке. Сыграть красиво не сможет ни тот, ни другой, тем не менее между ними огромная разница.

Социальные проблемы существуют и на Западе, и в Индии, но Запад — в особенности Америка, которая пытается навязать свою культуру остальному миру — подобен тому юноше, который ничего не смыслит в музыке. На Западе никогда не было прочного духовного или культурого основания. Индию же с ее великим духовным и культурным наследием можно сравнить с престарелым музыкантом-виртуозом. Так что подходы к решению проблем должны отличаться. Индии следует решать проблемы, обратившись к своему духовному наследию, а не пренебрегать им и подражать Западу.

Б.В. Свами: В Индии до сих пор есть много ценного, что может позаимствовать остальной мир. Например, ограничение общения межу мужчинами и женщинами. Оно делает жизнь человека цивилизованной. Без этого жизнь превращается в ад.

Расараджа: Стоит вспомнить о проблеме приданого. Сейчас давать за невестой приданое — противозаконно, хотя эта традиция испокон веков является неотъемлемой частью индийской культуры. В наше время многие выступают против нее, и судя по многочисленным газетным публикациям, она превратилась в настоящее зло. Но Шрила Прабхупада объясняет в своих книгах, что в древней Индии приданое не было обязательным условием. Оно было выражением любви родителей к своей дочери. На санскрите приданое называют «вара-дакшина». «Вара» значит «жена», а «дакшина» — это то, что добровольно отдают в знак уважения и любви. Количеству значения не придавали.

Все, что девушка приносила в дом мужа в качестве приданого, было ее собственностью и никогда не продавалось. Обычно все это имущество — драгоценности, золотая посуда и прочее — переходило по наследству к ее дочерям. Конечно, в старину каждый в Индии мог дать такую дакшину. Для многих семей приданое служило некоей гарантией экономической стабильности. Если муж испытывал финансовые затруднения, жена закладывала свое имущество, которое муж впоследствии выкупал и возвращал жене.

В те времена карма у людей была хорошая, а потому у них было что передать своим сыновьям и дочерям в наследство. В наши дни родители лишили своих детей и этого проявления любви.

Б.В. Свами: Никакой ответственности.

Расараджа: Нет дхармы11, потому нет и достатка.

Б.В. Свами: Ужасно.

Расараджа: Я говорил, что мужчины в традиционных семьях — и взрослые и юноши — каждое утро ходили в храм и только потом шли на работу, в школу и т.д. Вечером, вернувшись домой, мы мыли стопы и шли в комнату Перумала, где возносили молитвы или декламировали священные писания. Только после этого мать кормила нас ужином. Поев, мы читали, делали домашнее задание и т.п.

Б.В. Свами: Я помню, как моя мать (ирландка и убежденная католичка) каждое утро водила меня в церковь и заставляла всю семью хором повторять молитвы.

Расараджа: Прежде религиозность была повсюду. Но Индия уникальна тем, что это колыбель ведической культуры — самой совершенной из всех культур.

Б.В. Свами: Она намного превосходит остальные культуры.

Расараджа: Это лучшая из всех культур. В Индии возможностей совершить агьята-сукрити12 гораздо больше, чем в других странах.

Б.В. Свами: Бесспорно.

Расараджа: Большинство людей — будь то индусы, европейцы или американцы — невежественны в духовном отношении. Но в Индии любой может совершить агьята-сукрити, поскольку жизнь там построена на заповедях священных писаний. Тогда как на Западе люди не следуют даже тому немногому, чему их учат местные священники. В Индии Господь Вишну присутствует повсюду. Повсюду можно встретить прасад Вишну. Часто прасад Господа едят дТак живут практически все, даже те, кто не считают себя невайшнавы. Как это замечательно.

Б.В. Свами: Прасад Кришны едят даже невайшнавы?

Расараджа: Конечно! В крупные храмы Вишну ходили все без исключения, и всех там угощали прасадом Вишну. Человек не мог, побывав в Перумал Ковиле, не отведать прасада.

Б.В. Свами: А как насчет смартов?

Расараджа: В храмы Вишну ходили все. Им отдавали особое предпочтение. Даже смарты высоко чтили Господа Вишну.

Б.В. Свами: Посещали вайшнавы храмы Шивы?

Расараджа: Это зависело от семейной традиции. В общем и целом вайшнавы поклонялись Верховному Господу, хотя и к полубогам относились с почтением. Главное, что в храмы Вишну ходили все, и прасад там всегда был лучшим.

Жизнь женщин в нашей семье (моей матери, теток и др.) вращалась вокруг календаря, где были указаны важнейшие праздники, которые отмечали в разных храмах Тамил Наду. Женщины постоянно заглядывали в календарь и обсуждали эти праздники между собой. Бывало, что, встав рано утром и придя на кухню, я заставал там мать и бабушку за разговором о том, как сегодня в одном из храмов празднуют Гаруда Севу13. Когда я спрашивал: «А чем знаменит этот храм?», бабушка рассказывала мне какую-нибудь удивительную забаву, которую являл там Господь.

В Тамил Наду есть храм, где в особый день Господа сажают на Гаруда-вахану и проводят праздничное шествие. Мать рассказывала мне, как во время этого праздника происходит чудо. Внутри алтаря восседающего на Гаруда-вахане Господа поднимают всего пять пуджари. За пределами алтарной комнаты, чтобы удержать Его, требуется уже пятнадцать человек. Во внутреннем дворе храма Господа несут не менее сорока-пятидесяти носильщиков. А когда Господь выходит за ворота храма, Его с трудом удерживают сто человек. Божество становится необыкновенно тяжелым. По завершении шествия, когда Господь возвращается в храм, все повторяется в обратной последовательности. За храмовыми вратами Господа могут удержать уже полсотни носильщиков, в храме паланкин несут пятнадцать человек. И, наконец, в алтарь паланкин заносят всего пять служителей. Название этого храма я сейчас уже не припомню. Этот праздник проходит там и по сей день, и каждый год происходит это чудо.

Так женщины каждый день узнавали из календаря, в каком храме что празднуют, и рассказывали нам какую-нибудь историю. Даже готовили они в тот день то же, что и в том храме. Почти каждый день женщины делали особые праздничные приготовления. На Дипавали отец покупал всем детям и родным новую одежду, он также покупал одно дорогое шелковое дхоти и шелковое сари для Партха Саратхи и Лакшмиджи. В день Дипавали утсава-мурти Господа принимало участие в праздничном шествии. Женщины с балконов осыпали процессию цветами. А мужчины и дети приветствовали Господа на улице, предлагали ему дхоти и другие одежды. По возвращению в храм Божество было буквально засыпано подарками.

Б.В. Свами: Что делали со всеми этими дарами? Хранили в храме?

Расараджа: Да. Божества переодевали ежедневно. Использовали все подаренные одежды.

Б.В. Свами: Брахманы-пуджари получали какие-то одежды, после того как их предлагали Господу?

Расараджа: Не знаю. Помню, моя мать всегда предлагала свою новую одежду Лакшмиджи.

Б.В. Свами: В храме?

Расараджа: Нет, дома. Она клала новое сари на алтарь и оставляла его там на два-три дня. Только после этого она его надевала. Ишавасьям идам сарвам — «все принадлежит Богу»14 "— эту истину знал каждый. Поэтому сперва все предлагали Господу.

Б.В. Свами: Бог стоял в центре всей жизни.

Расараджа: Хотя люди могли не знать философии, сама их жизнь была ее воплощением.

Б.В. Свами: Шрила Прабхупада говорил, что современный индуизм — это ведическая культура, лишенная философии. Знание философии необходимо. Если ачарьи — влиятельные духовные наставники — не проповедуют философию, со временем она будет утрачена, и это пагубно скажется на жизни всего общества.

Расараджа: Верно. Приведу пример того, как лишенная философской основы культура подвержена деградации. Многие индийцы — вегетарианцы, но не по убеждению, а в силу воспитания. Поэтому, оказавшись на Западе, они, подражая окружающим, начинают есть мясо. Поскольку они никогда не задумывались о смысле вегетарианства, для них это — условность, от которой, попав в иную среду, можно отказаться. На работе и в гостях они видят, как люди едят мясо, и они начинают делать то же самое, стремясь выглядеть, как все. Они не ведают, какую ошибку совершают.

Некоторые все же остаются вегетарианцами. Однако само по себе вегетарианство еще не означает духовности. «Обезьяны тоже вегетарианцы», — говорил Шрила Прабхупада. Вегетарианство — необходимое, но отнюдь не единственное условие духовной жизни. Став преданным, вы находите в книгах Шрилы Прабхупады философское и духовное обоснование тому, почему нельзя есть мясо. На санскрите и в большинстве индийских языков мясо называется «мамса». Слово это состоит из двух слов: «мам» значит «я», а «са» значит «он». Мамса означает: «Сейчас я убиваю и ем тебя (животное), а в следующей жизни ты (животное) сможешь убить и съесть меня». Таким образом, мясоед отчетливо осознает, какое бремя кармы ложится на его плечи. Если вы едите курицу, вам придется родиться курицей и быть съеденной. Ману объясняет, что карма за убийство животного равно распределяется между тем, кто его убил, тем, кто привез мясо на рынок, тем, кто его продал, тем, кто его приготовил и тем, кто его съел. Но преданные не употребляют в пищу мясо потому, что они не едят ничего, что не предложено сперва Господу Кришне. А Ему можно предлагать только вегетарианские продукты. Об этом Он Сам говорит в «Бхагавад-гите».

Недавно, когда я летел из Бомбея в Дели, мой сосед, увидев, что я отказался от обеда, сказал: «Знаю, преданные ИСККОН едят только ту пищу, которая предложена Господу Кришне, не так ли?» Мое «нет» сильно его озадачило. Тогда я объяснил: «Преданные ИСККОН едят только ту пищу, которая должна быть вначале приготовлена специально для Господа Кришны. Только потом ее предлагают и после этого едят».

Если человек понимает философию, он не станет есть не то что мясо, но даже вегетарианскую пищу, если она не была приготовлена для Господа и не предложена Ему с любовью.

Тот, кто не ест мяса только в силу своего воспитания, не имея философского понимания, может легко отказаться от этой привычки. «Раз окружающие едят, значит, и мне можно».

Б.В. Свами: Сангат санджаяте камах.15

Расараджа: Именно. Вы сбиваетесь с пути истинного, даже не ведая, как это плохо. Без философии культура обречена на быструю гибель. Философия — основа любой культуры. Даже современный материализм появился из философских воззрений таких атеистов, как Фрейд, Хьюм и Рассел. Но истинно великая культура — та, в основе которой лежит подлинное знание о Боге.

В Индии это знание развивалось как целая наука, не имеющая во всем мире даже отдаленных аналогов. Но сейчас эта богатейшая культура, способная принести огромное благо всему человечеству, вытесняется западной антикультурой Микки Мауса и философией «живи в свое удовольствие». Это настоящая трагедия, и наша задача — остановить это безумие. Нужно дать людям истинную философию и показать им цель жизни. В этом заключается миссия ИСККОН. Остатки ведической культуры мы должны подкрепить ведической философией.

Б.В. Свами: Ваше воспитание во многом было традиционным. Затем вы уехали в Америку, достигли там определенного материального успеха, а потом вновь вернулись к служению Кришне.

Расараджа: Думаю, что удача родиться в семье Шри-вайшнавов выпала мне благодаря совершенной агьята-сукрити, но вследствие своей греховной природы я не смог воспользоваться этим в полной мере.

Б.В. Свами: Возможно, свою роль сыграло и отсутствие связи с сампрадайей.

Расараджа: Да, но я предпочитаю видеть причину этого в своей греховной природе.

Б.В. Свами: Совершенная в прошлом сукрити дала вам определенные духовные преимущества, но этого оказалось недостаточно.

Расараджа: Вы абсолютно правы. В наши дни люди даже не понимают, какая это удача родиться в Индии. Они пренебрегают этой редкой возможностью. Многие молодые индийцы, уехавшие в США, чтобы жить по-новому, потеряли всякие представления о нравственности и морали. Но стоит им повстречать книги Шрилы Прабхупады и познакомиться с философией, и они поймут, что из-за своей греховной природы они упустили удивительную возможность достичь духовного совершенства. Сейчас модно говорить: «Бог вездесущ». Но мы спрашиваем: «О ком вы говорите?» Необходимо подлинное знание.

Такое знание актуально всегда и везде. Чанакья Пандит, к примеру, говорит, что покинуть родную деревню и обосноваться в другой человека заставляют его собственные грехи. Тогда что говорить о том, кто едет жить в другую страну? Возможно, слова Чанакьи звучат старомодно и несовременно, но в них истина. Нет никаких сомнений в том, что живущие на Западе индийцы ощущают себя людьми второго сорта. Отправляясь на Запад, они надеются получить лучшее, что есть в Индии, и лучшее, что есть на Западе. Но в результате не получают ни того, ни другого.

Некоторые из наиболее преуспевающих индийцев, живущих в Америке, говорили мне, что поскольку они — индийцы, они не могут продвинуться по службе выше определенного уровня. Я знаю много пожилых индийцев, которые эмигрировали в США, чтобы жить с сыном или дочерью. Вскоре они осознали, что в Америке они никто, тогда как на родине у них было положение, много друзей и родственников. Подобная дискриминация характерна не только для США. Она повсюду. В ту же Индию приезжает немало иностранцев учиться индийской музыке или чему-то в этом роде, но шансов стать такими же известными и знаменитыми, как индийские музыканты, у них нет.

Как то раз Прабхупада сказал про эмигрирующих на Запад индийцев, что Кришна позволяет пересечь океан только совершенным олухам.

Б.В. Свами: Так и сказал?

Расараджа: Да, по словам одного преданного. В моем случае это сущая правда. Однако в Индии еще есть праведные люди, которые не хотят ехать за границу. Помню, я читал, что президент партии «Индийский Национальный Конгресс» — Камалапати Трипати — никогда не покидал Индию, потому что ежедневно поклонялся Божеству Гопала. Несмотря на свое положение и множество приглашений из-за рубежа, он никогда не выезжал за пределы Индии. «За границей может не оказаться всего необходимого для поклонения Гопалу. А оставить Его я не могу. Поэтому я никуда не поеду», — говорил он.

Я не призываю к тому, чтобы никто не ездил за рубеж. Но нужно хотя бы попытаться понять и оценить высокий уровень последователей ведической культуры. Тогда, даже если у нас не получается следовать их примеру, мы будем их ценить, или, по крайней мере, понимать.

Б.В. Свами: В XVIII веке один из махараджей Джайпура отправился в Англию. На борт своего корабля он взял две огромные серебрянные фляги с водой Ганги. Он не желал пить английскую воду. Эти фляги до сих пор хранятся в музее Джейлера.

Расараджа: Удивительно! В наши дни первое, что вызывает опасение у приехавших в Индию иностранцев, — это питьевая вода. А этот царь, живший двести лет назад, не желал пить западную воду. Наглядный пример того, как мы деградировали, отказавшись от исконной культуры и традиций.

Иногда я навещал Сумати Морарджи16. Она принадлежит к древнему, богатому роду, одному из тех, на которых в свое время держалась наша культура. Она рассказывала мне, что эмиграционное движение «Прощай, Индия» возникло в ее доме. Ее дом часто посещали Мотилал Неру, Ганди и другие видные политические деятели, так что общение с руководителями государства было для нее делом привычным. Однажды у нее гостил правитель Траванкора с восемью своими женами. Разумеется, живет Сумати Морарджи не в простом доме, а в роскошном особняке с огромным садом. Хотя царь уже не правил, глядя на него, по словам Сумати Морарджи, можно было понять, что значит царская жизнь.

В первый же день царицы сами готовили царю завтрак. Одна из них пошла в сад, набрала там листьев и сделала их них чашки и тарелки. Другая нарвала цветов и сделала букеты. Каждая царица сделала что-то своими руками, и когда они поднесли завтрак царю, Сумати Морарджи поняла смысл слов: «Пища, достойная короля». Атмосфера была совершенной. Царь вкушал из искусно сделанной посуды, подносы были украшены цветами и благовониями. По словам Сумати Морарджи, она также поняла, что значит быть женой царя. Все царицы были настоящими мастерицами. Они знали, что и как нужно делать. Хотя у них были слуги, царю они служили сами и точно знали, как ему угодить. Сумати Морарджи рассказывала, что была просто поражена уровнем их культуры, и это при том, что в ее собственной семье традиции чтили свято.

Оглядываясь назад, могу сказать, что я собственными глазами наблюдал за упадком ведической культуры. Я принадлежу к поколению, которое одной ногой стоит в традиционном укладе жизни, а другой — в жизни современной. Я рос, окруженный внешними атрибутами ведической культуры. Целых шесть лет в школе я изучал санскрит, но так и не узнал, что я — не материальное тело, а духовная душа. Казалось бы, изучая санскрит, я получал ведическое образование, но в действительности я не понимал, для чего я его учу. Поэтому, поступив в колледж, мы очень быстро переняли западный образ жизни. Если мы, индийцы, не отнесемся со всей серьезностью к посланию «Бхагавад-гиты», мы, сами того не сознавая, предадим собственную культуру.

В наши дни уже никого не удивляет, если муж и жена, даже если между ними хорошие отношения, живут и работают в разных городах. По статистике каждый второй брак в Индии распадается. Когда я был ребенком, помню, в газете напечатали статью о разводе в городе Пуна. Представляете себе? Об этом написали в газете, потому что развод для Индии был тогда неслыханным событием — и это каких-то сорок лет назад!

Разводясь, люди оправдываются: «Зачем принуждать себя жить вместе, если мы несчастны?» Это лишь еще раз свидетельствует о том, что мы забыли об истинной цели жизни — духовном совершенствовании. В прошлом индийцы рассматривали все, что с ними происходило, в более широкой перспективе. Возможно, вам выпали плохие карты, но вы не можете тут же тянуться к колоде, чтобы их поменять. Вы должны играть теми, что вам раздали.

Б.В. Свами: Смириться с судьбой.

Расараджа: Именно. Люди имели чувство долга, знали, что такое дхарма. Они жили по принципу: «Я имею то, что заслужил своими поступками в прошлой жизни, и должен жить так, чтобы будущее было лучше». Их взгляд на жизнь был гораздо шире сиюминутного «здесь и сейчас». Они знали, что их теперешняя жизнь — результат многих предыдущих.

Б.В. Свами: Иногда говорят, что реинкарнация — это оправдание, чтобы ограничить людям свободу выбора. Разве их жизнь не была более или менее предопределена с самого рождения? Не потому ли они смирялись с судьбой, что у них просто не было другого выбора? И разве современное общество не предоставляет человеку намного больше свободы делать то, что ему нравится?

Расараджа: Это известный аргумент. «В старину у людей не было другой альтернативы, и потому они жили вместе. Если бы они могли выбирать, они не стали бы этого делать». Довольно глупое, а точнее сказать, в корне неверное утверждение. Допустим, что в былые времена браки сохранялись из-за сильного давления со стороны общества. Какую же альтернативу предлагает нам современное общество? Взгляните на результаты. На Западе разводом кончаются семь браков из десяти. Когда я был в Германии, мне сказали, что число разводов там достигает аж восьмидесяти пяти процентов. Что бы ни говорили люди, цифры говорят сами за себя. Прежде практически все браки были успешными, сейчас же — все наоборот.

Так какая же система лучше и почему? Приехав в командировку в незнакомый город, вы пробуете поселиться в лучшей гостинице. Если это у вас это не получается, вы находите место попроще, ночуете там, делаете дела и уезжаете домой. В прошлом люди жили сдержанно и заботились главным образом не о материальном, а о духовном развитии. Поэтому, оказавшись в далеко не идеальной с материальной точки зрения ситуации, они с ней мирились. Но сегодня цель жизни — достичь материального совершенства, поэтому никто не желает мириться с недостатками, которые его окружают.

Современные представления о том, что можно свободно менять партнеров, пока не найдешь идеального, оказались абсолютно неоправданными. В шестидесятых-семидесятых годах на Западе было модно говорить: «Я ищу свой идеал» и при этом жить, с кем попало. Если с этим партнером ничего не выйдет, не страшно — попробую с другим.

Недавно я прочел в индийской газете одну статью, хотя обычно я газет вообще не читаю. Там приводились слова одной тридцатилетней женщины: «Я живу одна в собственной квартире. Я не знаю, кто мои соседи, но меня это не волнует. Я могу встречаться с любым мужчиной, с каким захочу. Единственным мужчиной в жизни моей матери был ее муж, поэтому моя жизнь ее шокирует. Но мне все равно, ведь она простая деревенская женщина». Она считает себя городской, культурной, но ее поступки отнюдь не свидетельствуют о высокой культуре.

Такой нецивилизованной жизнью живет сейчас весь мир. Из-за угрозы СПИДа врачи теперь советуют иметь не более одного партнера. Разве это не то, от чего пытались избавиться? Если вы не следуете законам Бога по доброй воле, делать это вас заставит природа. Шрила Прабхупада приводил пример законопослушного гражданина, который живет на свободе, и правонарушителя, который сидит в тюрьме.

Не нужно слепо верить тем, кто заявляет, что традиционный уклад жизни несовершенен и что нам нужны другие альтернативы. Возможно, мы больны и нуждаемся в лечении, но достаточно ли у вас знаний и опыта, чтобы нас вылечить? Если нет, то вы лишь навредите. Кто-то, видя зло, может попытаться его искоренить, но в результате сделать только хуже. Как я уже говорил, нежелание жить с одним человеком всю жизнь заставило людей менять партнеров, теперь появился СПИД, и все вынуждены вернуться к старому принципу «одного партнера». Не пора ли прекратить подобные эксперименты над человеком?

Приведу еще один пример. Однажды в Америке меня спросили: «Правда, что в Индии женят детей?»«Да, — ответил я, — моя мать вышла замуж в одиннадцать лет».«Разве это не варварство?»

В ответ на это большинство индийцев займут оборонительную позицию. Но псевдоинтеллектуалы, поклонники недалеких прозападных индийских писателей, согласятся. Однако к тому времени я уже начал читать книги Шрилы Прабхупады и потому нашел, что ответить. Уже в конце семидесятых в школах Детройта были специальные комнаты отдыха для беременных учениц.

Я спросил: «А правда, что в Америке девочки беременеют в одиннадцать-тринадцать лет?»

Ответ был утвердительным.

«Так что по-вашему большее варварство — детская помолвка или детская беременность?» Ответ был очевиден.

Индийцы, стремящиеся во всем подражать Западу, хотят запретить детские браки, но тогда им придется столкнуться с внебрачной детской беременностью. И это уже происходит. Чего еще ждать, если мы поощряем свободное общение юношей и девушек?

Что касается ранних браков, то будет вам известно, что невеста переезжала в дом жениха лишь по достижении шестнадцатилетнего возраста, а иногда и позже. В любом случае, хочется, чтобы вместо предвзятой критики в адрес ведической культуры, западные люди попытались понять ее глубокие духовные принципы. Следовать ей полностью или частично — другой вопрос. Сперва нужно понять и принять основопологающие духовные принципы. В данном случае, таким основополагающим принципом является целомудрие. Как именно следовать этому принципу, следует решать, исходя из сложившейся ситуации, но от самого принципа отказываться не следует.

Без сомнения, многие ведические традиции и обычаи, вырванные из духовного контекста, превратились в наши дни в жалкую пародию. Современная кастовая система, детские браки и проблема приданого — это лишь некоторые примеры. Но если взглянуть на принципы, лежащие в основе этих традиций, в духовном контексте, то они не только не являются недостойными, а наоборот, привлекают своей чистотой, поскольку призваны содействовать достижению духовной цели человеческой жизни — любви к Богу.

Я не призываю вернуться к прошлому и жить так, как жили наши предки. Это невозможно. Однако нельзя отрекаться от главного в нашей культуре — от того, что цель человеческой жизни — в достижении духовного совершенства. Вот почему я сравниваю то, как люди жили прежде, и то, как они живут сейчас.

решать проблемы, руководствуясь здравым смыслом. Шрила Прабхупада преподнес древнюю духовную пратику в доступной и практичной форме. Он наказал следовать четырем регулирующим принципам — воздерживаться от употребления в пищу мяса, рыбы и яиц; не принимать одурманивающие средства, включая чай и кофе; не вступать в недозволенные половые отношения и отказаться от азартных игр — а также повторять маха-мантру: Харе Кришна, Харе Кришна, Кришна Кришна, Харе Харе, Харе Рама, Харе Рама, Рама Рама, Харе Харе и ежедневно читать «Бхагавад-гиту как она есть». При этом вы можете продолжать исполнять свои материальные обязанности — духовное продвижение вам обеспечено.

Таков наш вызов современному обществу, в особенности индийскому. Что мешает вам принять основы духовной жизни: повторять Харе Кришна, соблюдать четыре регулирующих принципа и читать «Бхагавад-гиту как она есть»? Разве это так трудно? Прекратите осуждать древние индийские традиции, не понимая их смысла, и прекратите слепо подражать Западу, не разобравшись в сути. Дополните свою жизнь следованием этим правилам, благотворным даже с точки зрения здравого смысла. Что вам мешает?

Б.В. Свами: Иными словами, вы хотите сказать, что индийцы утратили философское понимание жизни. Тому немногому, что осталось от традиционной культуры, они следуют либо слепо, либо в силу привычки и при малейшем искушении легко с ним расстаются. Поэтому им необходимо начать читать книги Шрилы Прабхупады, следовать регулирующим принципам и повторять святые имена.

Расараджа: Да. Когда Индия обрела независимость, мы были зачарованы идеями технического прогресса, и Неру даже придумал девиз — «индустриализация или гибель». Теперь, когда промышленность развита, а духовность и культура — в упадочном состоянии, пришла пора сменить девиз на «возврат к духовности или гибель».

Б.В. Свами: Не только в Индии, но и на Западе.

Расараджа: Другим лозунгом независимой Индии было: «Сначала покончим с бедностью, а потом будем следовать дхарме». Но согласно Ведам, дхарма (религиозность) предшествует артхе (экономическому развитию), а не наоборот. Если есть дхарма, будет и артха, но если вначале стремиться к артхе, результатом будет адхарма (безбожие).

Люди обманывают себя, полагая, что, достигнув материального процветания, они снова станут религиозными. Однажды один студент бросил мне вызов: «В Индии столько людей голодают. Не лучше ли накормить их, чем предлагать изысканные подношения Богу в храме?»

«Хорошо, — ответил я, — но тогда необходимо положить конец другим ненужным расходам — выпуску кинофильмов, производству сигарет и спиртного, скачкам, крикету и тому подобному и на полученные миллионы рупий кормить голодных. Почему бы вам не начать кампанию по запрету этих ненужных расходов? Кроме того, предложенного Ему Кришна не забирает, а возвращает все в том же виде и в добавок одухотворяет подношение. Что же плохого в том, чтобы предлагать что-то Богу?» Ответить ему было нечего, и он сел на место.

Это всего лишь пропаганда. Они беспокоятся не о том, чтобы помочь миллионам голодающих. В противном случае, они руководили бы страной более честно и эффективно. На самом деле, они используют голод, ими же созданный, в качестве довода против поклонения Богу. «Не мы породили эти проблемы, — говорят они. — Ущерб, нанесенный обществу религией, настолько велик, что потребуется время, чтобы исправить сложившуюся ситуацию». Подобные утверждения — сущий вздор. Любой, кто имеет глаза, видит, что за пятьдесят лет их правления положение только ухудшилось.

Постепенно индийцы утрачивают всякое понимание величия своей духовной культуры, обрекая ее на гибель. Все происходит потому, что дети, несмотря на все атрибуты традиционной жизни, не получают подлинного духовного знания. Мой собственный пример является, скорее, исключением, тем не менее несмотря на рождение в семье Шри-вайшнавов, я впервые узнал о карме и реинкарнации в Америке, прочитав книгу Шрилы Прабхупады.

Б.В. Свами: [Удивленно] Неужели до приезда в США вы никогда не слышали о карме и реинкарнации?

Расараджа: Разумеется, слово «карма» я слышал много раз. Иногда кто-нибудь говорил: «Такая уж у него карма». Помню, как в детстве, когда кто-то из нас проказничал, мать хваталась за голову и говорила: «Прарабдхам!» Тогда я думал, что так на санскрите называют озорных детей. Теперь я знаю, что это название одной из стадий созревания кармы. Очевидно, мать имела ввиду, что такие озорники родились у нее из-за ее прошлых прегрешений. Возможно, я слышал и слова «пунар джанма» (новое рождение) и даже понимал их смысл. Но при этом я не имел ни малейшего представления о том, какое отношение карма и реинкарнация имеют ко мне. О философском и духовном значении этих понятий и их непосредственном влиянии на мою жизнь я узнал только из той книги, что прочел, живя в США. Можете себе это представить?

Б.В. Свами: Невероятно.

Расараджа: Когда я стал преданным, один из моих братьев, который живет в Англии, позвонил мне в детройтский храм и спросил: «Что случилось? Почему ты присоединился к Харе Кришна?» «Просто я понял, что за этой жизнью будет следующая, — ответил я, — и если я не проживу ее как следует, а буду потакать животным наклонностям, то в следующем рождении стану животным или того хуже. Но развивая свои духовные наклонности, я буду продвигаться по пути обратно домой, на Вайкунтху, где в окружении бесчисленных душ, подобных мне, живет Господь Кришна. Я хочу, чтобы моя следующая жизнь была лучше нынешней. Вот почему я присоединился к движению Харе Кришна».

«Что это за бред о «следующей жизни»? — сказал он. — Со смертью всему приходит конец». Я был потрясен. Раньше я был невеждой, но судя по словам брата, он над этим размышлял и сам пришел к такому заключению.

Б.В. Свами: Как же они далеки от философии.

Расараджа: Я сам был удивлен, когда узнал о принципах реинкарнации — что по неосторожности можно угодить в низшие формы жизни. Я сказал себе: «Вот это да! Я жил и ничего не знал о цикле рождения и смерти. Почему никто не рассказал мне об этом?»

Б.В. Свами: Трудно себе представить, как, родившись и получив воспитание в традиционной семье Шри-вайшнавов, вы могли не иметь ясного представления о карме и реинкарнации.

Расараджа: Многие индийцы думают, что знают о реинкарнации. Но на самом деле, они в нее не верят — не верят в то, что могут опуститься до жизни в теле животного. Подобно вору, который надеется, что его не поймают, хотя знает, что многих его собратьев уже поймали. Многие так называемые благочестивые индийцы имеют все шансы родиться животными, если не одумаются. Но они с этим не согласятся. Чтобы понять, что истории из священных писаний приложимы к нашей жизни, требуется подлинное духовное знание.

Они полагают, что само слушание историй о карме и реинкарнации прибавит им благочестия и позволит попасть в рай. По их мнению, чтобы попасть в рай, достаточно просто слушать эти истории. Большинство индийцев, похоже, вообще не видят связи священных писаний с реальной жизнью.

Мои представления были еще более наивными. Я слышал эти истории от своей матери еще ребенком. Когда мать кормила нас ужином, вначале она раздавала из большой кастрюли рис с самбаром — каждому по половнику, затем клала добавку до тех пор, пока в кастрюле ничего не оставалось. Потом она раздавала рис с расам, далее — рис с йогуртом, и все это время рассказывала истории из «Рамаяны» и «Махабхараты».

Так что недостатка в так называемом традиционном воспитании у меня не было. Картина была идиллической. Помню, как мать говорила: «Ничего не оставляйте. Если оставите хоть одно зернышко, оно пойдет к Вишну на Вайкунтху и пожалуется: «Меня не съели». Теперь я понимаю, что так нам прививали правильное отношение к прасаду, но тогда наше философское понимание традиционной культуры равнялось нулю. Мы походили на человека, который повторяет предложение на китайском, не понимая при этом ни слова.

Б.В. Свами: Родившись в семье вайшнавов, вы знали о Вишну с самого детства. И все же вы утверждаете, что не имели о Нем должного представления.

Расараджа: Да. В детстве я каждый день ходил в храм Вишну, но лишь затем, чтобы поиграть. Конечно, там меня угощали прасадом, и я, хоть и неосознанно, получал от этого благо. Позднее, учась в Университете Аннамалай в Чидамбарам, я каждую пятницу ходил на даршан в известный храм Говиндараджа. Каждый раз я покупал немного прасада, но только потому, что он был необычайно вкусным. Однако я никогда не задумывался ни о Боге, ни своей связи с Ним. Думаю, подсознательно я понимал, что Бог — это личность, но я никогда не пытался эту личность понять, тем более, что к этому меня никто не побуждал. Я знал, что Вишну живет у нас дома, и часто заходил в Его комнату. Но научного знания о Боге у меня не было.

Научное знание о Боге можно получить от того, кто знает, что Вишну — источник всего сущего и что все предназначено для Его удовольствия. Помню, как отец говорил мне: «Когда Он выдыхает, многочисленные вселенные появляются, а когда вдыхает — они уходят в небытие». В этом — истина.

У отца была большая книга под названием «Вишну Пурана», написанная неким Уильсоном, из которой он, вероятно, и черпал свое знание о Боге. Позднее, когда я стал преданным, я обнаружил, что книга эта была сущим бредом. Помню, как листая ее в библиотеке Института Бхактиведанты, я наткнулся на описание Шветадвипы, острова в молочном океане, на котором живет Господь Вишну. Буквально «Шветадвипа» означает «белый остров». Но этот Уильсон в сноске написал: «После долгих изысканий и размышлений, я пришел к выводу, что под Шветадвипой здесь имеются ввиду Британские острова». Представьте себе! Если он полагал, что Шветадвипа — это остров, где живут белые люди, то как насчет остальной Европы, где белых людей предостаточно? Какое тщеславие! Какая самонадеянность! Конечно, отец навряд ли разделял мнение Уильсона на этот счет, но факт остается фактом, что почти все признанные в научных кругах труды по ведическим писаниям просто нелепы. Большинство современных индийцев этого не знают.

Если вы начнете рассказывать индийцам о Боге, они ответят: «Я знаю про Кришну и Раму». Но, как правило, они либо вообще ничего не знают, либо имеют весьма странные, искаженные представления. Без подлинной философии все их знания бессмысленны. Доказательство этому — современная деградация Индии, несмотря на все традиции и обычаи. Индийцы отказываются от своей культуры даже с большей готовностью, чем мусульмане и христиане. Похоже, они не понимают, что большинство нападок на их культуру исходит со стороны тех, кто намерен во что бы то ни стало ее обесценить.

Я не призываю к слепому следованию обычаям. Индуизм изобилует обрядами, которым следуют, не понимая их смысла, что у думающих людей, естественно, вызывает отчуждение. Я хочу лишь сказать, что мы должны понять высшую науку бытия Бога — величайший дар ведического общества всему человечеству. Эта философия в совершенном виде представлена сегодня лишь в книгах Шрилы Прабхупады. В каком-то смысле ИСККОН является молодым движением, которому только предстоит установить свои традиции. Однако у этого движения прочная философская основа. Современная Индия усилиями своего народа все еще хранит остатки былой культуры. Теперь к ним следует добавить подлинную ведическую философию, донесенную до нас Шрилой Прабхупадой. Это принесет благо не только Индии, но и всему миру. Чтобы ведическая культура выжила, необходимы и традиция, и философия.

Б.В. Свами: В этом я с вами полностью согласен. Без подлинного философского понимания невозможно получить благо от следования религии. Как та история о зернышке, которое жалуется Вишну. Она хороша для детей, но если ребенку не привить философского понимания, став взрослым, он быстро забудет то, чему его учили, как это произошло в вашем случае. Если человек действительно понимает, что такое прасад Кришны, он не посмеет его выбросить.

Ваше воспитание было благотворным в том смысле, что вас учили, как вести себя правильно: оказывать почтение Господу Вишну, не выбрасывать Его прасад, избегать близкого общения с противоположным полом и т.п. — все это способствует духовному развитию и нравственности. Однако это обучение было несовершенным, поскольку вам не объяснили, почему это нужно делать.

Расараджа: Верно. Человек едет на машине, чтобы приехать туда, куда ему нужно. Он делает это не ради соблюдения правил дорожного движения. Разумеется, на дороге нужно следовать правилам, но цель поездки не в этом. Если вам некуда ехать, и вы просто колесите по улицам, строго соблюдая все правила дорожного движения, какой в этом прок? Рано или поздно вы устанете от бесцельной езды и перестанете следовать правилам.

Шрила Прабхупада поведал нам, что цель человеческой жизни не просто в религиозности. Необходимо понять цель жизни и следовать принципам религии, чтобы ее достичь. Истинная цель жизни — развить любовь к Богу и посвятить всю свою жизнь служению Ему. До тех пор пока человек не сделает это целью своей жизни, рано или поздно он перестанет следовать принципам религии. Именно это сейчас и происходит.

Б.В. Свами: Ваш отец принадлежал к сословию брахманов, но занялся бизнесом, делом вайшьев. В наши дни многие брахманы нанимаются на службу, хотя в «Шримад Бхагаватам» это запрещается. И все же большинство брахманов стараются поддерживать уровень своей культуры, хотя и не выполняют больше брахманических обязанностей. Многие из них — вегетарианцы, встают рано утром, проводят пуджу, возносят молитвы на санскрите и т.д. Так что, хотя с одной стороны, они пали, с другой — поскольку их культурный уровень был очень высоким, даже в падшем состоянии, они живут возвышенно. Как по-вашему?

Расараджа: Действительно, уровень культуры в современной Индии выше, чем в других странах. Но это напоминает лестницу внутри колодца. По ней можно либо спуститься вниз, либо выйти наружу. Так и мы с помощью нашей культуры можем либо возродить духовность, либо еще больше запутаться в материальном существовании. Выбор зависит от каждого из нас и от общества в целом.

Шрила Прабхупада говорил, что сколько бы нулей мы не прибавили друг к другу, результатом будет ноль, но стоит поставить перед ними единицу, и мы получим значительную сумму. Так же и с нами: сколько бы у нас ни было материальных достоинств, без понимания Верховного Господа Кришны и служения Ему, все они бесполезны. В «Бхагаватам» сказано: «Тот, кто не предан Кришне, не имеет никаких добродетелей».

Ваш вопрос вновь возвращает нас к моей главной мысли: хотя в индийском обществе сохранились остатки древней культуры, поскольку индийцы утратили связь с духовными корнями, теряется внутренняя суть, в результате остается лишь внешняя форма. Поэтому важно понять, что все добродетели, которые культура прививает человеку, в отрыве от духовной среды не имеют никакой ценности, они обретают смысл только в духовном контексте.

Вскоре после того, как я стал жить в храме ИСККОН в Детройте, я познакомился там с одним пожилым индийцем. Он ходил по храму с весьма гордым видом, как будто ему все было давно известно и он намного всех превзошел. Увидев меня, он удивился, так как остальные преданные были в основном американцами. Между нами завязался разговор, и в какой-то момент он сказал: «За всю свою жизнь я ни разу не брал в рот ни мяса, ни спиртного».

Я понял его намек на то, что другие, до того как стать преданными, это делали.

Тогда я спросил его: «Скажите, в Детройте разрешены карманные кражи?»

«Конечно нет!» — удивленно ответил он.

«А убивать законно?»
«Противозаконно».

«Значит, убивать и красть — незаконно, — подытожил я. — Но если вы будете ходить и хвастаться всем: «Я в жизни никого не убил и не обворовал», вам скажут: «Замечательно, но что хорошего ты сделал?» Мало просто не нарушать закон. Нужно приносить какое-то благо. Также и в духовной жизни, недостаточно просто воздерживаться от греховной деятельности».

Недостаточно следовать остаткам индийской культуры. Необходимо делать что-то для Кришны с любовью и преданностью.

Б.В. Свами: Вы родились в семье брахмана, а занятие брахманов — учить людей религии. Брахманы из сампрадайи Шри-вайшнавов традиционно сильны в философии, но несмотря на это, в детстве вы не усвоили даже азов духовного знания. Согласны ли вы с тем, что упадок религии в Индии в первую очередь обусловлен тем, что брахманы утратили философское понимание? Брахманы должны строго следовать религиозным предписаниям, руководствуясь указаниями священных писаний. Представители других сословий должны учиться у них религиозности. Поэтому как только брахманы перестали быть примером и пали, за ними последовали все остальные.

Расараджа: Согласен, но понятие брахман, как вы знаете, нуждается в правильном толковании. Брахман — это не тот, кто родился в семье брахмана. Шрила Прабхупада объяснял, что сын инженера не является инженером автоматически. Он сам должен обрести необходимую квалификацию, а иначе он останется лишь сыном инженера. Также и сын брахмана должен заслужить право называться брахманом, развив в себе брахманические качества. Когда сегодня кто-то называет себя брахманом, это означает, что пять тысяч лет назад, еще до наступления Кали-юги, один из его предков мог быть настоящим брахманом. Поэтому все современные брахманы должны понять, что они брахманы только на словах.

Настоящий брахман — это тот, кто постиг смысл жизни. Брахмана йо брахма джанати. (Брахманом называют того, кто постиг брахму, Всевышнего.) Такой человек не станет тревожиться о так называемых насущных потребностях, также как человек, садящийся в автобус не беспокоится о том, квалифицирован ли водитель, достаточно ли в баке бензина, известен ли водителю маршрут и т.д. Он знает, что обо всем этом уже позаботилось автотранспортное предприятие. Точно так же человек, знающий что цель жизни — постичь Бога, уверен, что, если он посвятит себя этой цели, Бог, верховный повелитель вселенной, позаботится о его нуждах.

Любой человек, обладающий таким пониманием, является брахманом, независимо от того, в какой семье он родился. Шрила Прабхупада на деле показал, как возродить брахманическую культуру в чистом виде. В ИСККОН любой — индиец или американец, мусульманин или индус, брахман или представитель так называемых низших сословий — может стать пуджари и заниматься брахманической деятельностью, при условии, что он следует брахманическим принципам. Разумеется, у сына брахмана гораздо больше шансов самому стать брахманом, если он того пожелает. Даже в наше время у сына образованного человека больше возможностей, чем у других, получить хорошее образование.

Брахман — это мыслящий человек, который изучает священные писания и обуздывает чувства, чтобы развить преданность Кришне. Кшатрии — это сословие руководителей, они поддерживают и защищают подданных. Вайшьи — сословие торговцев, осуществляющих товарооборот, а шудрами называют рабочих, которые не способны сдерживать свои чувства, но готовы служить тем, кто их обуздал.

Разделение общества на сословия основывалось в конечном счете на качествах человека, а не на его происхождении. В «Бхагавад-гите» Господь Кришна говорит, что система четырех сословий установлена Им. То, что установил Бог, нерушимо. Шрила Прабхупада часто говорил, что четыре класса — интеллектуалы, руководители, предприниматели и рабочие — есть в любом обществе, даже в коммунистических странах, претендующих на всеобщее равенство. Разница лишь в том, что брахманами в современном обществе считают ученых-материалистов, которые вместо того, чтобы учить людей жить в воздержании, предоставляют им всё лучшие возможности для чувственных наслаждений. Современные руководители, вместо того чтобы защищать народ, эксплуатируют или попросту грабят его. А бесчисленные представители торгового сословия занимаются махинациями на рынке ценных бумаг и выманивают деньги у простодушных людей, вместо того чтобы осуществлять товарооборот и развивать экономику. В результате страдает рабочий класс, вынужденный гнуть спину на недостойных хозяев.

И все это — во имя избавления общества от вредных пережитков прошлого. Какое лицемерие! Если наши древние традиции столь пагубны, то почему Индия привлекает остальной мир не чем-нибудь, а именно своей культурой и духовностью? Кто, как не современные лидеры, претендующие на роль спасителей нации от социальной несправедливости, повинны в том, что Индия стала одним из наиболее коррумпированных государств в мире и посмешищем в глазах мировой экономики. Индия находится в состоянии полного застоя — как духовного, так и материального. Страной управляют люди, нравственный облик которых настолько удручающ, что большинство индийцев не захотели бы видеть их гостями в своем доме. Большинство из них — просто мошенники. Не то что в гости, их даже не наняли бы прислугой, ведь они привыкли воровать. И этим людям позволено распоряжаться судьбой нации!

Граждане Индии должны всерьез задуматься над ситуацией, в которой оказалась страна, а также о своей неспособности трезво оценить происходящее, не говоря о том, чтобы воспротивиться сложившейся ситуации или попытатся ее исправить.

Б.В. Свами: Я так понимаю культуру. Когда человек идет по канату, внизу натянута сетка. Духовная жизнь сродни хотьбе по канату — нужно быть предельно осмотрительным. Но если вы оступились и сорвались вниз, культура вас спасет, и вы не сломаете шею. При наличии культуры, даже если вы не достигнете духовных высот, гибель вам не грозит.

Расараджа: Поэтому необходимо подчеркивать важность того, чтобы ИСККОН перенял традиционную индийскую культуру. Хотя многое из того, что именуют индуизмом, нелепо и неприемлемо, подлинная древняя культура, лежащая в его основе, весьма ценна для человеческого общества. Нельзя ставить на ней крест. Иногда у меня создается впечатление, что некоторые нерелигиозные индийские организации обладают большей культурой, чем ИСККОН, несмотря на отсутствие у них прочной философской основы.

Б.В. Свами: Не могли бы вы это разъяснить? Разве не традиционной культуре нужен ИСККОН? Ведь у нас есть воспевание святых имен, танцы, пиры, регулирующие принципы, поклонение Божествам, фестивали — разве может быть нечто большее в плане культуры? В писаниях говорится, что человек обретает все добродетели, просто став преданным Господа. Так нужно ли рассматривать культуру в отдельности? Разве в индийской культуре не много лишнего и ненужного для преданных?

Расараджа: Приведу пример. Когда устраивают большой пир, все должны спокойно рассесться и получить свою порцию прасада. Подлинная ведическая культура, в центре которой стоит Кришна, характеризуется как совершенной философией, так и совершенной культурой. С философией в ИСККОН проблем нет, но с точки зрения культуры, мы находимся на начальной стадии развития. Вроде пира, на котором угощения вдоволь, но его толком не раздают — каждый сам бежит на кухню и накладывает себе в тарелку. В современном индийском обществе еще живы древние культурные традиции, но философское содержание утрачено. Это напоминает пир, на который собралось много людей, все они культурно расселись, раздатчики готовы раздавать угощение, но прасада нет.

Индийцам необходима духовность в чистом виде. Истинная религия — это нечто большее, чем просто обряды, молитвы о материальном благополучии и сентиментальная набожность. Без должного понимания духовных и философских истин, индийцам не выжить под натиском современного материализма. Все больше и больше индийцев постепенно начинают осознавать, что ИСККОН — единственное, что можно противопоставить материализму, поскольку в ИСККОН есть внутреннее содержание, которого нет в современном индуизме.

С другой стороны, индийское общество по уровню культуры намного превосходит весь остальной мир, даже остатки ведической культуры весьма ценны. Преданные ИСККОН не смогут выжить в условиях материализма, не приняв ведическую традицию и ее культурные ценности.

Ведическая философия безупречна и трансцендентна, никакие превратности материального мира не могут на нее повлиять. Как последователи этой философии, стремящиеся достичь совершенства, мы должны впитать и культурную традицию, порожденную этой философией.

Б.В. Свами: Согласен. К сожалению, мы редко задумываемся над этим.

Говоря о ведической культуре, в числе прочего, мы подчеркиваем важность семейной жизни. Семья — основа общества. Отречение как принцип приложим ко всем, но отречение как образ жизни (санньяса) — удел единиц.

Расараджа: Верно. Даже семейная жизнь не чужда отречения. Поэтому ее и называют грихастха-ашрамом.

Б.В. Свами: Полностью отказаться от современного образа жизни нам, пожалуй, будет трудно — он слишком глубоко в нас укоренился. Но чем больше мы приблизимся к ведической культуре, тем лучше.

Расараджа: Чтобы распространить сознание Кришны по всему миру, необходимо объединить философию и культуру. Это — важная составляющая плана Шрилы Прабхупады по духовному возрождению человечества.

Б.В. Свами: Чтобы разобраться во всех тонкостях ведической культуры, западным людям потребуется какое-то время.

Расараджа: Зато индийцам не нужно много времени, чтобы понять и принять подлинную философию сознания Кришны. Когда должное философское понимание дополнит совершенную культуру, сознание Кришны распространится по всему миру. Ведь, как пишет Шрила Прабхупада в своем комментарии к «Бхагаватам»: «Это культурное Движение призвано возродить духовность в человеческом обществе».

Б.В. Свами: Одно из значений слова «культура» — «то, что приводит к изменениям; среда, в которой что-то развивается». Подобно йогуртовой культуре, добавленной к молоку. Философия подобна цельному молоку, а культура — тот ингредиент, который необходимо добавить, чтобы способствовать развитию в обществе духовности.

Расараджа: Хороший пример. Он напомнил мне один случай из детства. В Индии принято ежедневно делать свежий йогурт. Вечером женщины берут немного йогурта и заквашивают им молоко. На следующий день новый йогурт готов. Так семья в течение долгого времени может пользоваться одной закваской, и с каждым разом йогурт становится слаще и слаще. Так вот, в детстве по пути в школу я проходил через трущобы. Однажды я стал свидетелем ссоры двух их обитательниц. Помню, как одна из них сказала: «Да будет тебе известно, что даже йогурту в нашем доме уже пять поколений». В те дни даже обитатели трущоб гордились своими традициями и понимали их важность.

Б.В. Свами: Чтобы мир принял эту культуру, потребуется несколько поколений. Мы должны быть терпеливы. Запад лишь недавно познакомился с вайшнавизмом, а Индия сбита с толку. Чтобы все привести в порядок, потребуется время. Но Шрила Прабхупада заверил нас, что со временем эта культура изменит облик человеческого общества.

У современной цивилизации нет возвышенных идеалов. Люди трудятся в поте лица, делают всевозможные открытия в области техники, но от этого не становятся счастливыми. Вдумчивые люди по всему миру ищут чего-то лучшего. Шрила Прабхупада говорил о «культурном покорении» западной цивилизации. Он имел в виду нечто большее, чем группы танцующих людей. Если мы на деле продемонстрируем окружающим, что наш образ жизни лучше, разве они не захотят его перенять?

Расараджа: В этом и состоит наша задача: доказать людям совершенство ведической философии, а вместе с тем и совершенство основанной на ней культуры. Задача не из легких, но если мы будем действовать настойчиво и с верой в Кришну, Он непременно нам поможет.

Примечания